Память о реформах Петра в русском народе

B. Ключевский

[…] фантазия народного множества, которому кнут и монах очертили дозволенные пределы мышления, наря­дили Петра в самые постылые образы, какие нашлись в хламе ее представлений. Эти легенды питали и нрав­ственно освящали порожденное государственными тяго­стями и немецкими новшествами общее недовольство всех сословий, о котором говорят свои и чужие наблю­датели, что оно к концу царствования достигло крайнего предела. Открытого восстания не ждали за недостатком вождя и в расчете на рабскую покорность народа. Боевые мятежные силы, какие были налицо, израсходова­лись на прежние бунты — стрелецкие, астраханский, булавинский. Разоруженную тяжбу с властью народ пе­

ренес теперь в высший суд мирской совести. Вскоре по смерти Петра стрельцы-раскольники рассказывали: ког­да государь представлялся, он сам про себя говорил: еще бы мне жить было, да мир меня проклял. О великих трудах и замыслах Петра на пользу народа в ходячих народных толках не было и помину. Реформа пронеслась над народом, как тяжелый ураган, всех напугавший и для всех оставшийся загадкой.

Курс русской истории. Лекция LXIX. Соч. в 9 т. М, 1989. Т. 4. С. 215.