О беглых крестьянах и эмиграции в XVIII веке
В. Бильбасов
Тяжело жилось русскому человеку в прошлом веке, тяжелее, чем в века предшествовавшие. Вполне закрепощенный земле, лишенный всех прав, поставленный вне закона, он был отдан на произвол грубого, невежественного властелина. Практика крепостного права быстро деморализовала все слои общества, все сословия: не только в крестьянском быту, но в военной службе и даже в религиозных делах жестокие нравы, культивируемые закрепощением, отравляли жизнь русского человека, делали ему отечество «нелюбезным». Помещик смотрел на «души», которыми владел, как на доходную статью; капрал «снимал шкуру» с рекрута, вбивая ему кодекс военных артикулов; последнее прибежище несчастных — церковь — в своих представителях того времени, тоже владевших «душами», утеряв «дух терпения и любви», насиловала совесть паствы, не дозволяя ей даже свободно молиться. Выход из этого, действительно, тяжелого положения был один — бегство из «любезного» отечества за границу.
При вступлении Екатерины на престол вопрос о «беглых» представлялся серьезным международным делом. Крестьяне бежали от своих помещиков, солдаты дезертировали от своих команд, раскольники уходили от православного духовенства. В семилетнюю войну, когда русская армия была за границей, число дезертиров, естественно, должно было увеличиться; особенно много оказалось их во время похода графа З.Г. Чернышева в Силезию. По заключении мира русские беглые оказались в Пруссии, Саксонии, в землях Австрии; но особенно много было их в Польше.
В XVIII веке Польша играла в известном смысле роль нынешней Швейцарии относительно русской эмиграции. Услуга Польши в этом отношении недостаточно еще оценена. События более позднего времени отшибли у русских людей способность трезво смотреть на явления более ранних периодов польской истории. Жалобы польских диссидентов заглушают в наших ушах вопли русских мучеников за веру; страдания польского «быдла» отводят нам глаза от мук русского мужика. Конечно, русский крестьянин, дезертир, раскольник бежал в Польшу не потому, чтоб за польским рубежом царила свобода, терпимость, гуманность — он не был даже знаком с этими понятиями; но в Польше того времени жилось привольнее, дышалось легче. Накоплению русских «беглых» именно в Польше содействовало в значительной мере также и географическое положение русско-польской границы. Дома было невыносимо, и русский человек уходил в близлежащие степи — за Волгу, Урал, на Дон, бежал в соседние государства — в Швецию, Турцию, Польшу, все равно, куда бы ни уйти, лишь бы избавиться от нестерпимых угнетений. Эмиграция направлялась преимущественно в Польшу уже и потому, что переход польского рубежа был более удобен, не представлял больших затруднений, был ближе.
Тотчас по воцарении Екатерина заботится о возвращении «беглых» — шлет рескрипты военачальникам, возвращающимся с войсками из-за границы, издает указы, обнародует манифесты. Ее, очевидно, оскорбляет вопрос о беглых; ей хотелось бы, чтоб бежали в Россию, не из России. Она вспоминает мысли свои, набросанные несколько лет назад: «Нечего будет опасаться бегства русских за границу, когда им будет сделано любезным. их отечество. Если б Россия была такою, какою я желала бы видеть ее, то у нас было бы больше рекрут, чем дезертиров».
История Екатерины II. В 2 т. Лондон, 1895. Т. 2. С. 196-198.
