Что такое смутное время

Стенограмма передачи “Не так” на радиостанции “Эхо Москвы”

30 июля 2001 года
В прямом эфире радиостанции «Эхо Москвы» программа «Не так!»
В гостях — историк Александр Лаврентьев.
Эфир ведет Сергей Бунтман.

С.БУНТМАН: Итак, сегодня тема программы «Не так!» — смутное время. Для того чтобы разъяснить, что тут так, а что не так, у нас сегодня в студии историк Александр Лаврентьев. Добрый вечер.
А.ЛАВРЕНТЬЕВ: Добрый вечер.
С.БУНТМАН: И что же, нам ограничиться только смутным временем начала 17 века?
А.ЛАВРЕНТЬЕВ: Вообще отечественная история обогатила наш словарь множеством слов, которые до сих пор употребляются и до сих пор живут в политическом обиходе. Достаточно вспомнить слова «царь» и «бояре», которые регулярно возникают на страницах газет и в радиоэфире. Замечательный термин «опричнина». Надо сказать, что не всегда историки могут с точностью разъяснить смысл этого слова, но народная память всегда отфильтровывает побочные эффекты и оставляет самые важные. И в данном случае «смутное время» это термин, который родился в совершенно определенной ситуации российской истории, которая была в начале 17 века. И надо сказать, что этот термин потом вспоминали неоднократно, достаточно вспомнить мемуары Антона Ивановича Деникина «Очерки русской смуты». И в более ранние времена, скажем, в начале правления Петра I это слово тоже употреблялось.
С.БУНТМАН: Но само слово «смута» ведь не появилось в начале 17 века, оно же существовало до этого?
А.ЛАВРЕНТЬЕВ: Безусловно, но существовавшее в языке как обиходный термин применительно к внутренней политической ситуации оно было абсолютно четко прописано в тех временах, которые были связаны с колоссальным внутренним кризисом, переживавшимся нашей страной. Случилось это на рубеже 16-17 веков, и начало этому кризису положило пресечение династии. Поскольку Россия была, естественно, монархией в те времена, были разного рода катаклизмы в правящем доме, и они так или иначе неминуемо вели к политическим петрубациям. И конкретно то, что имело место тогда, кончилось для России тяжелейшим кризисом. Всем хорошо известно, что скончавшийся в 1584 году Иван Грозный был предпоследним Рюриковичем на российском престоле. К кончине государя в живых было всего два его сына один из них был болен, царевич, будущий царь Федор, а второй был слишком мал для того, чтобы сесть на престол, и плюс к этому он был рожден в седьмом браке. И церковь, которая, скрипя сердце, благословляла многочисленные браки Ивана Грозного, могла не припомнить его, претендуя на русский престол. Но до этого дело не дошло, потому что, так и не дожив до зрелого возраста, царевич Дмитрий Иоаннович скончался при таинственных обстоятельствах в 1591 году. А вскоре умер и его старший, правящий в это время брат царь Федор Иоаннович, и династия Рюриковичей прекратила свое существование. Смутное время вызвало колоссальный поток разного рода писаний, и историки 17 века были уверены, что тогда все и началось. Еще со школьных времен все помнят замечательного «Бориса Годунова» Пушкина, сцену избрания Бориса Годунова на царство. Надо сказать, что Пушкин очень деликатно обошелся с источниками, которые рассказывают о той красочной сцене, происходившей в Новодевичьем монастыре. Но это было финалом событий, и этому предшествовало заседание так называемого Земского Собора, выбранного органа сословий Древней Руси, который собирался периодически по разным серьезным вопросам. И впервые в российской истории он собрался по поводу избрания царя. Борис Годунов был первым выборным царем, это было беспрецедентное явление. При всех талантах, которыми Годунова осыпала природа, он, что называется современным языком, не справился с ситуацией. Сюда добавилось множество иных неприятностей вплоть до того, что в это время страна пережила одну из самых тяжелых голодовок. Первые годы 17 века охарактеризовались невероятными совершенно природными катаклизмами, когда в июне выпадал снег, и урожай гиб несколько раз. Для России и позже это было не редким явлением, но тут, что называется, все сошлось в одну кучу.

С.БУНТМАН: Хотя можно было уповать на такого царя: царь новый, бодрый.
А.ЛАВРЕНТЬЕВ: Так и уповали. Он подавал надежды, но жизнь отвернулась от него. Надо сказать, что политик не всегда волен в реализации собственных планов и замыслов, и в этом смысле Годунов фигура, безусловно, трагическая. И личная трагедия Годунова реализовалась абсолютно четко в концентрированном персонаже. Этот персонаж тоже в России очень хорошо известен Григорий Отрепьев, он же будущий царь Лжедмитрий I. В то время, когда Годунов пытался справиться с тяжелыми настроениями внутри страны, в Чудовом монастыре Московского Кремля, за его толстыми стенами, жил монах, который ухитрился бежать из монастыря, оказался в Польше и довольно быстро нашел покровителей в лице Польской Шляхты. Сначала покровителей у него было немного, всего 2 крупных магната. Более того, Польский сейм изначально не хотел поддерживать этого человека, и его лидер канцлер Ян Замойский высказывал вообще сомнения в реальности этой фигуры. История была совершенно фантастическая, даже для богатой на фантастические истории Европы того времени. Тем не менее, Отрепьев нашел себе сторонников, и с маленькой горсткой в октябре 1604 года он пересек русско-литовскую границу. И изначально в хорошие результаты, естественно, для Отрепьева мало кто даже в Польше верил, но неожиданно оказалось, что внутренний кризис России достиг таких размеров, что огромная страна с мобилизованной армией, с имеющим боевые навыки дворянством, с крепостями, которые были выстроены вдоль границ, ничто не смогла сделать, ибо сила Отрепьева была не столько в его поддержке из Польши, сколько во внутреннем кризисе России, который кидал целые полки российских дворян в число его сторонников.
С.БУНТМАН: Вы уверены, что это Григорий Отрепьев? Я не имею в виду, что это настоящий царевич Димитрий, а то, что это действительно Григорий Отрепьев, инок Чудова монастыря? Или это не важно по большому счету?
А.ЛАВРЕНТЬЕВ: Для нашего разговора, пожалуй, это и неважно, хотя тут есть некоторые противоречия. Я занимаюсь наукой историей, а она предполагает некоторую определенность изначальных посылок. Но у нас нет никаких серьезных оснований сомневаться в том, что это был Григорий Отрепьев. Пружину этой интриги пытались изыскать многие поколения историков. Достаточно вспомнить тот вал беллетристики, который родила эпопея Григория Отрепьева. Высказывались самые фантастические гипотезы на этот счет, но, судя по всему, все-таки мы имеем дело именно с этим беглым монахом. Другое время, как он пришелся ко времени. Судя по всему, сам этот человек был настолько от природы даровитым, что принял абсолютно органично ту роль, которую ему эта природа уготовала. Надо себе представлять, что он попал к королевскому двору, что при этом дворе, безусловно, памятны традиции Речи Посполитой, и не заметить некоторой несообразности и неуклюжести поведения дикого московита не могли. Тем не менее, все дружно отмечают, насколько органично он чувствовал себя в роли царевича. Так или иначе, этой горстке понадобилось меньше года для того, чтобы превратить в большую мобилизованную армию, и в результате на рубеже мая-июня 1605 года Отрепьев с именем царевича Димитрия на устах, со славой возвращающегося на законный престол государя, вошел в Москву. Буквально за полтора месяца до этого события Борис Годунов скончался с большими подозрениями на отравление, впрочем, в России это тоже достаточно распространенная традиция. Так или иначе, он оказался в Москве, был венчан на царство, причем по всем канонам российского правящего дома, и в этом отношении он был венчанный государь в отличие от Бориса Годунова, который был хоть и венчанный, но предварительно избранный. Во истину слава земная проходит быстро, и ситуация с самозванцем Лжедмитрием I также быстро подошла к своему концу, ибо подававший надежды не всегда их оправдывает, и Лжедмитрий нагляднейшая к этому иллюстрация. Уже в мае 1606 года в Москве вспыхнуло восстание, о причинах которого можно долго и интересно рассказывать, но не так это важно. А важно то, что за 11 месяцев правления не было никаких результатов. И народный гнев
С.БУНТМАН: Народный гнев, или все-таки это была интрига?
А.ЛАВРЕНТЬЕВ: Тут Вы правы, тут надо делить. Одно дело широкие народные массы, которые бунтуют на улицах, другое дело рука, которая выпустила пулю. Безусловно, здесь было все не так просто. В Москве действительно имело место восстание москвичей, которые громили отряды ненавистных поляков под антипольскими лозунгами, учиняли разнообразные притеснения многочисленной Польской шляхте. А надо сказать, что это был еще и канун свадьбы самозванца — прибыла довольно многочисленная свита его жены Марины Мнишек. Но, тем не менее, убийство выполнили не широкие народные массы, а конкретный отряд 200 дворян, которые, воспользовавшись неразберихой, ворвались в Кремль, смяли охрану, и один из дворян, его имя хорошо известно, это Григорий Валуев, застрелил самозванца из пистолета. Так в чем заключалась очевидная интрига? Дело в том, что мы говорим о массовом недовольстве, но надо помнить, что Россия состоит из людей очень разных. Это страна, в которой жили разные люди с разными интересами, и одно дело — недовольство простых горожан, а другое дело — недовольство дворянства. Этот класс опора государя, и его мнением надо очень дорожить. По ряду обстоятельств самозванец, судя по всему, не обрел должной поддержки в лице тех, на кого он должен опираться по природе своей.
С.БУНТМАН: Здесь есть очень интересное замечание на пейджере (974-22-22 для абонента «Эхо Москвы») от Татьяны Алексеевны из Омска: «Если сравнить письма, написанные Лжедмитрием, и записи Григория Отрепьева, можно установить, что это разные люди. Следовательно, он не мог быть Григорием Отрепьевым».
А.ЛАВРЕНТЬЕВ: Я должен расстроить читательницу, но у нас нет ни одного писания монаха Григория Отрепьева ни одного, хотя хорошо известно, что он был книгописцем. Надо сказать, что историки пытались в остатках библиотеки Чудова монастыря найти эти писания. Что касается автографов Лжедмитрия, они целы, но это именно автографы, это имя Димитрий и не более того. Государю неприлично писать письма собственной рукой, и надо сказать, что первым российским царем, который писал собственноручно письма родне, был только царь Алексей Михайлович. У Лжедмитрия была канцелярия, которая вела его переписку, а он подписывал.
С.БУНТМАН: Другой слушатель говорит: «Отрепьев был великим человеком, как были великими людьми Пугачев и Степан Разин. В то же время они царями никогда не были, и Отрепьев мог сделать на Руси замечательные вещи. Жалко, что у него не получилось».
А.ЛАВРЕНТЬЕВ: Сложный вопрос о величии той или иной персоны. Это было многовекторное явление, но, как и во всех политических явлениях, тут есть и более активная, и более пассивная часть. И не надо забывать, что дело происходило в Москве, а политика делалась в Москве и тогда. А во-вторых, те, кто выступали против Лжедмитрия, преследовали разные цели. Но надо подчеркнуть, что погиб он в результате всеобщего недовольства, но жизнь его оборвала, повторяю, абсолютно конкретная рука. Дело в том, что он затевал совершенно колоссальный военный поход на Крым, а в это время под Москвой стоял отмобилизованная дворянская армия. И есть основания подозревать, что далеко не все дворянство собиралось воевать. И Лжедмитрия убили те, кто не хотел воевать.
С.БУНТМАН: Я напоминаю, что мы сегодня говорим о смутном времени, и мы говорили о человеке, который стоял в самом начале смутного времени, государь, на которого уповали очень сильно. Это Борис Годунов. И, забегая вперед, скажу, что на выходе из Смутного времени появляется Михаил Романов, который вроде бы не обладал такими способностями, как предыдущий государь, но при нем все вошло в более-менее нормальную колею. И теперь давайте подумаем. Сейчас во главе России стоит человек, на которого сейчас возлагается очень много надежд. Это президент России Владимир Путин. И я хочу задать вопрос: для вас Владимир Путин Борис Годунов или Михаил Романов по перспективе развития России? Если Борис Годунов, звоните по телефону 995-81-21. Если он для вас Михаил Романов, звоните 995-81-22. А мы продолжаем историю смутного времени, и до Михаила Романова достаточно далеко.
А.ЛАВРЕНТЬЕВ: Да, до Михаила Романова еще далеко, но, тем не менее, ситуация пока еще не выходила из-под контроля. В боярской думе в это время первенствовал боярин Василий Иванович Шуйский. Его часто называют главой заговора, но сводить всю ситуацию с Лжедмитрием к заговору было бы, безусловно, обеднением ее. Дело было гораздо тоньше и гораздо более серьезно. Так или иначе, Земский Собор собрался второй раз для того, чтобы избрать государя. Напомню, что первым избранным государем был Борис Федорович Годунов, вторым избранным государем стал Василий Иванович Шуйский. И Шуйский оказался в той же самой ситуации, что и Годунов, только обостренной еще и внутренним кризисом, теперь уже вышедшим просто за рамки государственности. Надо сказать, что страна была напугана, и то, с чем столкнулся Шуйский, было делом беспрецедентным. Существовала такая политическая практика как присяга новых земель новому государю. Как только государь ставился на престол, из Москвы летели гонцы, они разбегались по уездным городам, из уездных городов летели в более мелкие населенные пункты, и дворяне, а также все население российского государства приносило присягу новому царю. Значительная часть России заняла выжидательную позицию. Был один, был второй, и Василий Шуйский оказался в достаточно тяжелой ситуации, ему надо было приводить к кресту собственную страну, он оказался избранным как бы одной Москвой. Надо сказать, что это был тоже человек с безусловными политическими дарованиями. Он прожил тяжелую жизнь, опыт политической жизни имел еще с тяжелейших времен Ивана Грозного и вообще на престол взошел достаточно взрослым человеком, мягко выражаясь. Вдобавок ко всему он вечно оказывался под перекрестным огнем, потому что регулярно был подозреваем в покушении на власть. Достаточно сказать, что он женился только в 50 лет, до этого ему государи запрещали жениться. И такой человек оказался в тяжелейшей ситуации, и надо было что-то делать. И тут, как говорится, утопающий хватается за соломинку, и Василий Шуйский обращается за помощью за границу. Это тоже был беспрецедентный случай в российской истории. Он обратился к соседям в Швецию и к крымским татарам. Соседи отреагировали по-разному. Крымская Орда в это время была истощена войнами в другой части Европы, в Трансильвании, поэтому помощь Василию Шуйскому они смогли оказать нескоро, только несколько лет спустя. А что касается Швеции, то это был вообще «золотой период» русско-шведских отношений, когда дальний родственник царя Василия Шуйского молодой князь Михаил Васильевич Скопин-Шуйский был командирован в Новгородскую землю, подписал с представителями шведской короны в Выборге договор, и русскую армию пополнили 15 тысяч наемников. Кстати, тогда Михаилу Скопину-Шуйскому всего было 20 с небольшим. У него абсолютно блестящая карьера, причем начинал он ее не на военной, а на придворной службе. Он ухитрился привести к кресту страну, с триумфом вошел в Москву в апреле 1610 года как спаситель отечества и вскоре скончался. И тут были подозрения на отравление, но, так или иначе, Михаила Скопина не стало. Что он был для России, можно сказать, посетив Архангельский собор Московского Кремля: там среди гробниц московских государей находится единственная гробница человека нецарской крови это Михаил Васильевич Скопин-Шуйский. Но надо сказать, что его кончина была своего рода символом правления царя Василия Шуйского, ибо и ситуация у него стала моментально выходить из-под контроля. Кончилось все плохо: бояре свели Василия Шуйского с престола. Это был тоже первый случай в российской истории, как и избрание царя.
С.БУНТМАН: Как Никиту Сергеевича сместили?
А.ЛАВРЕНТЬЕВ: Никита Сергеевич все-таки на даче доживал остаток лет, а Василия Шуйского попытались постричь в монахи. Надо сказать, что сам Василий Шуйский пострижение не признавал, потому что отказался читать монашескую молитву. За него ее читал другой боярин, и потом бывший царь регулярно ссылался на то, что монах не он, а тот, кто за него прочел эту молитву. Но, так или иначе, дело было сделано, престол опустел, и тут начался еще один совершенно удивительный период, который, кстати, сейчас на слуху Семибоярщина. Это период, если угодно, олигархического правления. Во-первых, бояре договорились о том, что они не будут выбирать царя из своих, надо искать претендента на стороне. Решили искать претендента заграницей, в Польше. Обратились к сыну польского короля Сигизмунда Третьего. Но страна в это время была разорвана буквально на куски, и новгородцы, которые жили отдельной жизнью в это время, решили, что они найдут другого претендента на русский престол. Так возникла еще одна фигура — фигура шведского королевича Карла Филиппа. Правда, новгородцы поставили перед Карлом Филиппом условие о том, что они приглашают его не только себе в землю, но и на русский престол в целом. То есть, провинция взяла на себя функцию переговоров за всю страну. Но этот политический кавардак не мог продолжаться долго по определению, потому что действительно страна уже дошла до края, когда остаются в стороне все традиции политической жизни. Тут-то и надо появиться спасителю, а спаситель появлялся, как положено, из провинции. Это тоже российская традиция. Я не буду говорить о Минине и Пожарском, памятник им стоит на Красной площади, и их имена всем хорошо известны. Напомню только, чем все кончилось. Осенью 1612 года ополчение освободило Москву, заседал Третий Земский Собор по поводу избрания и принял решение избрать Михаила Федоровича Романова, 16-летнего юношу. До какой степени сами Романовы и лично Михаил Федорович принимали участие в избрании собственной персоны, мы можем твердо сказать никакого. Его отец в это время находился далеко за границами нашей Родины, он пребывал в плену. Его отправили на переговоры в Польшу как раз в тот момент, когда Семибоярщина свергла Василия Шуйского, и в итоге патриарх Филарет, в миру Федор Никитич Романов, оказался практически на положении пленного и в Польше был до 1619 года. Так или иначе, Земский Собор принял несколько решений. Решения высказывались самые экзотические, и в итоге остановились на кандидатуре Михаила Романова. Регулярно фигурирует такое определение, что он был дальним родственником правящего рода. Это на самом деле так. Первая любимая жена Ивана Грозного Анастасия Романова была родной теткой Филарета Никитича, то есть, бабкой Михаила Федоровича Романова. Но надо сказать, что в это время у юного Михаила Федоровича был жив и здоров родной дядя, младший брат Филарета, боярин Иван Никитич Романов, и в этом смысле он был гораздо ближе по родству к правящей до этого династии Рюриковичей, нежели юный Михаил. Но, так или иначе, он стал компромиссной фигурой, которая устраивала всех, и, отметя в сторону всех, кто мог вызывать очередной виток смуты, остановились на в политическом отношении мало дееспособном юноше. Тут проблема заключалась в том, что он был не только юн, он был неженат. А русские семейные традиции у неженатого человека предусматривали опеку со стороны отца. Но отец в этот момент был далеко заграницей, и тут неожиданно выяснилось, что и женщина, приближенная к власти, тоже способно на многое. Инокиня Марфа, в миру Ксения Ивановна, мать Михаила Федоровича Романова, которая как раз была в России, неожиданно показала себя достаточно сильной политической фигурой. И когда вернулся патриарх Филарет, это было 6 лет спустя после избрания собственного сына на царство, она сдала ему первенство не без борьбы, надо сказать. При этом ситуация оставалась такой, что существовал царь и были живы его родители. Вообще для России это беспрецедентный случай как правило, на престоле оказывался человек, родитель которого уже скончался. Семейная традиция не должна была давить на государя, а здесь давила, и еще как. Но это уже другая история. И если будет об этом разговор, то он уже будет касаться другого что есть вообще семейные традиции в российской политической жизни. Здесь же остановимся на том, что 1613 год поставил жирную точку в событиях под названием смутное время. И то, что не удалось дважды, в третий раз удалось. Судя по всему, был нажит некий политический опыт, который был, безусловно, негативный, и страна настолько хотела успокоения, что сама стремилась к нему. Это и есть залог успеха любой политической фигуры в любое время и в любом государстве.
С.БУНТМАН: Прежде чем я объявлю результаты голосования, я бы хотел спросить, есть ли какой-нибудь тип смутного времени вход, выход из него? Вы говорите о политическом опыте, который был нажит с избранием разнообразных царей, а может быть, все просто шло, как шло? Смутное время началось такими талантливыми людьми как Борис Годунов, как Самозванец, кем бы он ни был, Шуйский тоже не бездарный человек, и вдруг при тихом Михаиле все само по себе растворяется, потому что истории надо было поставить жирную точку. Может быть, здесь какая-то судьба?
А.ЛАВРЕНТЬЕВ: Конечно, есть, спорить не буду. Я скажу больше, опыт прошлого намекает на то, что далеко не всегда личные таланты определяют конечный успех. Тут много обстоятельств, и в данном случае появление Михаила Федоровича было благотворным для России. Можно сколько угодно сетовать на то, что он был несамостоятельной фигурой, что за него правил отец, но так ли это важно? Спросите современников, я думаю, они были довольны. Есть такой несколько напыщенный термин под названием «суд истории». Но кто его выносит — потомки или современники? Вообще, чей взгляд зорче? Потомки, безусловно, видят больше, но надо еще спросить у тех, кто живет в это время. Я считаю, что их мнение должно учитываться, а мы о нем иногда забываем. Наука наша такова, что она пытается вычленить некие общие законы, а минутные заботы людские проваливаются между пальцами.
С.БУНТМАН: Мы задавали вопрос, который фактически сводился к тому, находимся ли мы на входе в смутное время или на выходе. Кому можно скорее уподобить президента Путина — Борису Годунову или Михаилу Романову? И вот, как ответили 680 человек, которые позвонили за эти несколько минут. 63 % считают, что он, скорее, Борис Годунов, и ждут чего-то нехорошего от нашей истории. И 37 % считают, что он, скорее, Михаил Романов, и вкладывают в это какие-то чаяния на успокоение. Это очень интересно, давайте запомним это мнение современников и поблагодарим всех, кто нам звонил. И самое последнее. Всякое ли безобразие на Руси войны, внутренние недоразумения, кровавые конфликты мы можем назвать смутой, или нам надо быть строгими?
А.ЛАВРЕНТЬЕВ: Я думаю, что, конечно, нельзя смутой называть все кровавые конфликты. Давайте обратимся к мнению наших же людей, живших в 16 веке. Что творилось на Руси в эпоху Ивана Грозного? И никому не пришло в голову назвать это смутным временем. Это было не первое и не последнее внутреннее потрясение, которое переживало наше отечество.
С.БУНТМАН: Мы поговорили сегодня о смуте и попытались выявить ее признаки. Александр Лаврентьев в программе «Не так!», совместной с журналом «Знание сила». Всего доброго.
А.ЛАВРЕНТЬЕВ: Всего доброго.