Европейские записки о Московии

С. Герберштейн

Положение женщин самое жалкое. Ибо они ни одну женщину не считают честною, если она не живет заклю­чившись дома, и если ее не стерегут так, что она никогда не показывается на публику. Они почитают, говорю я, ма­ло целомудренною ту женщину, которую видят чужие и посторонние. Заключенные дома, женщины занимаются только пряжей. Все домашние работы делаются руками рабов. Что задушено руками женщины, — курица или ка­кое-нибудь другое животное, — тем они гнушаются, как нечистым. У беднейших жены исправляют домашние ра­боты и стряпают. Впрочем, желая в отсутствии мужей и рабов зарезать курицу, они выходят за ворота, держа ку­рицу или другое животное и нож, и упрашивают проходя­щих мужчин, чтобы они убили сами.

Весьма редко пускают их в церковь и еще реже в обще­ство друзей, разве только они очень стары и уже нет места никакому подозрению. Однако в известные дни посвящен­ные веселью, они позволяют женам и дочерям сходиться для забавы на приятных лугах: там, сидя на каком-то коле­се, наподобие колеса Фортуны, они то поднимаются вверх, то опускаются вниз; или по другому, вешают веревку, са­дятся на нее, их подталкивают, и они качаются взад и впе­ред; или, наконец, забавляются некоторыми известными песнями, ударяя в ладоши, а плясок вовсе не водят никаких. В Московии есть один немец, кузнец, по имени Иордан, ко­торый женился на русской. Поживши несколько времени с мужем, жена однажды сказала ему ласково: «Почему ты, дражайший супруг, не любишь меня? » Муж отвечал: «Напро­тив того, очень я люблю тебя». — «Я еще не имею, — сказала она, — знаков твоей любви». Муж спрашивал, каких знаков хочет она? Жена ему отвечала: «Ты никогда меня не бил». —«По правде, побои не казались мне знаками любви, — ска­зал муж, — но, однако, и с этой стороны я буду исправен». И таким образом, немного спустя он ее жестоко побил и при­знавался мне, что после этого жена стала любить его гораздо больше. Это он повторял потом очень часто и, наконец, в нашу бытность в Москве, сломил ей шею и колени. [… J

Зазорно и постыдно для молодого человека самому сва­тать девушку: дело отца предложить молодому человеку, чтобы он женился на его дочери. При этом у них в обычае говорить такие слова: «Так как у меня есть дочь, то я желал бы, чтобы ты был мне зятем». На это молодой человек гово­рит: «Если ты меня просишь в зятья, и тебе так угодно, то я пойду к моим родителям и доложу им об этом». Потом, если родители и родственники будут согласны, то они сходятся вместе и толкуют о том, что отец даст дочери в приданое. Потом, порешив о приданом, назначают день свадьбы. Тем временем жениха не пускают в жилище невесты, и если он станет просить, чтобы, по крайней мере, ему можно было увидать ее, то родители обыкновенно отвечают: «Узнай, ка­кова она, от других, которые ее знают». Доступ дается ему не прежде, как уже свадебный договор скреплен страхом огромного штрафа, так что жених не может отказаться без большой пени, если бы и хотел. […]

Они заключают брак не ближе четвертой степени род­ства или свойства. Считают за ересь родным братьям же­ниться на родных сестрах. Никто также не смеет женить­ся на сестре свояка. Также весьма строго наблюдают, что­бы не соединились браком те, которые вошли между со­бой в духовное родство по крещению. Допускают еще, чтобы кто-нибудь женился на второй жене и сделался двоеженцем, но едва признают это законным браком. Же­ниться на третьей не позволяют без важной причины. Брать четвертую жену не допускают никого и считают это делом не христианским. Развод допускают и дают развод­ную грамоту; однако тщательно это скрывают, зная, что это противно религии и установлениям. (…)

Они называют прелюбодеянием только связь с женою другого. Любовь супругов, по большей части, холодна, пре­имущественно у благородных и знатных, потому что они женятся на девушках, которых никогда прежде не видали, а потом, занятые службой князя, принуждены оставлять их, оскверняя себя гнусным распутством на стороне.

Записки о Московии. СПб., 1866. С. 75-76, 73-75.

Миниатюра: В.А. Серов. Баба в телеге