Пьянство на Руси

Н. Чернышевский

Из всех качеств или привычек русского народа путе­шественники удивлялись более всего терпеливости рус­ских людей в перенесении лишений всякого рода. […] Чув­ства и желудок их были уже привычны ко всему этому. Рассказы иноземцев совершенно противоречат поверью, которое полагает, что в старину Русь жила вроде того, как мечтали иногда жить современные нам простолюдины на реке Дарье, у которой берега кисельные, а вода сытовая: не говоря уже о частых голодных годах, и в обыкновенные годы нищета была страшная. […] лишения, которым под­вергался русский в старину, притупляли его чувства в пе­ренесении физической боли, — но точно так же притуп­ляли в нем и жалость к страданиям других, — при всей врожденной доброте сердца, вообще русские были в ста­рину народ безжалостный; помочь ближнему и заставить его страдать было для них одинаково легко; первое было внушением врожденного качества; второе, гораздо силь­нее и чаще выступавшее наружу, было следствием оже­сточения от скорби и лишений. [Оба ряда этих противоре­чащих явлений могут быть наблюдаемы в народе до сих пор всяким, кому есть охота наблюдать народ.]

Дурно вообще ели русские и часто терпели нужду — по известному закону психологии, недостаток вызывает стремление к излишеству, и характером обычного хода жизни, подмеченного Дженкинсоном и Флетчером, надоб­но объяснять развитие страсти к многоядению, которому русский в старину предавался всегда, если только мог.

Дело известное, что наши предки любили много покушать. Герберштейн говорит, что многие из людей небогатых, когда бывали приглашаемы к обеду какого-нибудь боярина, по два и по три дня перед этим ничего не ели, чтобы плотнее поесть вкусных блюд. Мейерберг прибавляет, что даже при торже­ственных обедах во дворце, когда во всем соблюдался такой строгий этикет, бояре ели чрезвычайно много, до обжорст­ва [так что наедались до тошноты и рвоты].

Простой народ по праздникам предавался тем безмернейшему разгулу, чем более терпел лишений в простые дни. Очень обыкновенным случаем бывало, что, пропив все, даже одежду, человек выходил из кабака в одной рубашке [или даже и без рубашки] и падал в грязь. […]

Особенно предавался народ пьянству на масленице и на Светлой неделе, — на масленице множество несчастных пьяниц находили на улицах замерзшими, множество дру­гих, упавших на улице, бывало растерзано собаками, дру­гих убивали мошенники. «Прежде бывало на масленице буйства больше, нежели теперь, — говорит патер Авриль (путешественник конца XVIIвека), — а между тем, меня уверяли, что и ныне в одну первую ночь масленицы найдено по московским улицам более 40 человек убитых, — но что про­стой народ недоволен незначительностью этого числа; они по­лагают, что чем больше окажется людей, убитых в эту ночь, тем урожайнее будет год». Невилль уверяет, что число пья­ных, замерзающих на улицах в Москве на масленице, быва­ет от двух до трех сот, — он сам видел, что каждое утро про­возят на одних розвальнях десять или двенадцать трупов, из которых иные изгрызаны собаками, — «это зрелище до­вольно возмутительное», по его мнению.

Так как эта черта старины [благодаря вмешательству полиции] исчезла [(не оттого ли и неурожаи ныне стали часты, что не бывает в одном городе по 40 человек убитых в одну ночь масленицы?)] — то мы подкрепим неправдо­подобные слова очевидцев иноземцев свидетельством Кошихина, — он говорит, правда, не о масленице, но тем приятнее будут здесь стариннолюбцу его слова: они пока­зывают умилительную неизменность принципа, пользую­щегося всяким случаем для того, чтобы проявиться во всем своем трогательном постоянстве:

«Когда случится царю от сего света переселитися во оный покой… горе тогда людем, будучим при том погребе­нии, потому что погребение бывает в ночи, а народу бы­вает многое множество; а московских людей натура не богобоязливая, с мужеска полу и женска по улицам гра­бят платье и убивают до смерти; и сыщется того дни, как бывает царю погребение, мертвых людей убитых и заре­занных болши ста человек».

Грабежи и разбои были повсеместны. Даже в Москве, по словам Олеария, не проходило ночи без того, чтобы не было разграблено несколько домов и не было найдено по­утру на улице несколько мертвых тел. Грабители были так смелы, что середи дня нападали на улице на человека, при котором думали найти деньги, чтобы убить и ограбить его. Когда ночью раздавались на улице вопли убиваемого, ни­кто из живших в соседних домах не смел выходить за двери, чтобы помочь ему — остатки этого обычая очень сильны до сих пор, как то может всякий узнать по опыту, если поживет в провинциальном городе. Даже ночные сторожа, находившиеся при богатых домах, не выходили на крик, или потому, что сами трусили грабителей, или потому, что бывали с ними в согласии. Не нужно после этого ничего говорить о степени безопасности дорог. […]

Часто случается слышать мнение, что пьянство распростра­няется в народе [с каждым годом]. Не знаем, до какой степени может распространяться порок, издавна бывший всеобщим.

Собрание писем царя Алексея Михайловича с приложением «Уложения Сокольничья Пути» и проч., издал Петр Бартенев. Полн.собр.соч.: В 15 т. М., 1948. Т. 4.

Миниатюра: Кольман. Пьянство на Руси