Сельское духовенство в Российской империи
И. Беллюстин
Трудно себе представить что-нибудь менее обеспеченное, более подверженное всем возможным случайностям в средствах жизни, чем сельское духовенство. А и эти сомнительные средства, как приобретаются они? В каком отношении они к самому служению священника? О, как много зла в этих средствах! Они: доход и земледелие.
Доход… Если б дали премию придумать что-нибудь, чтобы более уничижить, опозорить духовенство, из высокого и чудного служения сделать чуть не ремесло, то, верно, никто не придумал бы лучшего средства, как эти несчастные поборы с прихожан, что зовутся доходами. Священник отслужит молебен и — тянет руку за подаянием; проводит на вечный покой умершего — то же; нужно венчать свадьбу — даже торгуется <…>; даже — о верх нечестия и позора! — примирив кающегося грешника с Богом, он берет деньги; даже приобщив его Святых Тайн, он не отвращается с ужасом от денег… Что ж он, как не наемник? И какими глазами должны смотреть на него прихожане? О, пройдите из конца в конец Россию и прислушайтесь, как из-за этих проклятых доходов честят духовенство…
<…> Земледелие. Где земля хороша и священник обделывает ее собственными руками, там оно служит хорошим пособием. <…> Зато посмотрите на такого священника, есть ли хоть какой-нибудь признак, что он священник? Вот он возит навоз: возможно ли к нему, пропитанному азотом, с головы до пяток грязному, подойти под благословение? Вот он подсушивает овин. Можно ли подозревать в этом чудище, закоптелом, облеченном в лохмотья, служителя Бога вышнего? Вот он на пашне, в смуром кафтанишке до колена: что это, как не мужик?
А если от внешности обратиться ко внутреннему его состоянию, — Боже, какая загрубелость чувств, какое отсутствие всякого понимания, что он! Весь занятый уходом за скотом, за землей, свое прямое назначение он считает чем-то побочным, чем-то лишь мешающим делу, на которое он смотрит как на главное в жизни.
<…> Словом, священник-земледелец есть тот же крестьянин, лишь только грамотный, — с образом мыслей, с желаниями, стремлениями, даже и образом жизни чисто крестьянскими. <…> Верх его наслаждения — брататься с крестьянами в шумных и буйных их попойках; с удовольствием пойдет он в кабак, в трактир — куда угодно, лишь бы позвали; а не зовут, и сам не постыдится до безумия упиться там вместе с приятелем-прихожанином. <…> Нет, священник-земледелец не может быть истинным иереем, даже похожим на него <…>. Жизнь чисто физическая всегда убивает жизнь духовную; ют почему у священника-земледельца ни думы, ни помысла о чем-нибудь, что повыше его обыденной жизни, ни даже желания вырваться из этой грязной колеи, в которую погряз весь он.
Описание сельского духовенства в России. Лейпциг. 1858. С. 68-69, 73-75.
