Эскадренный броненосец «Цесаревич»

«Цесаревич» — российский эскадренный броненосец французской постройки, участвовавший в русско-японской и Первой мировой войнах. На основе его эскизного проекта были созданы броненосцы типа «Бородино».
К концу 1897 года русскому правительству стало понятно, что в недалеком будущем вполне вероятно военное столкновение с Японией, интенсивно наращивающей свою мощь. Уже первые два японских броненосца, “Фудзи» и «Ясима» — были по боевой мощи примерно эквивалентны русским кораблям типа «Полтава» и превосходили «полукрейсера-полуброненосцы» типа «Пересвет». Поэтому на состоявшемся в начале 1898 года особом совещании была принята кораблестроительная программа «для нужд Дальнего Востока», утвержденная императором Николаем II 23 февраля.


Приказом по Морскому ведомству (№ 9 от 11 января 1899 г.) за подписью управляющего морским министерством сообщалось, что 21 декабря 1898 г. государь император Николай II «высочайше повелеть изволил» дать название первым кораблям новой программы. В этом самом большом (три броненосца, пять крейсеров, 14 миноносцев и минный транспорт) в истории флота одновременном зачислении в списки броненосец и крейсер, заказанные во Франции, получали названия «Цесаревич» и «Баян».
Как и у всех названных в приказе броненосцев и крейсеров, названия были исторически преемственными. «Цесаревичем» называли балтийский 44-пушечный фрегат (состоял в списках флота с 1838 по 1858 г.) и заложенный в 1853 г. в Николаеве парусно-паровой 135-пушечный линейный корабль. Построенный в 1857 г., он в 1859 г. перешел под парусами на Балтику, где на нем установили машину. В списках флота корабль оставался до 1874 г. Вместе с исключенным из списков в 1880 г. «Ретвизаном», «Цесаревич» завершил эпоху парусно-паровых линейных кораблей. Теперь же два корабля с этими названиями начали эпоху качественно новых эскадренных броненосцев. Продолжив славные традиции флота, они должны были обеспечить ему очередные победы. Но для победы одной лишь славы предков было недостаточно. Не прислушались в министерстве и к поверью о том, что одноименные корабли нередко повторяют судьбы своих предшественников. А оно уже за время работ во Франции обернулось явственно обозначившимся долгостроем.

Из трех одновременно зачисленных в списки броненосцев «Цесаревич» начали постройкой позже всех, ровно через год после начала постройки «Победы» и спустя полгода после «Ретвизана». Но когда И.К. Григорович при своем назначении наблюдающим за постройкой пожелал получить у В.П. Верховского руководящие инструкции и наставления, тот с нескрываемым самодовольством отвечал, что в них нет никакой необходимости. Адмирал был убежден, что подписанные им контракты и спецификации «разработаны до последней подробности», а потому никаких вопросов и неувязок в работе комиссии произойти не может. Но обнаружились они неожиданно быстро. Машиностроительный завод фирмы в Марселе, будучи, по существу лишь сборочно-отделочным, ничего почти не производя сам и занимаясь лишь коммерцией, с легкостью разбросал свои обширные заказы едва ли не по всей территории Франции.. Это ему позволяло отсутствие в контракте обязанности фирмы оплачивать разъезды наблюдающих инженеров для испытаний и приемов материалов и изделий. Казна несла ощутимые убытки, а инженеры вместо наблюдения за работами должны были немалую часть своего времени проводить в поездах железных дорог французской республики. Будь фирма обязана оплачивать эти разъезды она, конечно, как замечал наблюдающий инженер Д.А. Голов, позаботилась бы «о большем сконцентрировании своих заказов».


Пришлось вызывать из России второго механика. Им стал Н.В. Афанасьев (по-видимому, сын известного механика В.И. Афанасьева). Окончивший в 1896 г. минный класс по специальности минного механика, а в 1896 г. Морскую академию, он имел «звание» помощника старшего инженер-механика. Такие громоздкие «звания» вместо военных чинов изобрела бюрократия, чтобы ощутимее отделить чернь флота — механиков от его аристократии — строевого офицерства. Это откровенное унижение должны были нести и дворяне, которые себе на беду избрали не престижную долю механиков. Наблюдавший корабельный инженер (в звании «младший судостроитель», недавно произведенный из звания «старший помощник судостроителя») К.П. Боклевский (1862-1928), также требовал прислать помощника или разрешить в необходимых случаях передоверять приемки отдельных заводских заказов официальным приемщикам французского правительства. Так делалось для кораблей бразильского и японского флотов. «Отбились» французы и от непредусмотренного контрактом требования МТК вести при постройке весовой журнал (учет поступления и распределения металла в корпус корабля на стапеле) и от ежемесячного представления (как было принято в отечественном судостроении) сведений о количестве поставленного металла и числе мастеровых (по цехам), занятых на постройке. Наблюдающему инженеру французы на это требование отвечали, что у их это «не в обычае». Такой же ответ получил и пытавшийся несколько раз воздействовать на завод, наблюдающий И.К. Григорович.
А в МТК по-прежнему не делали различия между, казалось бы, приоритетной постройкой во Франции головного, признанного за эталон и образец броненосца и множеством тогда же неосмотрительно заказанных и не имевших для программы столь решительного значения крейсеров и миноносцев. Не добивалась этого и комиссия в Ла-Сейн, позволившая заводу уже в ноябре 1898 г. начать постройку крейсера («Баян») и терпеливо в то же время выжидавшая, пока в МТК созреет заключение на проект броненосца. Не могло помочь делу и уведомление МТК от 17 декабря 1898 г. об отсутствии в ожидавшемся заключении сколько-либо кардинальных изменений. Завод такими невнятными сведениями удовлетвориться не хотел. Неуклонно соблюдая все замшелые бюрократические ритуалы, МТК вместо сбережения времени путем обращения на завод или прямо к наблюдающему продолжал вести всю переписку через ГУКиС.

Пятым колесом в колеснице продолжал оставаться и ГМШ, также участвовавший в двухступенчатой пересылке документов комиссии в МТК и ГУКиС. Тормозили работы и обнаружившиеся в те же дни (то же по странности произошло во всех заграничных комиссиях) нелепые офицерские амбиции председателя И.К. Григоровича. Слишком разные у него и привыкшего всегда к самостоятельной творческой работе корабельного инженера К.П. Боклевского оказались понятия о долге службы, правах и обязанностях. Соблюдая необходимые по его понятиям нормы этикета, корабельный инженер по прибытии в Ла-Сейн в ноябре 1898 г. счел необходимым в полной парадной форме нанести визиты главному командиру порта Тулон и другим официальным лицам города. Ответственный в силу действовавшей традиции только перед МТК, он считал это необходимым условием для должного взаимодействия с властями города и завода. В глазах же И.К. Григоровича, считавшего себя полновластным начальником всех присланных на завод специалистов, инженером были совершены чудовищные и вызывающие нарушения дисциплины и всех воспитанных у строевого офицерства понятий о субординации. А потому И.К. Григорович, как он сам потом докладывал в министерство, не замедлил сделать инженеру «резкое замечание и объяснить ему его обязанности как техника».

Но К.П. Боклевский, видимо не внял им в должной мере, и тогда на свет явилась разработанная И.К. Григоровичем специальная дисциплинарная инструкция, регламентировавшая каждый шаг инженера. В частности присутственное заводское время с первоначальных двух часов было доведено до полного рабочего дня. На все перемещения инженера следовало непременно и предварительно испрашивать разрешение наблюдавшего. В случае приезда в Париж предписывалось обязательно «явиться» военно-морскому агенту (атташе). Запрещалось ношение форменной одежды и всякие обращения с газетчиками.
Принимавший, по его словам, «самое деятельное участие в разработке судовых чертежей» и в то же .время не переставший напоминать инженерам, что он над ними самый главный. Григорович сумел создать для них невыносимую обстановку. Не довольствуясь комиссией, он пытался подмять под себя даже артиллерийских приемщиков, которые, наблюдая за исполнением заказов морского министерства традиционно (в России и за рубежом) замыкались только на МТК.
Глубоко искушенный в придворных интригах, И.К. Григорович не задумался вмешаться даже в религиозные отправления своих подчиненных. Чтобы не обременять находившееся в Каннах семейство герцогини Макленбург-Шве-ринской Анастасии Михайловны чрезмерным количеством соотечественников (их, «кому это доставит удовольствие», герцогиня приглашала к своему столу разговляться после светлой заутрени), И.К. Григорович принял меры. Для приобщения к столу герцогини была скомплектована делегация, которая в составе самого И.К. Григоровича, командира крейсера «Баян» и представителей кораблей (по 2 офицера и по 3 унтер-офицера) и явилась в каннскую церковь. Все же остальные по предписанию председателя комиссии «добровольно» рассредоточились по окрестным русским храмам в Ницце, Сан-Ремо и Ментоне.

В министерстве на сложившуюся в комиссии ненормальную обстановку обратили внимание только через 15 месяцев. Пытаясь привести слишком много возомнившего о себе инженера в «дисциплинарное», как тогда говорили состояние, И.К. Григорович в числе актов его вызывающего непослушания писал даже о «гадостях», которые, будто бы приходится претерпевать главному наблюдающему. К.П. Боклевский в ответ вполне предметно объяснил МТК, что в силу установленных И.К. Григоровичем порядков, он «лишен возможности не только обращаться с МТК, но и в качестве наблюдающего низведен до степени указателя, отвечающего лишь за тщательность клепки и чеканки». «Лишенный всякой самостоятельности», он, по его словам, был поставлен в полную невозможность к ответственному выполнению обязанностей. Только тогда Главный инспектор кораблестроения счел нужным обратить внимание управляющего морским министерством на тягостные последствия неумеренных амбиций И.К. Григоровича.
И меры были приняты. Конфиденциальным письмом помощника начальника ГМШ контр-адмирала А.А. Вирениуса (1850-1919), от 31 января 1900 г. председателю комиссии разъяснялось, что «главным ответственным в правильности постройки и качества работ является инженер, наблюдающий за постройкой, и с него первого спрос, а не с командира». А.А. Вирениус писал, что по его смыслу «корабельный инженер состоит в ведении МТК, на разрешение которого представляет все возникающие по исполнению своих обязанностей технические вопросы». Но своих жрецов бюрократия не выдавала: свою переписку с МТК инженер должен был осуществлять только через командира «Цесаревича», кем к этому времени уже назначили И.К. Григоровича.
Установить взаимопонимания не удалось. Зная себе цену, К.П. Боклевский был близок к тому, чтобы вообще оставить службу в Морском ведомстве. Ущерб делу постройки был нанесен немалый, но командира все же оставили при своей должности, а К.П. Боклевского вскоре перевели в Петербург, где он стал помощником главного корабельного инженера С.-Петербургского порта.

Завершив неторопливую разработку проекта и заказ первых партий материалов и изделий, завод к 17 февраля 1899 г. признал возможным начать отсчет контрактного срока постройки броненосца. Предполагалось, что к этому времени Морское министерство успеет дать исчерпывающие ответы на все вопросы и возражения, которые были вызваны журналом МТК от 12 января 1899 г. Названный заводом 30-40-дневный срок для ответа (вопросы были переданы И.К. Григоровичу 25 февраля, а отправлены им в ГУКиС 4 марта) истекал 7 апреля. Но и 13 мая, когда прошло уже 77 дней. МТК продолжал хранить молчание. И завод, не считая себя обязанным входить в положение остававшегося почему-то невыразимо перегруженного МТК, заявил о своем праве перенести срок начала работ до времени получения ответа.
2 июня согласие было получено Скорее всего, причина одобрения крылась в желании генерал-адмирала великого князя Алексея Александровича строить новый броненосец именно на этой фирме; во всяком случае, 6 июня на журнале МТК № 62 появилась резолюция временно управляющего Морским министерством вице-адмирала Ф. К. Авелана: «Его высочество одобрил этот проект и приказал заказать постройку этого броненосца теперь же обществу „Forges et Chantiers de la Méditerranée“ в Тулоне и выговорить в контракте доставление детальных чертежей его по корпусу и механизмам для постройки таких же типов в наших Адмиралтействах».
Среди изменений в проекте А. Лаганя, которые МТК внёс уже 2 июня, важнейшими являются увеличение метацентрической высоты до 1,29 м и замена гарвеевской брони, ещё употреблявшейся во Франции, на закаленную по способу Круппа. Уже на совещании 9 июня начальник Балтийского завода К. К. Ратник обратил внимание на недостаточное число котлов во французском проекте. Более детальный анализ был подготовлен специалистами завода к 30 июня. По ним выходило, что на квадратный фут нагревательной поверхности котлов по проекту А. Лаганя должно приходиться по 13,8 л.с. мощности машин, в то время как у кораблей русских проектов — крейсера «Россия» и броненосца «Князь Потёмкин-Таврический» — она составляла соответственно 9,63 и 10,2 л.с., у английских крейсеров — от 11,3 до 11,8 л.с. на квадратный фут. Обнаружились несоответствия и по различным статьям весовой нагрузки.
«Цесаревич» на стаппелях

Фирма явно не ставила перед собой честолюбивой задачи — обогнать в темпах работ строившийся в Америке «Ретвизан». Весь июнь 1899 г. рабочие на стапеле вовсе не появлялись. Материалы поступали столь медленно и такими мелкими партиями, что их хватало лишь на изготовление шпангоутов в мастерских. Из заказанных 3118т стали, принято было лишь 882 т. На сделанный И.К. Григоровичем официальный запрос о причинах столь недопустимой медлительности фирма отвечала серией весомо выглядевших отговорок. В частности, обращалось внимание на неполучение ответа на запрос по поводу неясностей в конструкции башен, а также на неполучение чертежей подводных минных аппаратов. Что в свою очередь задерживало заказы брони. Дала себя знать и стачка углекопов в бассейне Лауры, отчего часть заказов пришлось передавать заводам на севере Франции, а часть в Бельгию.
В августе-сентябре завершилась по всему корпусу сборка вертикального киля с его обделочными угольниками. Начали ставить шпангоуты с флорами и обратными угольниками, затем — стрингеры, первые листы второго дна и водонепроницаемых переборок. Изготовление котлов на заводе Делоне-Бельвиля под Парижем шло наравне с котлами крейсера. По главным машинам были откованы 3-й и 4-й коленчатые валы, три шатуна, два промежуточных вала и один гребной. Из заказанных 3250 т стали приняли 1100 т. В сентябре вместе с продолжением установки шпангоутов, стрингеров, переборок, стоек и бимсов нижней броневой палубы начали настилку брони этой палубы. Всего установили 800 т конструкций. На заводе в Марселе отлили и отковали две рубашки цилиндров, семь поршневых штоков и приступили к их механической обработке. Продолжая по корпусу вышеназванные работы, в январе 1900 г. смогли приступить к установке отлитой части ахтерштевня. В апреле 1900 г. стало возможным начать установку машинных фундаментов и кронштейнов гребных валов. Отделывали детали и начали сборку первой (пробной) башни 152-мм орудий. Почти все главные отливки и поковки механизмов по их обширной номенклатуре, ни в чем почти не изменившейся за время 40-летнего периода броненосного судостроения, были получены заводом в Марселе. Дело было теперь за их своевременной обработкой и последующей энергичной сборкой.
Но основания для оптимизма на этот счет не было. Завод стабильно отставал с машинами французских («Иена», «Монткальм») и русских кораблей. Наблюдающий инженер-механик Н.В. Афанасьев, сменив вернувшегося в МТК Д.А. Голова, теперь должен был, как это и было заведено, стать старшим механиком броненосца. Он мог выражать ность лишь по поводу котлов. Переживавшая пик популярности (заказы для всех флотов мира), владевшая обширным хорошо развитым производством, фирма Делоне-Бельвиль уверенно работала по своим типовым образцам и сбоев в ее работе ожидать не приходилось. Она выпускала действительно серийные образцы.
В мае начали установку переборок угольных ям из гофрированной оцинкованной стали, пригоняли муфты кронштейнов гребных валов, заканчивали сборку пробной башни 152-мм орудий. Но пока из 4000 т спускового веса корпуса броненосца на стапеле находилось только 2740 т. В июне смогли, наконец, начать установку бимсов и настила верхней палубы. Фундаменты носового и кормового котельных отделений довели до 20% и 80% готовности, а машинных — до 45%. Устанавливали кронштейны гребных валов, собирали штыровые трубы башен 152-мм орудий и механизмы вращения. Готовили к установке доставленный из Парижа полный комплект парового отопления.
Парижского производства была и каютная мебель. Приняв уже 60% поставки. И.К. Григорович признал мебель «весьма удачной». От заказа металлической мебели, как это в видах пожаробезопасности по настоянию МТК было сделано на «Ретвизане» в Америке, «Цесаревич» был освобожден. (Возможно, в силу все того же особого великокняжеского покровительства). В августе продолжали установку дымовых труб и кронштейнов гребных валов и сборку платформ башен 152-мм орудий. Начали сборку первой 305-мм башни и ее механизмов вращения и подачи. Степень готовности башен составляла 30%, пробной 152-мм башни 60%, общая по корпусу 43%. Палубную броню приняли на трех заводах, и плиты, прилегающие к бортам, прибыли в Ла-Сейн. Их предстояло установить до спуска корпуса на воду.
Спуск на воду эскадренного броненосца «Цесаревич», 10 февраля 1901 года

Спуск броненосца на воду состоялся в 11 часов 10(23) февраля 1901 г. Несмотря на ходатайство И.К. Григоровича, напоминавшего о том, что спуск судов на верфи составляет «громадное торжество», участвуя в котором, весь город украшается флагами, П.П. Тыртов, как и при спуске «Баяна», не разрешил поднимать на корабле русские военные флаги. Запрет мотивировал тем, что Россия по условиям, контракта еще не имела на корабль прав собственности и могла при неисполнении его условий вовсе от него отказаться. Запрещен был, как не принятый в русском флоте, и обряд крещения корабля.
11 февраля от П.П. Тыртова А. Лаганю была послана приветственная телеграмма, на что был получен столь же любезный благодарственный ответ. По заведенному обычаю о спуске специальным докладом генерал-адмирала (по ГМШ) доводилось до «высочайшего сведения». Сообщалось также, что присутствовавший при спуске отставной морской врач французского флота Поль Сейц, вдохновленный событием, написал стихи, «служащие выражением сердечных чувств французского патриота к Его Императорскому величеству и ко всей русской нации». Стихи, посвященные русскому императору, генерал-адмиралу также доложили.
В июне закончили установку водонепроницаемых переборок в батарейной палубе, кожухов дымовых труб, броневых комингсов люков и неподвижных частей всех 8 башен. В мастерских заканчивали их поворотные части. Начали отделку погребов боезапаса, проверили устойчивость корпуса в состоянии без поясной брони и начали ее установку. Достройку сильно тормозили постоянно обнаруживавшиеся в отливках машин трещины и прочие дефекты (например, были забракованы семь из восьми крышек цилиндров), из-за чего детали браковались, а также затягивание отправки во Францию пушек, изготавливавшихся в России на перегруженном заказами Обуховском заводе.

Была забракована и партия бронеплит, изготовленных французским заводом Крезо, ну а всего из 12 партий корпусной брони было забраковано четыре, а из четырех партий для башен, изготовленных заводом Сен-Шамон, — две: они не выдержали испытаний стрельбой.

Большую часть декабря 1902 года корабль провёл в доке, где завершались достроечные работы, а также была произведена повторная окраска подводной части корпуса. По предложению военно-морского атташе лейтенанта Г.А. Епанчина для опыта (в контракте вид окраски не оговаривался) прокрасили две полосы с каждого борта краской патента «Националь», чтобы сравнить с обычной., хотя на большей части применили уже широко применявшийся состав «Дабрис». Теперь же, убедившись, что после годичной достройки на плаву участки, покрытые «Интернационалем», не имеют никаких признаков обрастания или ржавчины (поверхности, покрашенные «Дабрисом», были поражены ржавчиной в виде плотных пузырей), решили в дальнейшем на кораблях отечественного флота использовать новую краску.

Не переставали выявляться и новые, неблагоприятные для русских заказчиков обстоятельства. Устроивший фирме выгодный заказ А. Лагань пошел на повышение и был переведен в правление общества «Форж и Шантье». Заменивший его г-н Фурнье уже не считал нужным деликатничать с русскими, отчего, как в августе 1901 г. доносил в ГМШ И.К. Григорович, начали проявляться «без всяких оснований разные препятствия и отказы по снабжению и постройке -броненосца». Добиваться удовлетворения своих требований удавалось лишь «путем бесконечной переписки и заявлений о жалобе в Министерство».

Болезненно проявлялись и неоднократно происходившие случаи бракования деталей главных машин (в четырех крупных отливках обнаружились трещины) и броневых плит, заказ которых был распределен между пятью заводами во Франции. А когда капитану Н.М. Родзевичу — приемщику МТК — пришлось забраковать партию плит завода Крезо (содержание серы и фосфора в отливках превышало пределы, установленные МТК) И.К. Григорович увидел в этом опасность для постройки
броненосца. Задержка поставки плит могла дать повод заводу «Форж и Шантье» удлинения срока строительства и заставила бы для восполнения своих убытков «начать экономить нам во вред».
С необъяснимой задержкой — только в декабре 1901 г. — выяснилось, что уже изготовленные и частью установленные трапы, выполненные по образцам французского флота, не соответствуют требованиям МТК. Трапы пришлось изготовить заново по чертежам, утвержденным для крейсера «Варяг». 29 ноября 1901 г. корабль ввели в док для очистки и окраски изрядно обросшей водорослями и ракушками подводной части.
Одновременно по мере испытания стрельбой партии броневых плит, их готовили к установке на корабль. Оказалось, что из всех 12 партий плит бортовой и башенной брони четыре не выдержали испытаний стрельбой (на полигоне в Гавре) и были изготовлены заново.
Недостижение скорости объяснили неоптимальными параметрами винтов, а также влиянием скуловых килей. В марте 1903 г. последние было решено укоротить, но работы удалось провести только с 21 мая по 5 июня. От килей, укороченных на 17,2 м, остался только прямолинейный участок в средней части корпуса. Кроме недобора скорости, испытания выявили также нагревание подшипников главных и вспомогательных механизмов и неполадки в системе индикации положения пера руля. Позже выяснилось, что спусковое устройство минных катеров было «очень неудовлетворительным», да и сами катера, заказанные в Англии на заводе Уайта, нуждались в доводке.
Ходовые испытания

Первая партия команды (96 человек) прибыла на броненосец в феврале, офицеры во главе с И. К. Григоровичем перебрались на борт 2 мая, во середине июля во Францию отправили вторую партию команды (337 нижних чинов). Из Петербурга торопили с проведением испытаний: обстановка на Дальнем Востоке все накалялась, а кораблю еще предстояло зайти на Балтику для традиционного смотра.
Эскадренный броненосец «Цесаревич» на испытаниях, Тулон, лето 1903 года

Тем не менее, фирма программу испытаний не форсировала. Правда, некоторые работы все же сократили или отменили. Так, разрешили не испытывать торпедные аппараты стрельбой на скорости выше 12 уз, а установку радиостанции решили отложить.
27 июня состоялись очередные ходовые испытания, на которых удалось достичь скорости 18,34 уз: укорачивание килей и доводка винтов была ненапрасной. Но уже в июле в переднем цилиндре низкого давления левой машины были обнаружены трещины. Для ускорения завершения испытаний из Петербурга в Тулон прибыл контр-адмирал А. А. Вирениус, но существенным образом это помочь не могло.

Еще 16 июля ГМШ полагал, что в Кронштадт корабль уйдет ровно через 2,5 недели, Но в Тулоне этот прогноз не разделяли. Завод (чтобы исключить риск дополнительных работ) полагался на оговоренный контрактом 4-х месячный срок приемки. И.К. Григорович также не видел причин для преждевременного ухода, когда многое еще требует доделок. Противоречие было извечное: начальство ожидало от подчиненных усердия и скорого исполнения приказаний об уходе, командир же понимал, что чрезмерное усердие обернется авариями, которые непременно произойдут из-за скомканных или не полностью проведенных испытаний. И спрос за это будет не с тех, кто торопил уход, а с него, командира.
Очередные ходовые испытания. Тулон. Франция, лето 1903

18/31 августа 1903 г. в итоге затянувшейся на 50 месяцев постройки состоялось беспрецедентно скомканное подписание акта о приемке броненосца в казну, констатировавшее неготовность к действию главного его оружия — 305-мм пушек. Проявив запоздалую эрудицию, З.П. Рожественский в одном из множества своих хлестких замечаний на полях донесений А.А. Вирениуса указывал, что система подачи с не« удачными автоматическими тележками «проектирована тем же инженером Лаганем, что и на французском броненосце «Сен-Луис»».

Признанный одним из «самых неудачных кораблей французского флота», он был печально известен частыми поломками как механизмов, так-и башенных установок. Но и это обстоятельство не повлияло на решимость З.П. Рожественского (он уже прямо подозревал офицеров в саботаже приемки из-за нежелания расставаться с прелестями французской Ривьеры) любыми средствами вытолкнуть «Цесаревич» из Тулона.
Эскадренный броненосец Цесаревич покидает Тулон, 4 сентября 1903 года

27 августа, четырьмя днями опоздав против обещанного З.П. Рождественскому сроку и скомкав все испытания, А.А. Вирениус под своим флагом двинул броненосец на Восток. Пришлось отказаться от захода на Балтику: броненосец решили вопреки традициям сразу направить на Тихий океан. Для сокращения же сроков испытаний отказались от полных 12-часовых ходовых испытаний, а исправления обнаружившихся неполадок в системе подачи боеприпасов главного калибра отложили до прибытия в Порт-Артур, задержав выплату фирме последнего платежа в два миллиона франков до тех пор, пока переделанная система подачи не будет доставлена на Дальний Восток. Ускоренно провели испытания водоотливной системы и системы затопления погребов, отложив исправления на будущее. В первом же переходе, по пути в Мессинский пролив сломался чугунный эксцентрик цилиндра среднего давления левой машины. Авария в точности повторила ту, которая произошла на испытаниях 8 февраля. Тогда И.К. Григорович заставил фирму изготовить такой же запасной эксцентрик, но требования о замене чугуна на сталь фирме предъявлено не было. Заменив в Неаполе сломавшийся эксцентрик запасным, пришли ко. Порос, на рейде которого состоялось перегрузка боеприпасов с уже поджидавшего броненосец парохода. Здесь же получили присланный из Тулона еще один запасной, но тоже чугунный эксцентрик.
Офицеры корабля

В бухту Сабанг на голландском острове Пуло-Вей «Цесаревич» и «Баян» пришли 28 октября 1903 г. Этот порт только что, (в 1899 г.) был «открыт» русским флотом. Инициатива частной голландской компании позволила обходиться без захода в Сингапур, где англичане в любое время могли помешать снабжению русских кораблей углем. Здесь «Цесаревич», приняв 1170 т, заполнил все угольные ямы. Поход продолжили 2 ноября. 5-7 ноября стояли в Сингапуре, пополнив только запасы продовольствия. Предстоял уже прямой, но затяжной бросок до Порт-Артура протяженностью 2630 миль. Этот путь, идя со средней скоростью 9,68 уз, преодолели за 272 часа. Угля затратили: «Цесаревич» — 997, «Баян» — 820 т. В готовности прорываться с боем корабли вошли в Желтое море, и 19 ноября с расстояния 60 миль от Порт-Артура «Цесаревич» вступил в радиопереговоры со станцией Золотой горы.

Утром 20 ноября начальник эскадры вице-адмирал О.В. Старк (1846-1928) посетил «Цесаревич» и «Баян», после чего «Петропавловск» и «Боярин» снялись с якоря для похода в Чемульпо. Этот корейский порт служил своего рода незримой границей интересов России и Японии. Здесь держали свои стационеры европейские державы. Здесь всегда что-то происходило. На сей раз предстояло разобраться в причинах нападения на русских матросов со стоявшей там канонерской лодки «Бобр» огромной толпы переодетых, как подозревали, под кули японских солдат. Утром 21 ноября «Цесаревич» и «Баян» снялись с якорей и вошли в Восточный внутренний бассейн.
Началась разгрузка доставленных корабельных запасов, предметов вооружения и снабжения, переборки механизмов после дальнего похода. Здесь же корабли свою белую окраску сменили на боевую. Как записано мичманом Шишко в вахтенном журнале «Цесаревича» от 1/14 декабря 1903 г. (в этот день броненосец из бассейна перешел на внутренний рейд, как с недавних пор начали называть Западный бассейн), что «для окраски броненосца во время стоянки у стенки Восточного бассейна в боевой цвет, перерасходовано 39 пудов 52 фунта олифы, 9 пудов 8 фунтов сажи, и 19 пудов 20 фунтов охры, о чем составлен акт».Вечером к «Цесаревичу» присоединился и «Баян». Здесь в вооруженном резерве стояли броненосцы «Пересвет» (флаг контр-адмирала), «Ретвизан» (он пришел в Порт-Артур еще 21 апреля 1903 г., и на следующий день был зачислен в состав эскадры) «Победа», крейсеры «Аскольд», «Диана». «Паллада», «Новик», минный транспорт (заградитель) «Енисей», канонерская лодка «Гиляк», транспорт «Ангара» (быв. пароход Добровольного флота «Москва»), «Ермак» и миноносцы. Как корабль-новичок, только еще приступивший к освоению программы эскадренной боевой подготовки, «Цесаревич». как и «Баян», был оставлен в кампании.

Приход «Цесаревича» и «Баяна», ожидавшийся подход отряда во главе с «Ослябей», вызывал у наместника подъем воинственного настроения. На созванном 18 декабря совещании командиров и флагманов он объявил, что «считает желательным идти к Сасебо и отыскать там неприятеля для нанесения ему 2-го Синопа». Но его убедили, что осмотрительней было бы все же дождаться идущих подкреплений. И тогда уже успех разгрома японского флота можно было считать гарантированным. Флаг-капитан эскадры капитан 1 ранга А.А. Эбергард был уверен, что и с имеющими силами успех боя у берегов Японии будет обеспечен. Более взвешенную штабную мудрость проявил начальник временного морского штаба наместника контрадмирал В.К. Витгефт. По его мнению, задачей флота следовало бы считать господство в Желтом море от Квантуна до Кельпарта, «вызывая неприятеля к себе от его берегов». Тем самым будет предотвращена наиболее ожидаемая операция японцев — высадка авангардной армии на западный берег Кореи. Но эскадре было все же поручено составить расчет потребности угля для Похода к берегам Японии.

20 декабря, приняв представительную комиссию специалистов эскадры во главе с флагманским инженер-механиком (с «Петропавловска»). А. Лукьяновым, «Цесаревич» на буксире портовых катеров вышел с внутреннего рейда на внешний. 15 выстрелами салютовали флагу находившемуся здесь «Петропавловска», получили ответные по уставу 7 выстрелов и легли на курс зюйд-ост 78°. Совместный поход 23 декабря с «Петропавловском» не состоялся — флагманский броненосец ушел в Восточный бассейн. На «Цесаревиче» подняли брейд-вымпел старшего на рейде. По заведенному на эскадре обыкновению грузили с барж уголь, пополняя запас до наибольшего, продолжали рейдовые учения и занятия. Отрабатывали отражение минных атак. Ночью освещали прожекторами подходившие пароходы, из которых один (это было на исходе ночи 26 декабря), вдруг круто отвернул и ушел в море. Но на проверку подозрительного судна, послав вдогонку стоявший в тот день на рейде крейсер «Варяг» или вызвав из гавани миноносец, прав и задач у старшего на рейде не было. Так за месяц до войны проявила себя система формального отношения к охранной службе.
«Цесаревич» в Порт-Артуре

28 декабря простились с крейсером «Варяг», который в 1 час дня ушел в Чемульпо. Оттуда корабль уже не возвратился. 29 декабря, воспользовавшись (как предписывал адмирал) уменьшением морозов до 1″ тепла, провели стрельбу из орудий.
Не выдержав обострения обстановки и уже не боясь нарушить планы петербургской «экономии», наместник 17 января 1904 г. (дублирующий приказ начальника эскадры № 40 от 19 января) предписал начать кампанию практически всей эскадре. К уже находившимся в кампании с начала 1904 г. «Полтаве», «Петропавловску» и большинству крейсеров начали присоединяться «Победа», «Енисей», «Диана» (18 января), «Пересвет», «Ретвизан» (19 января), «Цесаревич», «Амур» (20 января).
Эскадренные броненосцы «Цесаревич» и «Ретвизан» во внутреннем бассейне Порт-Артура
К исходу дня 19 января эскадра готовилась к бою. Вечером для проверки светомаскировки на полчаса скрыли все огни. Сообщение с берегом разрешалось только с 6 час. утра. Днем 20 января с «Петропавловска» для всей эскадры (общий буквенный позывной «03») был сделан сигнал’: «Приготовиться к походу, взять провизии на 3 суток, завтра в 8 утра иметь 10 уз хода.» К 8 час вечера прекратили сообщение с берегом. В дежурство по эскадре вступил транспорт «Ангара», боевое освещение на ночь обеспечивали «Паллада» и «Ретвизан». Ночью до утра съемки с якоря в море находилась канонерская лодка «Гиляк».

Ранним утром 21 января последовательно снялись с якорей и ушли в море крейсеры «Аскольд». «Диана», «Баян». В 7 час. 30 мин. с «Петропавловска» было приказано приготовиться к съемке с якорей, а в 8 час. последовал сигнал «Сняться с якоря всем вдруг». Уже через 5 минут эскадра дала ход. На рейде остались проводивший испытания машин броненосец «Севастополь» (его преследовали затяжные неполадки из-за конструктивных дефектов) и 7 миноносцев, а также охранявшие рейд канонерская лодка «Гиляк» и транспорт «Ангара».

Броненосцы шли в строе двух кильватерных колон (расстояние 3 каб.): в правой «Петропавловск», «Полтава», «Цесаревич», в левой «Пересвет», «Ретвизан», «Победа». Не было в их составе ни «Императора Александра III» (он вполне мог бы совершить поход вместе с «Цесаревичем» или следом за ним), ни бедствовавшего нелепым образом в Средиземном море «Осляби», ни отправленных в декабре 1901 г. как бы «для ремонта» (хотя давно бы следовало иметь для этого средства на Дальнем Востоке), но так и не вернувшихся броненосцев «Наварин» и «Сисой Великий».
Эскадренный броненосец «Цесаревич» во внутреннем бассейне Порт-Артура

Крейсера шли впереди, образуя цепь с расстоянием 10 миль между кораблями и ближайшим к эскадре «Баяном». «Боярин» и «Новик» держались при эскадре, в расстоянии 6 миль от нее шли 10 миноносцев.
Вечером 23 января 1904 г. командующий японским соединенным флотом вице-адмирал Того получил императорский указ с предписанием начать военные действия. Пустить в ход до мелочей подготовленную, обученную и отмобилизованную военную машину труда уже не составляло.

В полночь на флагманском броненосце «Микаса» состоялось совещание флагманов и командиров, определившее последние детали похода. Утром, когда еще не было сделано заявление японского правительства о разрыве дипломатических отношений, ожидавшая лишь приказа японская армада вышла из Сасебо в море. В ее составе с броненосцами шли транспорты с войсками для высадки в Чемульпо. Утром того же дня 24 января, то есть опять-таки до объявления о разрыве отношений около Фузана был захвачен шедший в Порт-Артур с грузом продовольствия и консервов пароход Добровольного флота «Екатеринослав». Утром 25 января у о. Найпинг «по праву военной добычи» захватили пароход, принадлежавший РОПиТ. Всего в портах Кореи и Японии было захвачено 9 гражданских судов России. Не отказываясь от продолжения изощренной игры в европейскую дипломатию, японцы вечером 25 января позволили выйти в море ими же арестованному в Нагасаки 24 января только что пришедшему из Владивостока рейсовому пароходу Общества КВЖД «Шилка». Потерянный японцами в море, он каким-то чудом сумел благополучно прибыть в Порт-Артур на второй день войны. Сам того не ведая, пароход посрамил петербургских стратегов, которые во главе с начштаба уверяли императора, что отряд «Осляби» на прорыв в Порт-Артур пускать не следует.

Беспрепятственно двигаясь в словно вымершем море и не встречая никаких русских боевых кораблей, японский флот поднялся до широты Чемульпо. Здесь у о. Сингль к Чемульпо повернул, конвоируя транспорты, отряд контр-адмирала Уриу. И здесь русский флот, кроме спокойно позволивших японцам высадить десант'»Варяга» и «Корейца» (такая у них была инструкция!), ничем себя не проявил. Не обнаружилось никаких русских крейсеров на параллели Шантунга. Они по многомудрому рассуждению генерал-адъютанта Е.И. Алексеева должны были появиться лишь на следующую ночь. Так главные силы Того смогли беспрепятственно приблизиться почти вплотную к безмятежной стоянке русского флота.

Не вполне еще умелые, японцы в подготовке своего нападения что-то, видимо перепутали, отчего, как приходится догадываться, между их отрядами произошла перестрелка. Как вспоминал позднее минный офицер «Цесаревича» лейтенант В.К. Пилкин, эта «отдаленная стрельба» была слышна за 3,5 часа до нападения. На «Цесаревиче» ее приняли за учение, о котором говорили на эскадре. Ни штаб эскадры, ни сам наместник, любивший следить за мелочами быта и учений на кораблях, этой непонятной стрельбой не встревожились и крейсера для проверки происшествия в море не послали. Не озабочены были и безопасностью вышедшего 21 января из Шанхая по распоряжению наместника громадного парохода Русского Восточно-Азиатского общества «Манчжурия». Он вез без преувеличения бесценный груз- второй комплект боеприпасов для Владивостока и Порт-Артура, воздухоплавательный парк для Порт-Артура и 800 тыс. банок мясных консервов. Уже после атаки он «догнал» державшуюся в море (в 20 милях от Порт-Артура) японскую эскадру и достался им в качестве дополнительной премии за дерзость и предусмотрительность в организации нападения.
Неподвижным на рейде в ночь на 27 января 1904 г. оставался и «Цесаревич».
В ночь с 26 на 27 января «Цесаревич» продолжал оставаться на якорном месте № 8, занятом им по возвращении из похода к Шантунгу. С юга его прикрывали корабли двух линий диспозиции. Острота обстановки особенно явно обозначилась после произошедшего вечером 26 января массового исхода из Порт-Артура японских подданных.Тишина, воцарившаяся на рейде после трескотни хлопушек и фейерверков по всему Порт-Артуру (китайские жители в ночь, под их новый год изгоняли злых духов из своих жилищ) сделалась особенно зловещей. Зная о разрыве дипломатических отношений командиры некоторых кораблей пытались сами предпринять меры безопасности. Начатые было готовиться к установке, противоторпедные сети на броненосцах «Полтава» и «Севастополь» по приказанию начальника эскадры снова убрали в трюм, а командир «Пересвета», просивший разрешения прекратить демаскирующую корабль ночную погрузку угля, получил от адмирала внушение за непонимание боевого значения этой операции.
Обеспокоен был и командир «Цесаревича», сигнальщики которого 25 января перехватили семафорное сообщение на один из кораблей о будто бы уже состоявшемся объявлении войны. Но от флаг-капитана он получил разъяснение о том, что поводов для беспокойства нет. Охрану в ту ночь несли вышедшие в море миноносцы «Бесстрашный» и «Расторопный». Кораблям было предписано иметь зажженными якорные огни, чтобы пропустить суда землечерпательного каравана и пароход ОКВЖД. Дежурными (имевшими под парами половинное число котлов, чтобы немедленно дать ход) крейсерами были «Аскольд» и «Диана». По освещению (в готовности немедленно включить прожекторы) дежурили крейсер «Паллада» и броненосец «Ретвизан». Для отражения возможной атаки противоминные орудия на кораблях зарядили.
Подкравшиеся к рейду первыми три отряда ориентировались по лучам прожекторов, которыми светили дежурные крейсера. Почти вслед за обошедшими их японскими миноносцами, русские около 23 часов (рассказ М.А. Бубнова) также повернули на рейд, чтобы, как было предписано, доложить адмиралу о полном благополучии на подходах к стоянке флота. Находясь в 5-6 милях от стоянки, они услышали стрельбу, но, не подозревая об уже совершившимся нападении, продолжали действовать по инструкции.
«Бесстрашный», подойдя к рейду, пытался по всей форме сделать опознавательные сигналы, на которые ответа не получил. Эскадра была уже занята отражением атаки. Несмотря на пролетавшие над кораблем снаряды, миноносец подошел к борту «Петропавловска» для устного доклада. Его подход совпал с только что дошедшим до адмирала сообщением о происшедшем нападении. Попадание торпед пришлись только по трем кораблям. Все они, даже крейсер «Паллада», смогли удивительным образом удержаться на плаву. И будь в Порт-Артуре полноценный док, с последствиями повреждений можно было бы справиться за несколько недель.
«Ретвизан» и «Цесаревич» были подорваны совершенно одновременно. Считается, что первый удар принял «Ретвизан». На «Цесаревиче» вахтенный начальник мичман К.П. Гильдебрант проявил бдительность. Он пробил тревогу, сумев заметить во тьме силуэт подкрадывавшегося миноносца. Пронзительный сигнал горниста «атака по левому борту» привел в движение весь корабль. Комендоры 75-мм и 47-мм пушек немедленно открыли огонь. Корабль осветился вспышками выстрелов. Включили прожекторы. Этот момент .совпал с атакой на «Ретвизан», а по некоторым данным произошел даже раньше.
Взрыв у борта Цесаревича. Рисунок того времени

Командир И.К. Григорович немедленно поднялся на площадку левого борта, но не успел как следует осмотреться, как корабль вздрогнул от взрыва в корме. Попадание торпеды пришлось где-то между двумя кормовыми башнями 305- и 152-мм орудий. Стрельба под командованием лейтенанта Д.В. Ненюкова (1869-1929) оказалась безрезультатной — противник скрылся, а вскоре огонь из 75-мм пушек пришлось прекратить из-за быстро увеличивающегося крена. По приказу мичмана Ю.Г. Гадда, принявшего командование в батарее, орудия убрали внутрь, а порты задраили. Началась отчаянная борьба за спасение корабля.
Две пробоины от снарядов вынесших часть фальшборта на юте с левого борта и проникших в офицерские каюты

Почти в то же мгновение взорвали и «Палладу». Ее вахтенный начальник лейтенант А.А. Бровцын также не промедлил пробить тревогу. Из семи выпущенных по ней торпед попала одна (в районе 68-75 шп.), другие прошли по носу и одной из них была по-видимому та, что угодила в «Ретвизан».
На «Петропавловске»продолжали не верить в произошедшее. На нем даже пытались установленным сигналом остановить стрельбу. Лишь спустя час после атаки с «Петропавловска» последовал сигнал: «Открыть огонь», а через 10 мин. отдали приказание «Новику» (это было в 0 час. 55 мин. уже 27 января) «Преследовать вражеские миноносцы». За ним, подняв пары, в охрану эскадры вышел крейсер «Аскольд». Но противника они уже не увидели. Снимаясь с якорей и отвечая на огонь, эскадра двинулась навстречу противнику. Но Того вместо обещанного своему флоту решительного сражения поспешил (уже в 11 час. 45 мин.) отступить. Слишком недостаточными, видимо, показались ему результаты ночной атаки миноносцев. Да и «Ниссин» с «Касугой» не были готовы для боя. А русские, несмотря на близость своей базы и поддержку береговых батарей (такое уже никогда не повторилось), позволили ему уйти. Для «Цесаревича» оба боя (ночью и утром) соединились в борьбу за живучесть корабля. Хваленная и столь излюбленная генерал-адмиралом французская техника не обнаружила явных преимуществ ни перед американскими («Ретвизан»), ни перед отечественными («Паллада») образцами. Новейший броненосец — последнее на эскадре чудо техники, оказался едва ли не в более бедственном положении.
Шесть лет владея Порт-Артуром, хозяева флотом нимало не задумывались над нелепостью посылки броненосцев во Владивосток для докования. На ничтожность ремонтных средств в Порт-Артуре не раз обращали внимание начальства сменявшие один другого начальники эскадры в Тихом океане: в 1897-1899 г. Ф.В. Дубасов и в 1900-1902 гг. Я.А. Гильтебрандт (1843-1915). Да и сам командующий морскими силами в Тихом океане адмирал Е.И. Алексеев в 1900 г. докладывал о необходимости «дать все средства быстро соорудить два дока в Порт-Артуре». Началась война, и оказалось, что не только дока, но и рабочих рук в крепости катастрофически не хватало. Более дешевые для казны рабочие-китайцы покинули мастерские порта и от полного паралича ремонта флот был спасен лишь благодаря рабочему отряду Балтийского завода. Его 113 квалифицированных рабочих во главе с корабельным инженером Н.Н. Кутейниковым успели добраться до Порт-Артура 16 марта.

Но материалов не хватало, а неурядиц было в избытке, и с исправлением «Паллады» в доковых условиях смогли справиться лишь по истечению двух месяцев. Броненосцы же пришлось ремонтировать и вовсе дедовским способом -с помощью тут же в порту сооружавшихся кессонов. Идущая от древних водолазных колоколов, конструкция кессона для ремонта обретала вид открытого и жесткого кармана-пристройки, прилегающего к поврежденным борту или днищу. Воду откачивали, и в кессон спускались рабочие. Таким способом в 1880 и 1885 гг. были исправлены повреждения корпусов императорской яхты «Ливадия» в Ферроле и корвета «Витязь» в Петербурге. Но рутина прежней неторопливо-экономной организации с постоянной нехваткой инструмента, материалов и рабочих ставила препятствия на каждом шагу, Как записывал 1 февраля в своем дневнике П.А. Федоров, «постройка кессона продвигается, но тихо».
Кессон для «Цесаревича»

На корабле тем временем трюмные под руководством П.А. Федорова, используя деревянные клинья, цемент и свинец, работали в воде в периоды отливов, когда часть борта обнажалась. Надо было прежде всего заделать трещину в жилой палубе. Деятельную помощь в работах оказывала группа младшего механика В.К. Корзуна. П.А. Федоров сумел преодолеть рутинный настрой начальства на распределение георгиевских крестов, выделенных на корабль, по «жребию». Награды за свои действительные подвиги получили хозяева трюмных отсеков Петрухов, Буянов и Любашевский. Себя механик к награде не представлял.
У борта «Цесаревича». Идут работы в кессоне

Беды, однако, не отступались. 14 февраля пронесшимся над портом крылом тайфуна «Цесаревич» сорвало с мели и понесло вокруг бочки. Оказавшийся на пути «Аскольд» и «Новик» спасла лишь молниеносная реакция их вахтенных начальников — они успели отдать команды потравить якорь-цепи. В этот же день к борту все еще стоявшего в проходе «Ретвизана» подают краном первый только что изготовленный кессон. Но он при осушении начал деформироваться, и его в полуоткаченном состоянии хватило только на то, чтобы перевести корабль из прохода в гавань. Здесь кессон стал заполняться водой и кораблю, чтобы удержаться на плаву пришлось, дав ход, носом выброситься на отмель. В прилив, вода покрывала палубу, вплотную подступая к башне. Того же приходилось бояться и «Цесаревичу». Но 16 февраля на нем удалось полностью герметизировать и осушить отсек подбашенного отделения. 19 февраля водолаз Тихомиров извлек из затопленного отсека тело погибшего Афиногена Жукова. На корабле провели сбор денег для оказания материальной помощи его семье. Обычая посмертного награждения героев тогда еще не существовало.
На «Цесаревиче» заделывают пробоины

С.О. Макаров, прибывший 24 февраля в Порт-Артур в качестве командующего флотом, и 27 февраля докладывающий наместнику об обстановке, отмечал, что «исправление судов из-за недостатка надлежащих средств в порту идет мало успешно». Признать пришлось и тот горький факт, что «техника наша значительно слабее неприятельской, что тяжелым образом сказывается на тактических свойствах эскадры и на работах по исправлению судов».
Адмирал Макаров поднимается на «Цесаревич

Тем временем водолазы «Цесаревича» с 18 марта начали очищать осушенные отсеки от ила и обломков. Все более прояснявшуюся картину дополнили расчеты главного корабельного инженера порта Р.Р. Свирского (автора проекта кессона) и французского инженера Кудро. Оказалось, что до опрокидывания «Цесаревича» достаточно было прибавления крена на 0,5°. Своим спасением корабль был обязан броневой переборке (она ограничила поступление воды внутрь корпуса) и энергичному контрзатоплению, которое уже перед самым порогом потери остойчивости успел осуществить П.А. Федоров.Для уплотнения продолжавшего подтекать контура кессона по предложению руководителя порт-артурской спасательной партии Горста водолазы из мешков, Выпустили облако опилок. Заполнив узкие щели, они отчасти уменьшили поступление воды в кессон. С продолжавшейся фильтрацией боролись с помощью пульзометра (беспоршневой насос, действовавший паром).

С 26 марта рваные края пробоин начали очень успешно вырезать электрическим резаком по инициативе полковника А.П. Меллера. Как представитель Обуховского завода он возглавил в крепости ремонт артиллерии. 26 апреля начали установку первых шпангоутов, а затем и наружной обшивки. Работы начали приближаться к завершающей стадии, и только тогда начальство вспомнило о том, что новейший и сильнейший в эскадре броненосец, так и не пройдя полного курса боевой подготовки, к тому же еще и не имеет штатного командира.
После назначения И.К. Григоровича по представлению С.О. Макарова командиром порта (надо было форсированно оживлять эту работу), обязанности командира броненосца временно исполнял старший офицер Д.П. Шумов. Его прямому назначению на эту должность мешали непреложные законы ценза. Хотя и бывший со времени постройки старшим офицером корабля и потому в совершенстве знавший и корабль, и его людей, Д.П. Шумов был, однако и по службе и по возрасту безнадежно «молод».
На место командира «Цесаревича» адмирал назначил своего флаг-капитана капитана 2 ранга М.П. Васильева (1857-1904), который командовал в 1895-1897 гг. миноносцем «Сокол», а в 1898-1901 гг. ледоколом «Ермак». Но тут восстал сам Главнокомандующий, он же наместник его императорского величества на Дальнем Востоке. Он полагал, что более достойным командирства на «Цесаревиче» будет капитан 1 ранга А.А. Эбергард. Судьба рассудила спор с присущей ей злой иронией: М.П. Васильев, не сумев вступить в командование, погиб как и С.О. Макаров при катастрофе «Петропавловска» 31 марта 1904 г. Эбергарда же, о назначении которого, как того желал наместник, уже был выпущен высочайший приказ (отчего это несостоявшееся командование проходит через все послужные списки Андрея Августовича), тот же наместник, покидая Порт-Артур 22 апреля (чтобы не попасть в осаду), увез с собой. Теперь ему А.А. Эбергард как опытный штабной работник оказался более нужен в Мукдене.
,
Только до «Цесаревича» никому уже не было дела. Он по-прежнему оставался под временным командованием старшего офицера, который, конечно, не мог в должной мере препятствовать начавшему в период командования флотом В.К. Витгефта «растаскиванию» экипажа корабля на береговые потребности. Все словно забыли, что кораблю, не имевшему даже той боевой подготовки, что была на кораблях эскадры, скоро придется возглавить флот в бою.
Особенно несовершенной была система корректировки огня с береговых постов и способы передачи целеуказаний. Слишком много энергии адмирал затратил на достижение своей главной цели — подготовку выхода эскадры для боя с японским флотом. Перекидная же стрельба оказалась отодвинута на второй план. И поэтому в первой такой стрельбе 9 марта участвовали только два корабля: «Ретвизан» и «Пересвет».
Недооценка минной опасности, и недоработка штабных чинов, не настоявших перед адмиралом на тралении фарватера (где ночью были видны японские миноносцы) привели к тому, что с адмиралом и всем его делом возрождения флота было покончено утром 31 марта 1904 г. С этого дня генерал-адъютант Алексеев и его достойный начштаба Витгефт прямой дорогой, несмотря на героизм и самоотверженность моряков, повели флот к гибели.
Возможности сосредоточения огня по одиночным японским кораблям остались неосуществленными и при третьей их перекидной стрельбе, состоявшейся 2/15 апреля 1904 г. На 190 снарядов, выпущенных крейсерами «Ниссин» и «Кассуга» русские ответили всего-то 34. 28 снарядов выпустил «Пересвет», 3 «Севастополь», 2 «Полтава» и 1 «Победа». Даже мысль об отмщении за «Петропавловск» не подвигла генерал-адъютанта к утешительному и ожесточенному нападению на визитеров.
Гибель «Петропавловска»




23 и 24 мая «Ретвизан» и «Цесаревич» сняли свои кессоны и, наконец, обрели полную свободу передвижения. Пополнив частью снятое вооружение, корабли смогли приступить к полноценной боевой подготовке. Еще 11 мая на них, согласно циркуляру штаба сохранив прежний зеленовато-оливковый цвет корпуса, все остальные видимые части, включая мачты, дымовые трубы и башни, окрасили по-новому — в светло-коричневый, или как говорили на эскадре «в песочио-бурый» цвет. Он должен был маскировать корабли на фоне скал квантунского берега. Сохранив в башнях свои пушки, «Цесаревич оказался в более выгодном положении — на нем не хватало только 4 75-мм орудий. Из других кораблей особенно обездоленной оказалась «Победа». На ней, кроме 4 254-мм пушек в башнях, оставалось только 8 (вместо 11) 152-мм и 15 (вместо 20) 75-мм. Не позаботился В.К. Витгефт и о главном вооружении крейсеров: «Диана» и «Паллада», имели лишь по шесть (вместо штатных 8) 152-мм орудий. На «Аскольде» — было лишь по 10 (из прежних 12) калибром 152 мм и 75 мм.


Даже 75-мм пушки адмирал считал нужными против осадной артиллерии японцев.А сухопутное командование, стремясь предотвратить тесное обложение крепости, торопило эскадру.с уходом. Его по условиям приливной обстановки командующий назначил на 10 июня. Но японцы, хорошо осведомленные о событиях в крепости, не замедлили накануне разбросать по рейду новую порцию мин. Силы охраны рейда и на этот раз, как это случилось перед гибелью С.О. Макарова, сумели «наступить на грабли», не признав противника в шнырявших по рейду миноносцах. Выйдя утром на рейд, корабли вдруг оказались в окружении видимых с бортов мин. Тральных сил, несмотря на их некоторое пополнение, по-прежнему не хватало. Но японцы их роль понимали, и миноносцы пытались атаковать шедшие с тралами корабли.»Новик» и «Диана» противника отогнали. В течение часа — с 15 до 16 час.- движение задерживали неполадки рулевого устройства на «Цесаревиче» — он то замедлял ход, то выходил из строя для исправлений. В 16 час. 40 мин., пройдя за тралами 8 миль, флот отпустил тралящий караван, как по аналогии, видимо, с землечерпательным караваном называли отряд импровизированных тральщиков. Увеличив скорость до 10 уз, проложили курс на зюйд-ост 20°. Около 18 час. находясь в 20 милях от Порт-Артура, заметили идущий наперерез японский флот: 4 броненосца и два крейсера «Ниссин» и «Касуга». За ним в разных сторонах горизонта виднелись отряды крейсеров и миноносцев. Но все они не могли составить прямой угрозы русским броненосцам. Всем им пришлось бы расступиться перед нашим флотом, если бы он сумел преодолеть сопротивление японских главных сил. А шансы к тому, казалось, беспроигрышные: шесть русских броненосцев против четырех японских. Флот, впервые после гибели С.О. Макарова вышедший в море для решительного сражения, не сомневался в успехе.
Броненосный крейсер «Касуга»

Обстановка перед выходом обострилась начавшимся с 25 июля обстрелом гавани японской осадной артиллерией. Установленная на западных склонах Волчих гор осадная 120-мм (пока что) батарея выпустила в тот день до 100 снарядов. Один снаряд пришелся в броневой пояс «Цесаревича», другой — в адмиральскую рубку, где находилась телефонная станция. Здесь принимали сообщения с кораблей и наблюдательных постов, фиксировали в особом журнале все сведения о движении кораблей противника на подходах к рейду. Взрывом был убит телефонист, легкие ранения получил (в руку) флаг-офицер.На возобновившейся с утра 26 июля обстрел отвечали «Ретвизан», «Победа» и «Пересвет». Нуждавшемуся в практике «Цесаревичу» (важно было проверить результаты ремонта) и на этот раз стрелять не позволили. Еще серьезнее 27 июля зацепили «Ретвизан». В него попало 7 120-мм снарядов, одним из которых (вместе с готовыми для установки двумя 152-мм орудиями) была потоплена подведенная к борту баржа. Убило машиниста готовившегося к погрузке портового крана. Выход в море за тралами тралящего каравана начался в 5 час. утра. Он удался в два раза быстрее, чем 10 июня. Крейсер «Баян», который из-за подрыва 14 июля на мине в походе участвовать не мог. Вероятнее был бы и успех быстрого и неожиданного прорыва эскадры в море. В 10 час. 30 мин. флот отпустил тральщики. Державшиеся поодаль «Нисснн» и «Касуга» тронуть их не посмели. Тем временем, держась вне дальности стрельбы, появились отряды японских крейсеров и миноносцев. Скорость флота, составляющую при проводке за тралами 3-5 уз, увеличили до 8. Такую постепенность объясняли опасениями за прочность переборок в отсеках «Ретвизана», вышедшего на прорыв с боевым повреждением. С появлением японских главных сил скорость увеличили до 13 уз. Окружая русскую эскадру со всех сторон, японцы оставляли свободным путь возвращения в Порт-Артур. Они и на этот раз рассчитывали, что русские вернутся обратно в гавань, где с ними без больших хлопот смогут покончить осадные батареи. Но русские отступать не собирались. Первый бой, продолжавшийся с 12 час. до 14 час. 20 мин., «Цесаревич» начал с расстояния 75 каб., отвечая на направленную по нему пристрелку японской эскадры. За недолетным (около 400 м) второй выстрел лег к японцам ближе. Направление было точное. Впервые в открытом бою японцы демонстрировали свое искусство стрелять на дальние расстояния. Как отмечал командовавший носовой 305-мм башней младший артиллерийский офицер лейтенант Н.Н. Азарьев, «стрельба японцев было очень быстрая и меткая». Сказывались «большая практика при стрельбе с больших расстояний» и наличие оптических прицелов.
«Фудзи»

В продолжение более чем двухчасового боя «Цесаревич» получил лишь несколько пробоин в надводной части (большинство снарядов ложилось недолетами), не вызывавших серьезных повреждений. К исходу первой фазы боя расстояние на контр-галсах уменьшалось до 36 каб. На этих более привычных для русских дистанций удалось добиться нескольких попаданий по противнику. С расстояния в 45 каб японцы ввели в действие и 152-мм пушки. Но наша эскадра не обнаружила высокой меткости. Отсутствие практики в стрельбе на большие расстояния и недоработка методов определения поправки на скорость противника приводили к тому, что многие выстрелы не имели нужного упреждения. Они ложились либо перед носом, либо за кормой японских кораблей. Этим, как было видно в бою, грешили многие корабли русской эскадры.
Эскадренный броненосец «Микаса», июль1904 года

За первую фазу боя «Цесаревич» получил и одну подводную пробоину. Снаряд, ударив в броню правого борта в районе 30-32 шпангоутов, видимо, рикошетом скользнул вниз и разорвался против передней кочегарки. В несколько минут крен достиг 3-4°. Подоспевший к месту повреждения трюмный механик П.А. Федоров спускным краном установил, что затоплены два нижних коридора 25-31 и 31-37 шпангоутов, а также два верхних 23-28 и 28-33 шпангоутов. Крен он устранил, сообщив нижние коридоры с противолежащими другого борта, а для уравновешивания верхних заполнил водой нижние коридоры в машинном отделении. Плавучесть корабля от этого уменьшилась на 153 т. В самом начале боя попадания двух 305-мм снарядов противника произвел огромные разрушения в борту под левой кормовой 152-мм башней. Было смято ограждение вокруг башни в виде низкого фальшборта (французское архитектурное излишество), отчего башню едва не заклинило. Но сама башня не пострадала. Надводную пробоину (1,52 м выше ватерпинии) по правому борту вызвало попадание еще одного 305-мм снаряда. Взрывом сорвало якорь, перебило топ фок-мачты со всем его такелажем. Незначительно была задета кормовая дымовая труба.
Броненосный крейсер «Якумо»

Попадание другого 305-мм снаряда в крышу кормовой 305-мм башни под основание прицельного колпака сильно вдавило крышу, сорвало несколько заклепок и гаек. Был убит гальванер, ранен комендор. Одновременно осколками снаряда изрешетило элеватор подачи 47-мм патронов на заднем верхнем мостике. Патроны пришлось подавать в два этапа сначала внутри мачты до марса, а оттуда на концах спускать вниз. Правда, башня пострадала от изъянов собственной техники. Смачивая палубу перед боем от возгорания при взрывах, палубная команда попала струей в амбразуру башни. Этого оказалось достаточно для того, чтобы перегорел предохранитель сети вертикальной наводки. На время устранения повреждения пришлось перейти на ручной привод. Был момент, когда и правым заряд-ником можно было пользоваться лишь вручную. Под конец первого боя отказала и гальваническая цепь стрельбы: в контакты рамы замка попало сало смазки снарядов. Стрелять пришлось, действуя трубками.
В то же время на нижнем мостике были ранены обслуживающие дальномер Барра и Струда матросы Савенко и Тихонов. На грот-марсе убило марсового и ранило корректировавших стрельбу комендоров Василенко и матроса Иванова. Происходившие в кормовой 305-мм башне неполадки вертикальной наводки задерживали стрельбу. Нередко снаряды и заряды одного орудия переходилось передавать к другому. Командовавший башней мичман А.Н. Сполатбог вел огонь, корректируя выстрел одного орудия выстрелом другого. Ему помогал, запрашивая расстояние по телефону и распоряжаясь заряжанием, флагманский минный офицер лейтенант Н.Н. Шрейбер (1873-1931, Лондон). Во втором бою ему пришлось заменить мичмана, который должен был оставить башню, чтобы (имея подготовку штурмана) перейти в боевую рубку и заменить убитого старшего штурмана.
Повреждение башни на «Цесаревиче»

Последствия французского архитектурного излишества — угрозу заклинивания помятым взрывом фальшборта почувствовала и команда 152-мм башни № 6 (кормовая правая). С повреждением справились под руководством командовавшего кормовыми башнями мичмана М.В. Казимирова. Снаряд, попавший в ту же башню между орудиями и чуть ниже их амбразур, разорвался, не причинив большого урона и повредив лишь дверцы. Без последствий обошлось и при попадании внутрь башни нескольких осколков, из которых один застрял в рукаве артиллерийского квартирмейстера Бусыгина. Было и еще немало мелких повреждений, вызванных неприспособленностью механизмов и приводов к интенсивной боевой стрельбе. Их удавалось устранить ценой прекращения огня на период от 15 до 30 минут. Наибольшее воздействие огня неприятеля испытала носовая башня 305-мм орудий, которой командовал младший артиллерийский офицер лейтенант Н.Н. Азарьев. Словно предупреждая о серьезности завязывающегося боя, с первыми японскими выстрелами башню осыпало множеством осколков, частью попавших в открытую верхнюю горловину. Но прямых попаданий в башню долго не было. В самом начале боя лейтенанту Азарьеву удалось попасть в «Якумо», были попадания в «Микасу» и «Асахи».
Эскадренный броненосец «Асахи»

Догоняя сильно отставшую (до 1,2 и даже 2 миль) «Полтаву», японцы, похоже, готовились сделать ее первым объектом отрабатывавшегося уже тогда метода массирования огня. Они уже начали сближение на дистанцию своего уничтожающего общего залпа (видимо, около 30 каб). Но «Полтава» с расстояния 32 каб успела сделать свой залп, оказавшийся.упреждающим. Оба снаряда ее носовой 152-мм башни (командир мичман А.А. Пчельников), точно угодили в каземат головного японского броненосца (им был или «Микаса», или, как многие были убеждены еще по бою 10 июня, «Асахи»). И японцы непроизвольно, забыв о еще не достигнутой дистанции подготовленного залпа, разрядили его по «Полтаве» с 32 каб. Он лег эффектным недолетом и, по-видимому, дезорганизовав всю стрельбу. Бешенная стрельба, открытая потерявшими самообладание японцами, не принесла кораблю существенных повреждений. Так героическая «Полтава» задержала сближение японцев с главными силами русского флота. Тем временем на эскадре проверкой по линии установили, что существенных повреждений корабли за первую фазу боя не получили.
Эскадренный броненосец «Полтава» в районе Порт-Артура

Боясь, что русские, в самом деле, сумеют до темноты прорваться в море, японцы развили предельно частую стрельбу, пытаясь сосредоточить весь огонь по «Цесаревичу». Этот первый ставший уже ощутимым опыт массирования огня, не считаясь с огромным расходом снарядов, японцы предприняли на исходе первого часа боя, когда убедились на примере «Полтавы», что традиционная перестрелка, хотя и с преимущественным огнем по головному, не наносит русским заметных повреждений.
Стрельба началось вслед за подъемом на «Микасе» полотна сигнального флага какой-то особенной, невообразимо большой величины. Из-за уменьшения расстояния стрельба не была особенно меткой, но фонтаны воды вставали вокруг «Цесаревича» почти сплошной стеной. Весь штаб, стоявший по примеру командующего, на открытом нижнем мостике обдавало потоками воды. Очень скоро все промокли до нитки. Начали учащаться и попадания 305-мм снарядов. От большего числа попаданий множились повреждения небронированных частей корпуса, но броня нигде пробита не была. Исправными оставались все башни. С повреждениями вызванными ненадежностью техники (отказы электрических и механических систем приводов подачи и заряжания, поломки кронштейнов и роульсов у зарядных столов и т. п.) успевали справляться по ходу боя. Башни все чаще приходилось переводить на ручной режим. Убийственный огонь японской «психической» атаки, открытый во второй фазе боя, обратился в непрерывный грохот осыпавших башни осколков. Как писал лейтенант Н.Н. Азарьев о своей башне, в ее амбразуры «все чаще летела масса осколков с водой и едким черным дымом» Попадания двух 305-мм снарядов и нескольких калибром 152 мм башню повредить не сумели, но из-за поломки кронштейна направляющего роульса у правого зарядного стола пришлось вести подачу только левым столом. Скорость стрельбы заметно упала. Стрельба (и это тоже общее наблюдение всех участников боя) крайне затруднялась практической неразличимостью попаданий своих и чужих снарядов. Их разрывы давали такой же малозаметный белый след, как и выстрелы японских орудий.
Кормовая 305-мм башня уверенно действовало под командованием энергично распоряжавшегося мичмана А.Н. Сполатбога. Он проявил себя истинным командиром и прирожденным артиллеристом. Попаданий в башню долго не было, но один матрос, пытаясь отдышаться, высунул голову, открыв дверь и тут же был убит осколком очередного разорвавшегося вблизи снаряда. Из-за перегорание реостата вертикального наведения левого орудия пришлось действовать им вручную, а сгоревший проводник манипулятора горизонтальной наводки заставил и всю башню поворачивать вручную.

Примерно в 17 час. 55 мин. «Цесаревич» был поражен взрывами тремя последовательно, почти в одно время попавших 305-мм фугасных снарядов. Один дочиста снес радиорубку, находившуюся позади боевой, другой «вынес» из основания фок-мачты чуть ли не девять десятых ее поперечного сечения, третий угодил точно в смотровой просвет боевой рубки. Словно по заказу для описания во всех будущих хрестоматиях 305-мм снаряд (предполагали, что он был рикошетом) вошел точно в смотровой 305-мм просвет боевой рубки, слег-ка»отжав» вверх мешавшую ему кромку грибовидной крыши. Будучи на излете, он успел разорваться вне рубки, густо окрасив желтым цветом (осадок мелинита) ее наружную стену и окружающие конструкции мостика, Обломившаяся почти целиком головная часть, идя наклонно, отразилась внутрь рубки от ее крыши и снова, чуть отжав ее, вошла в просвет рубки с противоположной стороны. После боя ее нашли в коечных сетках и демонстрировали в качестве осколка, убившего адмирала.
В действительности его тело было разорвано и снесено за борт (уцелела одна нога) первым и вторым наружными взрывами, снесшими радиорубку (околр нее он и стоял) и вырвавшими брешь в мачте. Вместе с обезглавленными взрывом флагманским штурманом лейтенантом Н.Н. Азарьевым и младшим флаг-офицером мичманом Эллисом убило горниста и двух сигнальщиков. Ранены были контр-адмирал Н.А. Матусевич (он до ночи не приходил в сознание), старший флаг-офицер лейте-
нант М.А. Кедров и младший флаг-офицер мичман В.В. Кувшинников. Сбило с ног стоявшего впереди боевой рубки командира броненосца капитана 1 ранга Н.М. Иванова.

Командир перешел в боевую рубку, где у приборов управления, переговорных труб и указателей стояли рулевой, гальванеры, старший артиллерист, старший минный и старший штурманский офицеры. Здесь к нему подошел старший флаг-офицер лейтенант Б.Н. Кнорринг с сообщением о гибели командующего и тяжелом ранении начальника штаба. Чтобы не вносить дезорганизацию в управлении эскадрой, командир решил не делать оповещения о гибели адмирала и дождаться, когда в командование может вступить начальник штаба. Как говорилось в донесении командира, он хотел предотвратить тот «сущий хаос», который произошел на эскадре в момент гибели С.О. Макарова.
Повреждение трубы на корабле после боя 28 июля

Судьбу «Цесаревича» решала теперь развернувшаяся у рулевых приводов отчаянная борьба за восстановление управляемости корабля. Посланный вниз рулевой Лавров приступил к исправлению погнувшегося соединительного штока привода, мичмана Дарагана отправили на ют наладить управление с помощью румпель-талей. Этот способ, заводя тали на кормовой шпиль, на броненосце не раз испытывали на учениях. Штурвала с приводом к рулю в кормовом отделении почему-то предусмотрено не было. Пришедший в боевую рубку старший офицер капитан 2 ранга Шумов (весь бой он провел, как это положено для старшего офицера на постах, где требовались немедленные распоряжения, помощь или устранение заминки) пытался тем временем наладить управление машинами. А «Цесаревич» тем временем, не считаясь с героическим усилием экипажа, упорно отказывался ему повиноваться. При каждой попытке переложить руль, он круто бросался в сторону, отклоняясь каждый раз на борт до 8 румбов, то есть до 90°. «Броненосец шел, описывая все время дуги то вправо, то влево», — подтверждал это наблюдение и старший флаг-офицер лейтенант М.А. Кедров. Объяснялось это свойственной броненосцу рыскливостью, которая особенно усилилась из-за дифферента на нос.

В пути от возвращавшихся в Порт-Артур кораблей отделился «Цесаревич» — его офицеры решили выполнить повеление императора и повернули во Владивосток. О действиях же остальных кораблей в заключении следственной комиссии по делу о бое 28 июля говорится с подобающим обстоятельствам жесткостью. «Плохо организованная эскадра распалась и не могла уже больше собраться».Отстав от эскадры, «Цесаревич» уже совсем сбился с курса на Порт-Артур. Атаки миноносцев отбивали, поворачиваясь к ним кормой . Почти постоянно меняя курс на все румбы, ориентировку и вовсе потеряли. Повреждения корабля внешне были впечатляющие, но на боеспособность существенно не повлияли. Ночь позволила с некоторыми из них справиться, и потому после совета с офицерами оставшийся за командира старший офицер Д.П. Шумов решил прорываться во Владивосток. У Порт-Артура отставший и не знавший пути корабль могли перехватить японцы. Уходя же на юг, можно было рассчитывать затеряться в море и проскользнуть ночью через Цусимский пролив.
Расход угля из-за пробоины в.трубе, был, конечно, выше нормы, но при экономической скорости, как подтверждал старший механик, до Владивостока его должно было хватить. Возвращение в Порт-Артур признавали бесперспективным. Там корабль могла ожидать лишь бесславная гибель под огнем японских осадных батарей. Курсом на юг правили по Полярной звезде, держа ее за кормой. Уже в наступившей темноте близко прошел «Аскольд», чуть позднее — «Диана». Но крейсера, считая себя действующими самостоятельно, присоединяться к своему флагманскому кораблю не пожелали, а с «Цесаревича» дать им сигнал не успели, возможно, что их в темноте приняли за противника или просто не заметили.
Эскадренный броненосец Цесаревич входит в Циндао, 29 июля 1904 года

Утро 29 июля обнадеживало. Погода стояла ясная, туман исчез, горизонт был чист. Можно было мобилизовать все силы и приступить к устранению наиболее существенных повреждений. Но единодушно принятое офицерами решение прорываться во Владивосток встретило возражение пришедшего в себя командира. Переживший шок и серьезную контузию, раненый в голову и руку командир поздно вечером (около 23 час.), несмотря на протесты врачей, потребовал отнести его в боевую рубку. Здесь он провел время отражения минных атак, а наутро, оценив, как ему казалось, картину серьезных повреждений корабля, признал ее, как выразился перед следственной комиссией «ужасной». К тому времени пришел в себя и контрадмирал Матусевич. Оба они и порешили, что прежде чем прорываться во Владивосток, необходимо для ремонта и пополнения запасов угля зайти в германский порт Киао-Чао (Циндао).
29 июля 1904 года «Цесаревич» прибыл в Циндао.
Эскадренный броненосец Цесаревич входит в Циндао, 29 июля 1904 года


«Цесаревич» у стенки — пробоины заделаны, мачта прихвачены дополнительными растяжками, т.к. после боя начали раскачиваться.

По приходу вечером 29 июля в Циндао, командир не спешил с распоряжениями о пополнении запасов угля и о заказе необходимых для ремонта материалов. Не вдохновил его и пример пришедших ранее и уже готовившихся к уходу для прорыва «Новика» и «Бесшумного». Хуже того, капитан 1 ранга Иванов счел удобным уклониться от рекомендаций, за которыми обратился к нему командир «Бесстрашного» лейтенант П.Л. Трухачев (1867-1916).

Эскадренный броненосец «Цесаревич» в Циндао. Правый борт

Придя утром 30 июля вместе с «Беспощадным», он, видимо, считал, что прорвавшиеся корабли и во Владивосток должны идти вместе. Приняв на себя общее командование, ускорив с помощью своей команды пополнение на миноносцах запаса угля, «Цесаревич» мог бы вывести в море целый отряд. В зависимости от обстановки он мог совершить или прорыв во Владивосток или уйти на юг, чтобы в труднодоступных районах французских или даже чужих колоний дожидаться прихода 2-й Тихоокеанской эскадры. Не исключался и поход на соединение с владивостокским отрядом крейсеров.
Эскадренный броненосец «Цесаревич» в Циндао. Носовая башня и правый борт

Все это было вполне реально при наличии в составе русского флота специальных крейсеров Добровольного флота. Ведь их операции уже в начале войны вызвали большой переполох среди фирм, занимавшихся военной контрабандой. Планировалось широкое развитие крейсерских операций, которые было вполне реально связать с судьбой прорвавшихся кораблей. Вспомним, что С.О. Макаров считал вполне реальным прорыв в Порт-Артур (а, возможно, и во Владивосток) захваченного началом войны в Красном море броненосца «Ослябя».
Эскадренный броненосец «Цесаревич» в Циндао. Повреждения второй дымовой трубы

Но командир вчерашнего флагманского корабля и его штаб не нашли в себе сил до конца исполнить свой долг и не допустить разоружения в нейтральном Циндао. Корабли были предоставлены сами себе и действовали совершенно разрозненно. «Новик», спеша уйти до наступления утра, и не получив с «Цесаревича» помощи, покинул порт с неполным запасом угля. Это обстоятельство сыграло, как вскоре выяснилось, роковую роль в его судьбе. «Бесшумный» прилагал все усилия, чтобы в кратчайший срок, пока не нагрянули к порту японцы, справиться с ремонтом и успеть уйти на прорыв.»Бесстрашный», ожидая его готовности, спешил с приемкой угля. О помощи кораблям за все это время со стороны «Цесаревича» упоминаний в документах не встречается.
Уклонившись от всех инициатив и вполне довольный сложившимися обстоятельствами, командир Н.М. Иванов с чувством исполненного долга отошел от дел.
Эскадренный броненосец «Цесаревич» в Циндао. Средняя шестидюймовая башня

Утром 30 июля он съехал на берег в немецкий госпиталь, оставив свой корабль собственными силами решать им, Ивановым, созданные проблемы. Там же оказался и адмирал Матусевич. Но корабль, несмотря на странное поведение двух его самых старших начальников, не сдавался. Надежду на возможность ремонта и последующего прорыва возбудила переданная на корабли 31 июля телеграмма императора Николая II, ободрявшая экипаж «в сознании свято и с честью исполненного долга перед престолом и родиной».
Немецкий оркестр на форе эскадренного броненосца «Цесаревич» в Циндао, лето 1904 года

В ответной телеграмме адмирала Матусевича на имя управляющего морским министерством изъявлялись чувства благоговения, с которым все на броненосце и миноносцах восприняли «высокомилостливые слова» императора, и выражались пожелания о «ниспослании здравия и благоденствия возлюбленному государю императору и высоконоворожденному наследнику». Далее высказывались верноподданические чувства и единодушное желание экипажей кораблей «снова нести наши жизни во славу престола и отечества». Увы, действительность не подтвердила этих возвышенных чувств все-преданности престолу. Немцы, правда, чтобы не подвергнуть корабли японским атакам с моря, 31 июля перевели их во внутренний бассейн, а губернатор 1 августа объявил, что «Цесаревичу» разрешена 6-дневная стоянка. Она объяснялась необходимостью привести корабли в состояние, необходимое для выхода в море (но не для полной боеготовности). От «Беспощадного» в день прихода потребовали вначале покинуть порт в течение 24 часов (как и от «Новика» перед этим), а затем, ссылаясь на разрешение германского императора, срок стоянки продлили до полуночи с 3 на 4 августа.
Эскадренный броненосец «Цесаревич» в Циндао, лето 1904 года

Но 2 августа отношение обычно любезных немецких властей вдруг переменилось. В 10 утра командирам всех кораблей объявили повеление кайзера Вильгельма II немедленно — к 11 часам спустить флаги и разоружиться. Все терялись в догадках о причине такого исключительного вероломства. Ведь русские корабли за все предшествовавшие войне годы привыкли к постоянно проявлявшимися немецкими властями (особенно в Киле) чувствам радушия, гостеприимства и даже дружбы. Германия в той войне явно сочувствовала России, и немецкие пароходы с грузом угля уже готовились (по заключенным с частными фирмами контрактам) сопровождать поход эскадры З.П. Рожественского.
Эскадренный броненосец «Цесаревич» в Циндао, лето 1904 года

Но Н.А. Матусевич в силу ли подавленности от пережитого ранения или чрезмерной деликатности не пытался даже объяснить немцам несуразность их требований: кораблям, начавшим ремонт, для выхода в море требовалось гораздо больше времени. Не счел он нужным воспользоваться и своим правом сильного, что позволило просто проигнорировать бесчестный немецкий ультиматум. Власти в Петербурге, как это нередко делается в России и как только что было с действовавшими в Индийском океане крейсерами «Петербург» и «Смоленск», предпочли просто откреститься от своих кораблей. Непрофессионализм верховных властей вновь являл себя во всей его неприглядности.
В Циндао

Не дождавшись из Петербурга ответа на свой срочный запрос, Матусевич отдал приказ кораблям подчиниться немецким требованиям. Корабли спустили флаги и в тот же день начали выгружать боеприпасы на берег. Сдали немцам замки от 75-мм орудий, части от замков больших орудий и две крышки золотниковых коробок цилиндров среднего давления. Свезли на берег и все ружья, и револьверы, оставив только 50 для караульной службы.
Эскадренный броненосец «Цесаревич» в Циндао после прихода. У борта плотики, с которых матросы заделывают пробоины. На носу установлен тент от солнца.

В тот день, словно уже зная о случившемся, заявился в порт японский миноносец. Ссорится с Германией в планы японцев не входило, и на захват броненосца они не покушались. Удовлетворенный сведениями о разоружении броненосца, миноносец тотчас же удалился. Начался отсчет заточения кораблей.
С легкостью, одним росчерком пера отказаться от великолепного боевого корабля, на одну только постройку которого ушло пять лет, V иначе, как преступлением это решение назвать нельзя. Впрочем, с «Дианой» в Сайгоне поступили еще волшебнее. Несмотря на то, что французские власти никаких требований о разоружении не предъявляли и гарантировали провести весь ремонт корабля, приказ о разоружении был отправлен и сюда. И произошло это 22 августа, когда корабль мог бы при желании выйти в море и уже наверняка присоединиться к эскадре З.П. Рожественского. Именем генерал-адмирала приказ отдал управляющий морским министерством вице-адмирал Авелан. И перед мудростью этого приказа остается лишь развести руками.
«Цесаревич» — разбитые трубы, следы попаданий осколков на корпусе и катерах.

Так петербургские правители, непонятно ‘»о чем думая, с легкостью «сдали» все прорвавшиеся корабли. Их для войны почему-то сочли ненужными. Подчинившись воле генерал-адмирала, в новую, теперь ничем уже не подгоняемую, неторопливую — на всю войну — ремонтную страду погрузился и «Цесаревич». Не успев, как это удалось на «Диане», группой списаться с корабля до разоружения, офицеры броненосца вместе с рутиной ремонтно-береговой службы взялись за осмысление выпавшего на их долю бесценного боевого опыта. Ведь он мог пригодиться еще. Как, раз 1 августа 1904 г. в Кронштадте начала кампанию 2-я эскадра флота Тихого океана.
«Цесаревич» — заделка пробоины в борту. Для облегчения фок-мачты снят рангоут и размещен на палубе у носовой рубки.

Судьба и здесь не оставила своими заботами оптимистический корабль — она устроила так, что одному из офицеров (флаг-офицеру штаба лейтенанту М.А. Кедрову) довелось, как и трем офицерам «Дианы», принять участие в походе’и бое эскадры З.П. Рожественского. Неизвестно с каким вниманием (и вообще счел ли это нужным) отнесся к их опыту Зиновий Петрович, но обладавший наибольшей информацией (флаг-офицер штаба Макарова и В.К. Витгефта) лейтенант Кедров получил назначение, далекое от задач обобщения опыта — артиллерийским офицером на крейсер (вооруженный пассажирский пароход) «Урал». Система, словно бы задавшаяся целью погубить флот, оставалась верна себе.
«Цесаревич» — корабельный трап повреждён в бою, поэтому у борта установлен немецкий трап с колесиками.

Без ответа остается и главный в судьбе «Цесаревича» вопрос — почему министерство, не моргнув, согласилось разоружить корабль. Какие, казалось бы, энергичнейшие усилия следовало приложить к тому, чтобы сберечь для войны великолепный, с обстрелянной командой новейший броненосец! А вместо этого вышел вызвавший общую оторопь нелепый приказ о разоружении.
«Цесаревич» — вид на палубу с гребными судами. Кормовая труба тяжело повреждена попаданиями двух крупнокалиберных снарядов и, чтобы не развалилась, стянута дополнительными тросами.

Герои этой темной истории своих объяснений не оставили. Обошел ее в своей работе («Значение и работа штаба на основании опыта русско-японской войны») и лейтенант А.Н. Щеглов (1874-1953). Но нет сомнения в том, что и здесь проявился результат деятельности ГМШ, все военные распоряжения которого, по мнению А.Н. Щеглова, «были не обоснованы и прямо вредны». В итоге ”флот погиб от дезорганизации, и в этом всецело вина Главного Морского штаба, которому по праву принадлежит 90% неудач нашего флота». Можно не рискуя сильно ошибиться, предложить следующие объяснения судьбы «Цесаревича» в Цин-дао, которые вполне согласуются с тем «хаотическим» характером деятельности штаба, о которой столь откровенно говорится в названной работе лейтенанта Щеглова.
«Цесаревич» в 1905 после ремонта — фок-мачта полностью снята и установлены новые дымовые труба.

Обращаясь к мотивам, хоть как-то позволявшим понять решение петербургских стратегов, нельзя уйти от ощущения их причасти или прямой принадлежности к некому виртуальному миру, где законы логики и здравого смысла не действуют. Ибо как иначе объяснить, что, находясь вроде бы в смертельной схватке с донельзя деятельным, активным и предприимчивым противником, терпя при этом постоянные неудачи, бездарнейшим образом потеряв первую эскадру и готовя к походу вторую, столь беззаботно отказались от опыта войны и от двух новейших, как воздух необходимых собственных броненосцев, от «Славы», несмотря на возможность успеть ввести ее в строй, и «Цесаревича», который вполне мог избежать разоружения. И при этом — вот сюжет для захватывающего документального детектива — предпринимались отчаянные, хотя и заведомо обреченные на неудачу (вся сделка не могла состояться без ведома Англии, находившейся тогда в союзе с Японией) попытки контрабандного приобретения пресловутых «экзотических крейсеров».
На «Цесаревиче» во время ремонтных работ

На глазах всего мира и ему на посмешище в течение более года разыгрывался спектакль многоходовых интриг с множеством слетевшихся на поживу, .обещавших «устроить» покупку «посредников», в котором главную роль с фальшивым паспортом, в парике и с накладной бородой играл уже знакомый нам давний адъютант великого князя Алексея Александровича контр-адмирал А.М. Абаза. К этой авантюре мог примыкать и блеф императора, который, несмотря на неудачи, продолжал свысока или даже презрительно относиться к противнику (известно, что в резолюциях он позволял себе выражения вроде «макаки»), А потому демонстративный отказ от «Цесаревича» мог бы изображать широту русской души и бескрайние возможности России, способной сокрушить врага, не считаясь с числом броненосцев.

Могла проявиться и внутренняя антипатия начштаба к броненосцу, столь долго вызывавшего его праведный гнев и негодование. Вывод броненосца из игры мог каким-то образом совместиться в больном воображении Зиновия Петровича с торжеством над своими противниками в вечной подковерной бюрократической борьбе. Кто теперь знает правду…


1905 год. Интернирование в Циндао. Русские миноносцы (слева направо) — «Смелый», «Бойкий», «Беспощадный», «Бесстрашный», «Бесшумный». На заднем плане видна грот-мачта «Цесаревич».


В Циндао

Четырнадцать долгих месяцев продолжалось заточение «Цесаревича» в гавани германской колонии. Время, столь стремительно утекавшее, а в Порт-Артуре и каждый день усугублявшее осаду, здесь, в Циндао словно остановилось. 9 сентября 1905 г. адмирал Греве был извещен о высочайше одобренном распределении кораблей. Из них по ратификации мирного договора в Балтийское море уходили «Цесаревич», «Громобой», «Россия», «Богатырь», «Олег», «Аврора», «Диана» и «Алмаз». Во Владивостоке должны были остаться крейсера «Аскольд», «Жемчуг», «Терек», транспорт «Лена», канонерская лодка «Манджур» и все миноносцы. 2 октября из Петербурга уточнили: отряд Владивостокских крейсеров возглавит его командующий контр-адмирал К.П. Иессен (1852-1918), остальные четыре крейсера и «Цесаревич» составят второй отряд под командованием контр-адмирала О.А. Энквиста (1849-1912).

Цесаревич снова в строю

На «Цесаревиче» уже к маю 1905 г. из прежнего состава офицеров (люди убывали на лечение после ранений, в отпуск, в командировки, на другие корабли) оставались лишь один представитель штаба — флагманский артиллерист К.Ф. Кетлинский и 12 строевых офицеров: старший офицер Д.П. Шумов, вахтенные начальники лейтенант Б.Н. Кнорринг 2, мичманы Ю.Г. Гадд, Л.А. Бабицын. вахтенные офицеры мичманы М.В. Казимиров, Л.А. Леонтьев, Д.И. Дараган, В.В. Кушинников, ревизор мичман А.А. Рихтер, старший артиллерист лейтенант Д.В. Ненюков, и младший — лейтенант Н.Н. Азарьев. Из механиков оставались (переименованные в начале 1905 г. в военные чины) поручики П.А. Федоров. А.Г. Шплет, Д.П. Остряков, В.К. Корзун.
Прежним оставался и корабельный священник иеромонах Велико-Устюгского Михайло-архангельского монастыря отец Рафаил. Носитель одного из самых «морских» имен в русском флоте (название «Рафаил» от времен Петра Великого до начала XIX в. имели восемь кораблей под андреевскими флагами) священник, неотлучно находясь на «Цесаревиче» всю его военную страду, неутомимо исполнял свой долг. В числе лучших священников эскадры он был награжден золотым наперсным крестом.
Команда на корабле ко времени заключения мира насчитывала 754 человека. Должность командира временно замещал командир миноносца «Бесшумный» капитан 2 ранга А.С. Максимов (1866-1951).
Контр-адмирал Энквист местом сбора своего отряда назначил Сайгон, куда 20 октября и прибыл из Манилы со своими крейсерами «Аврора» и «Олег». Здесь получили приказание «Диану» срочно отправить в отдельное плавание. Недостающих на ней офицеров перевели с «Авроры», и 1 ноября «Диана» ушла.
В составе эскадры

«Цесаревич» к месту сбора пришел 7 ноября, но совместный выход задерживался ожиданием прибытия «Алмаза», все еще развозившего по кораблям недостающих офицеров. Тогда и «Цесаревич» решили отправить в одиночку. Об опытах маневрирования в совместном плавании, чего так настойчиво министр Бирилев требовал от К.П. Иессена, здесь и вспоминать не стали. В Сингапуре следовало получить прибывшие для «Цесаревича» из Франции машинные и котельные части.
Из Сайгона вышли 10 ноября. Шли по заданному адмиралом приблизительному маршруту: прибытие в Сингапур 26 ноября, в Коломбо 10, в Джибути 23 и в Суэц 30 декабря, а в Порт-Саид 2 января 1906 г. По прибытии в Алжир 6 января следовало ожидать приказаний адмирала.
«Цесаревич» в Алжире

Плавание походило на бегство от грозившего вот-вот настичь корабль пожара гулявшей по России смуты. ГМШ, как и во время войны, продолжал оставаться на удивление неповоротливой бюрократической машиной: запросы о том, как объяснять командам значение «всемилостивейшего» манифеста от 17 октября, адмирал не получил. Это пытались делать сами офицеры, но нашедшиеся в командах смутьяны делали это по-своему. В результате «Цесаревич» пришел в Коломбо чуть ли не с уже созревшим заговором, готовившим восстание на переходе в Джибути. По счастью 28 зачинщиков успели вовремя изолировать и отправили на шедший в Россию пароход «Курония».
На Цесаревиче во время замены 12-дюймовых орудий и постановки на бочку.

2 февраля вторым из возвратившихся с Дальнего Востока кораблей (8 января пришла «Диана») «Цесаревич» вошел в гавань обширного порта императора Александра III в Либаве. Совсем недавно переполненный огромной и, казалось, непобедимой эскадрой З.П. Рожественского, порт теперь был безлюден и сиротливо пуст. Пришедший из-за границы «Цесаревич» и оставшаяся на Балтике «Слава» составляли теперь всю реальную ударную силу некогда грозного Балтийского флота.
29 мая 1906 г., продолжая оставаться в Либаве, «суда отряда корабельных гардемарин», как он тогда назывался, по предписанию ГМШ начали кампанию. На «Цесаревиче» подняли брейд-вымпел командующего отрядом капитана 1 ранга И.Ф. Бострема. Для него это был неслыханный взлет карьеры, открывавший путь к адмиральскому чину.
На палубе Цесаревича. 1906

8 июня три корабля отряда и шедший на Балтийский завод миноносец «Исполнительный» снялись с якорей и 11 июня прибыли в Кронштадт.
На кронштадском рейде

Здесь завершили последние ремонтные работы и переоборудование корабля для размещения учебных классов и жилых помещений для целого выпуска двух училищ — Морского корпуса и Морского инженерного училища.Шла приемка запасов, уточнялись детали маршрута плавания, размещались по кубрикам гардемарины.
В старинной бухте Рогервик (Балтийский порт), где еще Петр Великий начинал сооружение базы флота, состоялась церемония окончательного разрыва с безрадостным прошлым. К ночи, словно снимая с себя заклятие минувших дней, корабли практиковались в боевом освещении. После полудня 7/20 августа «Цесаревич», а за ним и «Слава» снялись с якорей для следования в Биорке. Отдельно, догнав в пути и затем, уйдя вперед, следовал «Богатырь». Его застали уже на якоре у о. Равица, после чего в тот же день вышли всем отрядом в Кронштадт.
Цесаревич входит в один из Кронштадских доков

В море, поворачивая вправо, проделали маневр перестроения в обратный порядок с «Богатырем» во главе. Подобные маневры, в отличие от практики предвоенных плаваний (и чего в походе 2-й эскадры никогда не делал Рожественский), становились повседневным упражнениями в плаваниях отряда. Пройдя череду заполнивших все дни стоянки пред-походных хлопот с бесконечными приемками запасов, доукомплектовав офицерский состав и окончательно разместив по кубрикам гардемаринов, корабли 19 августа были представлены на Высочайший смотр.
У борта Цесаревича во время императорского смотра

Неслыханно щедрыми были последовавшие за смотром царские милости. Главного отличия был удостоен оправдавший надежды императора командующий отрядом И.Ф. Бострем. Ему сигналом с яхты «Александрия» вслед за отбытием императора было приказано вместо брейд-вымпела поднять контр-адмиральский флаг. Высочайшим приказом того же дня командиры «Цесаревича» и «Богатыря» жаловались чином капитанов 1 ранга, а командир «Славы» — орденом Св. Владимира III степени.
«Цесаревич» во время смотра

Обер-офицерам (лейтенанты и мичманы) изъявлялось монаршее благоволение, гардемаринам — благодарность за ревностную службу в течение предшествовавших двух месяцев внутреннего плавания.Нижним чинам объявлялось царское спасибо и назначалось традиционное за отличный смотр денежное вознаграждение.
«Цесаревич» во время смотра

Старшим боцманам и кондукторам было выдано по 10 руб., боцманам по 5 руб., унтер-офицерам по 3 руб., рядовым по 1 руб. Для матросов, имевших знак отличия военного ордена (Георгиевский крест), награда увеличивалась до 4 руб.
У борта Цесаревича во время императорского смотра

20 августа 1906 г. в 8 час. утра поднятому на «Цесаревиче» флагу командующего отрядом 13 выстрелами салютовал форт Константин. С «Цесаревича» отвечали 7 выстрелами. В 2 час. 10 мин. пополудни с якорей на Большом Кронштадтском .рейде снялись «Слава» и «Богатырь». Семафором с «Цесаревича» «Славе» было предложено пройти вперед, за нею снялся с якоря и «Цесаревич». В этом маневре продолжала утверждаться вовсе не применявшая ранее (особенно во 2-й эскадре) практика перехода флагманского корабля в общий строй, чтобы и ему дать возможность держаться в строю, а кораблям из общего строя — выполнять обязанности головного. Новый обмен тем же числом выстрелов — теперь уже прощальными салютами и корабли, следуя по створу Кронштадтских маяков, выходят за «Славой» в Финский залив. Так с первой минуты похода поручением «Славе» вести за собой отряд возобновилась его не превращавшаяся учеба.
Цесаревич во время учений

У Лондонского плавучего маяка (названного так в память погибшего здесь на отмели в 1714 г. купленного в Англии 54-пушечного линейного корабля «Лондон») броненосцы два часа занимались определением девиации. В 17 час. 30 мин. отряд уже
во главе с «Цесаревичем» продолжил плавание. В 8 час. пополудни (счет времени продолжали вести еще по-прежнему обыкновению — по 12-часовой шкале: от полуночи до полудня) близ о. Лавенсаари на* несли на карту первые координаты счисления 60°5′ с.ш. и 28°30′ в.д.В 7 час. 21 августа, проходя мыс Суроп, телеграфировали командиру Ревельского порта для передачи в Либаву своего места и скорости (12 уз). Это было сделано по просьбе заведующего подводным плаванием контр-адмирала Э.Н. Щенсовича (1852-1910, в Порт-Артуре командовал «Ретвизаном»), который каждое появление в море кораблей и отрядов стремился использовать для проведения учебных атак своих подводных лодок.
На Ревельском рейде

Придержавшись, как в том просил Э.Н. Щенснович, либавского берега, позволили лодкам провести атаки по всем правилам их только что сформировавшейся науки. На кораблях, как доносил командующий, «было приказано особенно тщательно наблюдать за морем, и, несмотря на это, лодки оставались совершенно незамеченными до тех пор, пока они не показали свои опознательные огни и не дали свистки».
Атаки произошли в 2 час. 15 мин. ночи 22 августа, когда первая лодка, сделав торпедный выстрел, ярким белым огнем обозначила себя справа от курса отряда. В 2 час. 20 мин. по приказу с «Цесаревича» «Слава» осветила лодку прожектором,
23 августа появился на горизонте первый порт захода отряда — город-крепость Киль. Защищенная внешним архипелагом бухта была похожа на севастопольскую, а по длине — до 8 миль — даже превосходила ее. Посетил корабль принц Генрих Прусский (1862-1929) — брат императора. Он с готовностью разрешил офицерам и гардемаринам совершать познавательные осмотры военного порта, завода Говальдсверке и кораблей. Их гардемарины осматривали в две смены — утреннюю и вечернюю.
Цесаревич во время учений

С бочки Кильской бухты снялись утром 29 августа. Строем фронта прошли широкий пролив Скагеррак и под норвежским берегом совершили свой исторический поворот вправо. Это означало, что путь кораблей, в отличие от традиционных маршрутов прежних плаваний флота, пролегал не к Средиземному морю, а на русский север. 31 августа корабли пришли в Берген. На стоянке, как и в Киле, пополнили запасы угля. Поход продолжили 6 сентября. Имея предельную нагрузку (осадка 8,42 м) под проводкой лоцмана вышли в Северное море. С 7 сентября в вахтенном журнале «Цесаревича» начали фиксировать координаты счисления и обсервации плавания в Атлантическом океане, а с полудня 8 сентября — уже в Северном ледовитом океане. Обогнув норвежскую крепость Варде, и продолжая идти строем фронта, проложили курс почти прямо на юг. Здесь — справа от норвежского Варангер-фиорда и слева от полуострова Рыбачий за островами Айновскими лежала крайняя к западу российская территория с ее единственной удобной для стоянки Печенгской бухтой. В 1 час. 15 мин. дня 10 сентября встретили появившийся из Печенгской бухты пароход Кольской администрации «Мурман». Следуя за ним, отряд вошел а окаймленную лесами и уходившую в глубь материка протяженную бухту, или как говорили на севере, губу. В 2 час. 40 мин., благополучно завершив первую половину плавания, отдали якоря на 21 саженной глубине показавшегося всем исключительно приветливого рейда.Приняв запасы угля и проведя проверку боевых расписаний, в 3 часа дня 20 сентября покинули стоянку в Кольском заливе.
В Екатерининской бухте.1906

Выйдя из залива, «Цесаревич» перешел в назначенное адмиралом рандеву в 5 милях к северу от восточной оконечности о. Кильдин. Это место отвечало диспозиции для проведения силами всего отряда гидрологических исследований. Их целью было, очевидно, намерение адмирала помочь мурманской экспедиции «Андрея Первозванного» и дать гардемаринам урок океанографии. Утром 24-го продолжили поход и вечером пришли в Тромсе. 28-го, преодолев очередной лабиринт фиордов, вышли в океан. В полдень 30 сентября подошли к Тронхеймскому фиорду, по которому проделали еще более долгий путь исключительно извилистым фарватером.
890-мильный путь из норвежского Тронхейма в английский порт Гринок пролегал практически неведомыми для русских кораблей путями. Лишь дважды, огибая север Шотландии, проходили здесь русские корабли. Первый раз — в 1863 г., когда эскадра С.С. Лесовского (1817-1884) шла в свою знаменитую «американскую экспедицию». В 1904 г. этим путем в сторону Бискайского залива для перехвата японской военной контрабанды шли русские вспомогательные крейсера «Дон» и «Терек». Одиночные плавания в 1899 г. совершал в Арктику из построившего его Ньюкасла (восточный берег Англии) ледокол «Ермак».
Ранним утром 13 октября 1906 г. пересекли курс самого знаменитого в мировой истории похода «Непобедимой Армады» (1588 г.). Знаменитый залив Ферт-оф-Клайд, куда вошли 14 октября, соединял в себе красоты норвежских фиордов и величие зрелища неслыханного множества судов, портов, доков, верфей и судостроительных заводов. Теснясь один к другому, они на протяжении 30-км пути до Глазго по р. Клайд заполняли все ее берега.
На палубе «Цесаревича» 1906

Особое содействие в знакомстве с Англией оказал отряду знаменитый сэр Базиль (Василий Васильевич) Захаров. А.Н. Крылов характеризовал его как «величайшего в Европе богача, миллиардера и фактического владельца знаменитой фирмы Виккерса», а затем владельца казино и рулетки в Монако и «бесчисленного множества разных предприятий во всем мире». Редкий гений мирового предпринимательства, выходец из России, он был рад продемонстрировать внимание к соотечественникам. Фирма «Виккерс-Максим» владела тогда на Клайде бывшим заводом Нэпира, а в Барроу-ин-Фернесс на одной из своих 12 верфей начала строить для России крейсер «Рюрик».
Цесаревич в совместном плавании со Славой

Благодаря вниманию сэра Базиля Захарова пребывание гардемаринов в Гриноке (с 14 по 21 октября) и Барроу (с 22 по 26 октября) стало для них без преувеличения пиром техники. С особой обстоятельностью им был показан «Рюрик». Англия покорила не только гардемаринов. В день ухода из Барроу на «Цесаревиче» не досчитались четырех матросов. Они, надо понимать, решили поближе и навечно приобщиться к западной цивилизации.
«Цесаревич» на стрельбах

Следующим пунктом захода стал (28 октября) Брест. В бухте «Цесаревич» обменялся салютом со стоящим под вице-адмиральским флагом броненосцем «Жоригиберри», который, как мы уже знаем, был прототипом «Цесаревича». Вошедшая за ним на рейд «Слава» была последней модификацией русской серии этих кораблей. Весьма кстати на рейде оказался французский броненосец «Республика», его проект был развитием, но уже для французского флота, типа «Цесаревича».
Днем 6 ноября, осмотрев порт и побывав на французских кораблях, гардемарины прощались с Брестом. Начинался завершающий этап их плавания, с возобновившимися маневрами, отработкой строя фронта, поверками боевых расписаний и более интенсивными занятиями для гардемаринов. В полную силу развернулись они на рейде испанского порта Виго. Закрытый с моря высоким островом, он имел вид просторной, длиной до 7 миль гавани, где любили останавливаться для рейдовых учений корабли всех стран мира.
На переходе из Бизерты в Тулон, начавшемся 1 февраля 1907 г., провели первую после опыта Тихоокеанской эскадры в 1903 г. гонку отряда полным ходом. Беспокойная крутая волна (7 баллов) и 8-бальный ветер от норд-оста заставляли корабли принимать воду всем баком, и броненосцы потеряли до 2-х узлов скорости. «Цесаревич» поддерживал скорость до 16 уз (83-86 об/мин,), средняя за время перехода составила 13,5 уз. В исходе гонки «Слава» опередила отряд на 15-20 миль и пришла в Тулон вечером 2 февраля. «Цесаревич» и «Богатырь», переждав ночь на рейде, вошли в бассейн утром 3 февраля.
Цесаревич в Тулоне

Французская республика, с неописуемым восторгом встречавшая в 1893 г. русскую эскадру (тогда Россия была нужна для противостояния с Германией) контр-адмирала Ф.К. Авелана, на этот раз своих союзников принимала с почти вызывающей холодностью. Война с Японией подорвала престиж режима Николая II, а ставшая за последние годы его полная зависимость от французских банков позволяла с русскими и вовсе не церемониться. И на привычный запрос начальника отряда о пополнении запасов угля морской префект, сам немало обескураженный, отвечал, что по телеграфному распоряжению из Парижа кораблям разрешено отпустить только по 200 т угля. Поручив «Цесаревичу» принять 600 т угля, разрешенного французским правительством, А.И. Русин вынужден был уголь для остальных кораблей заказать в Марселе. В Петербург же он докладывал, что в свете таких обстоятельств надо предварительный заказ на уголь делать в Англии. Всего «Цесаревич», «Слава» и «Богатырь» приняли 800, 1023 и 478 т угля.
В Тулоне во время парада

По истечении отведенного командующим отрядом двухнедельного срока работ корабли перешли в Гиерский залив, где как будто бы совсем недавно, а в действительности целую историческую эпоху тому ‘назад проходили испытания «Баян» и «Цесаревич».
20 февраля в 9 час. утра снялись с бочек тулонского рейда и проложили курс между Барселоной и о. Менорка. Миновав Балеарские острова, провели в море первую на отряде «примерно-боевую стрельбу» 23 февраля, пройдя Гибралтар, миновали и памятный в мировой истории знаменитым сражением мыс Трафальгар.
Цесаревич в Гибралтаре

Здесь «Богатырь» вышел из строя для практики кораблей в определении расстояний дальномером. Новые приборы позволяли теперь определять расстояние от 40 до 70 каб. 25 февраля пришли в Виго, где провели четвертые поверочные испытания гардемаринов. 3 марта с участием шлюпок пришедшего на рейд «Герцога Эдинбургского» устроили офицерскую парусную гонку без рулей и гардемаринскую с рулями. Гонку для квартирмейстеров и унтер-офицеров из-за безветрия и тумана пришлось отменить.
По выходе из Виго 8 марта провели в море боевые стрельбы. В ночь на 11 марта встали на якорь по восточную сторону острова Уайт. Днем вошли на открывшийся за островом знаменитый Спитхедский рейд. С крепостью и парусным линейным кораблем «Виктори» обменялись салютами. На рейде застали резервный броненосец «Ривендж» и крейсер «Бервик».
«Цесаревич» и «Богатырь» на Спидхэдском рейде

Не поскупились англичане и на церемонию проводов, состоявшуюся при уходе отряда 14 марта 1907 г. Несмотря на раннее время (7 час. утра), когда почести Морским уставом не предусмотрены, на «Виктори» был вызван караул с оркестром. С корабля адмирала Нельсона отряд провожали звуками русского гимна. На броненосце «Ривендж» выстроенные на палубе команды в честь русских троекратно кричали «ура». Тем же отвечали и наши корабли. Из-за краткости стоянки число увольнявшихся было значительно увеличено, но потери бежавшими оказались невелики. На «Цесаревиче» не вернулись из увольнения комендор Иосиф Лебедев и матрос 1 статьи Михаил Сизов.
Выйдя за плавучий маяк, корабли по сигналу командующего постепенно увеличили скорость до 16 узлов, и эта новая беспримерная гонка продолжалась до 7 часов вечера. Планировавшуюся на следующий день вторую боевую стрельбу из больших орудий пришлось из-за тумана отменить. Стреляли только (для практики плутонговых командиров) из 75-мм пушек.
В продолжавшемся усиливаться тумане прошли по счислению все Северное море. В тумане проделали и весь путь до Киля. Утром 20 марта на рейде Киля застали почти все главные силы германского флота. В угольной погрузке (всего приняли 1477 т) наибольшей скорости (58,8 т/час) достигла «Слава». Пополнив запасы продовольствия, отряд 27 марта снялся с якоря и утром 29 марта прибыл в Либаву.