Крепостничество в России: иметь рабов считалось высшим пра­вом

С. Соловьев

Владеть людьми, иметь рабов считалось высшим пра­вом, считалось царственным положением, искупавшим всякие другие политические и общественные неудобст­ва, правом, которым потому не хотелось делиться со многими и, таким образом, ронять его цену. Право было так драгоценно, положение так почетно и выгодно, что и лучшие люди закрывали глаза на страшные злоупот­ребления, которые естественно и необходимо истекали из этого права и положения. Представления, которые должны были мало-помалу подорвать ценность этого права и положения в глазах лучших людей, только еще начинали и очень слабо начинали проникать в общество: то было представление научное о государстве, о высшей власти и отношении ее к подданным, отношении, непо­хожем на отношение помещика к крепостным и отни­мавшем у последнего царственный колорит; потом пред­ставление о рабстве как печати варварского общества, представление, оскорбительное для людей, имеющих притязания на образованность; представление о народ­ности, о чести и славе народной, состоящих не в том, чтобы всех бить и угнетать, а в содействии тому, чтобы как можно меньше били и угнетали. Чтобы все эти пред­ставления, усиливаемые все более и более европейскою жизнью народов, сообща и распространением просве­щения мало-помалу подкопали представление о высоко­сти права владеть рабами, для этого нужно было пройти еще веку.

[…] В таком положении находилась Россия, когда осознанная необходимость вывести ее из бедности, бес­помощности земледельческого государства повела к пре­образованию, имевшему целью ослабить односторон­ность земледельческого характера торговым и промыш­ленным развитием. […]

Купцы требуют крепостных работников, приказчиков, ссылаясь на то, что на вольных положиться нельзя. Дворяне, желающие оставить право владеть людьми ис­ключительно за собою, теоретически победоносно опро­вергают причины, приводимые купцами, но практически последние были правы: вольнонаемным трудом проба-виться было нельзя, не было выбора между вольными людьми, их было очень мало, надобно было брать кого попало. Притом, рассматривая какое-нибудь явление в известное время в известном обществе, надобно обра­щать внимание на все другие окружающие явления, на состояние правосудия и администрации: с своим чело­веком не было суда, а с вольным суд; но при слове «суд» вздрагивал русский человек XVIII века. Недаром же в «Русской Правде» было постановлено, что вольный человек, пошедший в ключники к другому, тем самым становится холопом его, вольный ключник не допускал­ся. Заявления купцов в комиссии об Уложении, что на вольного приказчика положиться нельзя, указывают, что условия, в которых появилась «Русская Правда», не со­всем еще исчезли и во времена комиссии об Уложении, в которой от дворянства, купечества и духовенства по­слышался этот дружный и страшно печальный крик: «Рабов!»

Разумеется, этот крик должен был прежде всего сму­тить автора «Наказа» […]. Положения «Наказа» были добрые семена; но, прежде чем посеять их, Екатерина хотела испытать почву, для чего и собраны были депу­таты отовсюду; для освобождения крепостных почва ока­залась совершенно неудобною, и Екатерина предостави­ла времени удобрение почвы посредством нравственно-политического развития народа.

История России с древнейших времен. В 15 кн. М., 1965. Кн. 14. С. 98-100.