Иван Шувалов, меценат русской интеллигенции

Аудио-лекции Интеллигенция

Стенограмма передачи “Не так” на радиостанции “Эхо Москвы”

С.БУНТМАН — Сегодня наш герой будет Иван Иванович Шувалов, сегодня у нас в гостях Елена Сьянова. Добрый день!

Е.СЬЯНОВА — Здравствуйте!

С.БУНТМАН — Вот, и тут же… многие слушатели приветствуют появление Елены Сьяновой здесь, господин Ефимов — «один» почему-то написано — «Благодарю Вас за интересный цикл передач! Удивляет широкий диапазон Ваших литературных и исторических интересов. Желаю творческих успехов, новых книг, удачи и счастья!» Вот так вот. Вот так. Ну что такое! Ведь приятно! Хорошо. Книга Елены Сьяновой «Призраки на том берегу» — это первая часть трилогии — будет все-таки трилогия о Павле будет, да?

Е.СЬЯНОВА — Да.

С.БУНТМАН — О Павле-то о Павле, но ключевая фигура этой первой книги Елены Сьяновой из трилогии — это… и самая, я бы сказал, яркая и патетическая очень во многом фигура — это Иван Иванович Шувалов. Сегодня… вы понимаете, почему мы сегодня решили вот в эти 20-е числа января поговорить об Иване Ивановиче Шувалове, и речь идет, конечно, о таком деянии Ивана Ивановича Шувалова как Московский Университет. Вот Иван Иванович Шувалов оказывался в тени Михаила Васильевича Ломоносова у нас в связи с Университетом. Иван Иванович Шувалов… Вот, если в нескольких словах его характеризовать вообще как человека, то как бы можно было это сделать? Потом мы уже развернуто поговорим о его жизни и о том, кто это такой был.

Е.СЬЯНОВА — Ну, к сожалению, мне придется начать все-таки с идентификации личности и имени, поскольку Шуваловых в истории осталось шестеро.

С.БУНТМАН — Да. Да.

Е.СЬЯНОВА — И происходит постоянная путаница…

С.БУНТМАН — Который Шувалов… ну да, что сделал…

Е.СЬЯНОВА — Ну, при Петре был такой генерал — Иван Максимович Шувалов. У него было два сына: Петр и Александр. Петр Иванович и Александр Иванович. Александр Иванович не оставил законного мужского потомства, а Петр Иванович оставил. Сына Андрея, и Андрей Петрович Шувалов — это еще один меценат, еще одна значительная личность. Вот именно Андрея Петровича Шувалова постоянно путают с его дальним родственником Иваном Ивановичем. Хотя, конечно, даже советские историки не позволяли себе этой путаницы и никогда не называли Ивана Ивановича Шувалова графом, что сейчас делают постоянно. Если уж, вот, поставили ему памятник, посадили около здания библиотеки, ну давайте будем уважать все-таки его мнение. Дело в том, что Иван Иванович Шувалов не просто никогда не был графом — это было его принципиальной позицией. Он отказал в этой чести — в возведении себя в графское достоинство — двум императрицам и одному императору. Давайте будем это уважать. Объяснил он это… ну, я приведу такое самое короткое объяснение, которое он дал одной из дальних родственниц Вольтера во время посещения Вольтера в деревне Ферне во время его путешествия по Европе. Эта девушка потом оставила дневниковые записи — вот в них есть такое: «Иван Иванович, — сказала она, — объяснил мне, что в тени своего великого государственного» — ну, он его называл кузеном, на самом деле, конечно, Петр Иванович не был ему двоюродным братом. Ну, так вот по-французски это звучит. «В тени моего великого кузена, положившего жизнь, здоровье и живот свой на служение Отечеству, мои заслуги столь скромны, что я не считаю себя — ну, говоря современным языком — вправе носить этот титул, который Петр Иванович и Александр Иванович заслужили своими рачениями». И дальше он дает интересное пояснение: «Я же, — говорит он, — от своей деятельности всегда получал огромное удовольствие. Я занимался только тем, что я любил. За что же здесь титуловать?» Вот такое вот объяснение. Я не знаю, надо ли его комментировать, просто давайте запомним, что Иван Иванович Шувалов — не был графом. Так вот, происхождение самого Ивана Ивановича — оно довольно загадочно. К сожалению, в истории не осталось сведений о его отце, это надо признать. Поэтому очень много ходит разных легенд. Ивана Ивановича даже умудрились записать во внебрачные дети Анны и Бирона. Вот матушка его…

С.БУНТМАН — А получается по годам-то?

Е.СЬЯНОВА — Да.

С.БУНТМАН — Получается все-таки, да?

Е.СЬЯНОВА — Да, ну, это, конечно, смехотворная совершенно история…

С.БУНТМАН — Вы знаете, как Эйдельман начинал всегда каждую лекцию, когда вопросы принимал, сказал: «Пожалуйста, вопросы, а на один я отвечу сразу: Ломоносов — не сын Петра». Каждую почти лекцию.

Е.СЬЯНОВА — А я с того, что Иван Иванович не был графом.

С.БУНТМАН — Да.

Е.СЬЯНОВА — Так вот, о матушке его известно много. В девичестве она звалась Ростиславская Татьяна Семеновна. Но это личность… Да, но… о ней сейчас пока…

С.БУНТМАН — Да, да, да.

Е.СЬЯНОВА — …не будем говорить. Он очень любил свою матушку и, в общем, доказал эту любовь. Наверное, о Шувалове нужно такую деталь все-таки рассказать, вот о некоторой такой физиологической его особенности — чтоб понять, собственно, как такой человек оказался при дворе Елизаветы Петровны. Дело в том, что он, как многие мальчики, до 17 лет был очень маленьким, тщедушным, хотя здоровым. И вот, благодаря вот этому физическому сложению он как-то не попал на глаза уже вовсю махающимся девицам, хотя был пажом еще при Анне Иоанновне. Он остался со своими книжками. А потом внезапно, с 17 до 18 лет он вырос в 2-метрового красавца, он развился. Но внутренняя суть его осталась вот та, какая она была. И вот таким 2-метровым красавцем он попал на глаза Елизаветы Петровны. Не случайно. Вот, надо помнить, что не только династии были тогда в Европе, но и кланы. И конечно, клан Шуваловых — а Петр Иванович, Александр Иванович были в силе при Елизавете Петровне. Петр Иванович был фактически министром внутренних дел, а Александр Иванович — великим инквизитором. Они, конечно, были заинтересованы в том, чтобы никто посторонний при теряющей интерес к Разумовскому Елизавете Петровне не затесался. Поэтому вот таким образом они сделали все, чтобы Елизавета Петровна увидела их дальнего родственника Ванечку, которому было 18 лет. Устроили они это так: родная сестра Ивана Ивановича — Прасковья Ивановна — выходила замуж за Голицына. Свадьба была в селе Петровском. И вот именно там Елизавета Петровна, которая помнила Ванечку Шувалова тщедушным милым мальчиком, которого, ну, раньше-то так, по головке она гладила когда-то, вдруг она увидела 2-метрового красавца. Притом скромного, говорящего на нескольких языках… ну, наверное, еще вот эта его скромность, вот то, что он краснел, как… ну, запал он как-то ей в душу. А потом, когда они начали общаться немножко ближе, она, конечно, очень много в нем разглядела. Она видела в нем мужчину: сильный характер, своеобразие. Ей, в отличие от Разумовского, с Иваном Ивановичем никогда не было скучно. Потому что, все-таки, надо прямо сказать, Елизавета Петровна была, конечно, отчасти упертой, как говорили на Руси, но немножко она была испорчена все-таки цивилизацией и образованием — главное, общением с французами, которых было очень много при дворе. И вот, практически после этого знакомства Иван Иванович из пажей производится в камер-юнкеры, затем он становится камергером. Ну, наверное, у Елизаветы Петровны так по-настоящему больше никого и не было. Но что интересно, что сам-то он, как мне кажется, влюбился в нее по-настоящему. Если не сказать «полюбил». Он это доказал верностью ей все эти годы — хотя разница у них была 18 лет — главное, годами верности ей потом, когда он 14 лет путешествовал за границей. Ну, это, конечно, вопрос сложный, так мы не сможем в душу ему заглянуть. Но, вероятно, он был однолюб, — мне так кажется. Хотя, тут вот еще есть один момент все-таки… наверное, перед самой смертью ему было очень тяжело с Елизаветой: она болела, она старела, она была очень сильно раздражена…

С.БУНТМАН — Вот тут нас спрашивают как раз на пейджере: «Шувалов воспринял смерть Елизаветы не с облегчением ли? Говорят, она последние годы стала невыносимой».

Е.СЬЯНОВА — Да, абсолютно верно, значит кто-то, наверное, почитал историков. Да, она стала очень тяжелым человеком. Но вот он тут тоже доказывает свою любовь к ней, поскольку он все это, конечно, терпел. Но… но… Вот мне показалась интересной такая деталь: он, конечно, часто раздражался. И вот потом, многие годы спустя он очень винил себя за то, что не был с Елизаветой Петровной достаточно мягок, достаточно тонок. Он после ее смерти впал в глубокую депрессию, даже немножечко, может быть, наигранную. Наверное, из-за того, что он пытался как-то компенсировать перед собой вот это раздражение. А интересно, что из этой депрессии его выдернули три человека: Дени Дидро, барон Мюнхгаузен и Михаил Васильевич Ломоносов.

Dolomit термосайдинг: фасадная термопанель Dolomit стройдомв.рф.

С.БУНТМАН — Так. Хорошая компания!

Е.СЬЯНОВА — Вот о Ломоносове, вообще… о взаимоотношениях Шувалова и Ломоносова — это, конечно, особый разговор, как и личность самого Ломоносова. Сделайте о нем передачу.

С.БУНТМАН — Обязательно.

Е.СЬЯНОВА — Только не приглашайте дремучего историка, который все «Не так!» сведет к тому, что Ломоносов был пьяница. Я уже это слышала.

С.БУНТМАН — Нет, дело не в этом, есть замечательный исследователь Александр Борисович Каменский, который все стороны деятельности и личности Ломоносова абсолютно ясно и четко… он вообще, Александр Борисович, сам человек XVIII века. И все это будет прекрасно. Хорошо заметили, и Александра Борисовича мы как раз и пригласим.

Е.СЬЯНОВА — Знаете, как… ну, о двух первых я уже не успею рассказать, а вот как Ломоносов выдернул его из этого состояния… Ломоносов был, конечно, человек — как всякий добрый, благородный человек — он был иногда очень крут. Он был иногда резок, ядовит даже. Он написал небольшое четырехстишие, посвященное Шувалову, когда тот собрался путешествовать, лечить, так сказать, свою меланхолию за границей. Другой, любой, наверное, на месте Ивана Ивановича счел бы это за оскорбление, а Шувалов потом не раз говорил — вот своему другу Чернышову, Екатерине — о том, как эти четыре строчки отлично… были вроде ушата холодной воды. Звучат они так: «Мышь, некогда любя святыню — Елизавету Петровну — оставила прелестный мир. Ушла в глубокую пустыню — в свое отчаянье — засевшись вся в голландский сыр» — путешествие в Европу.

С.БУНТМАН — Да. Да. Это хорошо! Ответ на вопрос, кто написал эпитафию на смерть Ивана Ивановича Шувалова за год до собственной смерти, вот раз мы о стихах сейчас говорим: эпитафию эту написала Екатерина II. Еще у меня такой вот вопрос перед тем, как мы разойдемся на новости — про книжки Елены Сьяновой. Вот у Вас Иван Иванович Шувалов — он такой, любимый герой романа. Такие бывают герои романа, которых все начинают вдруг любить: герой благородный, герой с тайной, герой воздержанный, но страстный. Вот это такая фигура, как у Дюма — Атос, вот такие вот бывают.

Е.СЬЯНОВА — Он, прежде всего, добрый человек.

С.БУНТМАН — Вот, добрый человек, но этим не исчерпывается.

Е.СЬЯНОВА — Что не сыграешь.

С.БУНТМАН — Это чрезвычайно значительный, благородный человек. И, с одной стороны, контролирующий свои чувства, но, с другой стороны, этими чувствами очень точно руководствующийся.

Е.СЬЯНОВА — Вот тут и нужно говорить о том, что реально сделал Иван Иванович для России.

С.БУНТМАН — Я думаю, что мы об этом как раз и поговорим в основной части нашей программы после кратких новостей. Что же сделал Иван Иванович Шувалов для России — об этом через 5 минут после новостей.

НОВОСТИ

С.БУНТМАН — Продолжаем нашу программу, я напоминаю, что этот цикл создан совместно с журналом «Знание — сила». И сегодня у нас Елена Сьянова, и мы говорим об Иване Ивановиче Шувалове. Так что же сделал все-таки — кроме того, что был хороший, добрый, благородный и чрезвычайно интересный человек — что же все-таки сделал для России Иван Иванович Шувалов?

Е.СЬЯНОВА — Можно, я начну немножко с романа: вот, Вы сказали, что там Шувалов забирает на себя внимание…

С.БУНТМАН — Конечно.

Е.СЬЯНОВА — В общем-то, роман-то ведь о Павле и Екатерине. Но Вы заметили, что он забирает, появляясь там где-то в первой трети, он забирает…

С.БУНТМАН — …не только наше!

Е.СЬЯНОВА — …не только ваше внимание!

С.БУНТМАН — Конечно! Он забирает всеобщее внимание. Он возвращается из своих путешествий и забирает внимание всех. Это ключевая фигура.

Е.СЬЯНОВА — Вот я всегда поражалась, как же, рассказывая что-то о Павле, никогда я рядом не встречала имя Шувалова — это поразительно просто! Ну, как это могло быть, если Иван Иванович и Елизавета Петровна поместили маленького Павлика в люльке у себя в спальне, и он орал первый год так, что Елизавета Петровна постоянно к нему вскакивала. Иван Иванович все это терпел. Ну, он привык к нему, он полюбил этого ребеночка как своего собственного сына. И вот если почитать дневник Шувалова, там очень много есть записей, типа: «время для великого князя», «прогулка с Павлом Петровичем» и т.д. «Беседа с Павлом Петровичем»… Кстати, книгу о мальтийских рыцарях не Панин принес Павлу Петровичу, а Иван Иванович.

С.БУНТМАН — Так.

Е.СЬЯНОВА — В 62-м году, да. Ну, вот, поэтому личность все равно свое возьмет.

С.БУНТМАН –Да. А то, что читают в 8 лет — это самое главное в жизни.

Е.СЬЯНОВА — Да. Павел болел тогда, и с ним уже не знали как, буквально, поступить, и вот он его немножко вывел из этого мрачного состояния после смерти бабушки вот этой книгой. Так вот, ведь как только он появляется, — вы посмотрите, он с первого же дня, он сразу погружается в деятельность. У него… вообще, это был работяга, говоря современным языком. Он работал, как о нем говорила Елизавета Петровна и Екатерина, и все, работал, ну, постоянно. Вот 23 часа в сутки. Вот вы заметили, он постоянно в каких-то делах, в чьих-то проблемах. Он очень мало занимается собой и своей жизнью. Тем более, он приехал в Россию — там накопилось очень много всяких неразрешенных вопросов: там, Академия Наук практически… до Дашковой она прозябала. Академия Художеств развалилась после смерти Лосенко. Ну, много было всяких. Ну, вот давайте мы немножко все-таки перечислим основные, наверное. Конечно, это — Московский Университет. Хотя, мне кажется, Елизавета Петровна так до конца и не поняла — не мне кажется — она об этом говорила: «Зачем еще один университет нужен? Ну, есть в Петербурге-то, ну! Чего уж! Хорошо». Так вот, понимаете, в чем здесь был замысел — не только в том, чтобы создать Университет, а в том, чтобы начать внедрять в России целую систему учебных заведений. Ведь параллельно вместе с Университетом была основана Казанская гимназия — это мы знаем. Был основан целый ряд школ в губернских городах. И вот я согласна здесь, по-моему, даже с тем же Каменским, что Иван Иванович был основоположником вот этой преемственной ступенчатой системы российского образования, которым российское образование отличается от европейского. Дальше: типография на его деньги была создана при Университете. «Московские Ведомости» сразу начали выходить, замечательная газета. Дальше… ну, вся его деятельность, связанная с Университетом — она требует отдельного разговора, потому что здесь несколько планов было составлено… Они с Ломоносовым очень много над этим работали, причем работали параллельно. Хотя считается, что Шувалов только выбил деньги, а Михаил Васильевич написал всю программу, но нет, это не так, конечно. Я бы сказала, что второй его такой вехой — это, наверное, Академия Художеств. Но это вообще его детище, от нуля. Опять об этом надо рассказывать долго, я, наверное, просто перечислю. Русский театр. Популярна была французская труппа. Иван Иванович сделал все, чтобы российская труппа начали репетировать в очередь с французами, чтобы стали показываться при дворе русские спектакли, российские спектакли. Он не только поощрял деятельность Волкова, он ведь еще сам работал с актерами по системе Гаррика — великого английского актера. То есть, он пытался избавить… вернее, с самого начала не позволить русским актерам работать вот в этой вот классической школе с завыванием. Он все время говорил им: нужно, вот как Гаррик считал, что истинная правдивость театральная — это совершенно особая правдивость. Ну, опять вот… я боюсь, что я просто не успею об этом рассказать подробно, но когда он вернулся после путешествия по Европе, он опять продолжил эту деятельность. Кстати, вот в этом романе — в первом романе — мое-то «не так» заключается в том, что Иван Иванович, как выясняется, вернулся в Россию на полгода раньше. И вот эти полгода интересны тем, что у него был роман не с кем иным, как с Екатериной Ивановной Нелидовой, которую, наверное, многие наши слушатели знают и по портрету, и по тому, что она станет такой… романтической такой…

С.БУНТМАН — Скорее, романтической.

Е.СЬЯНОВА — Да, фавориткой Павла. Так вот, Екатерина Ивановна Нелидова на самом деле была гениальна. Только ее гениальность не могла выйти за придворный круг. Она была гениальная певица и гениальная танцорка. Вообще, умница. И вот, встретив ее…

С.БУНТМАН — Она Вам тоже очень нравится. Она там настолько очаровательна, Нелидова…

Е.СЬЯНОВА — Она нравится Шувалову. Она понравилась ему именно как актриса. Она-то его, бедняжка, полюбила по-настоящему… Ну, это нужно читать, собственно, в чем там произошел весь конфликт у них. Дальше. Вот, русская музыка даже. Иногда Шувалов действовал таким образом: он зародил интерес к русской музыке, а именно к Бортнянскому — знаете в чье сердце бросил эти семена? В сердце Марии Федоровны, супруги Павла. И отсюда знаменитые павловские вечера, которые она будет устраивать. Павловск станет, конечно, Меккой такой музыкальной, там будет очень много русской музыки. Ну, Бортнянский — прежде всего, конечно, вот он, наверное, первый такой композитор русский, который нам как-то приходит… Ну, понимаете, что главное — Иван Иванович не был меценатом… не только был меценатом гениев. Он поднял целый пласт вот разночинной русской интеллигенции. Помните, в романе есть такая сцена: когда Потемкин вынужден был переночевать у Шувалова в гостях, его поразила обстановка, которая царит в этом доме. Он говорит там: «Что же это такое-то? У меня-то в доме…» Ну, вообще, в домах вельмож было обычно принято, там: кормить, содержать приезжих провинциалов…

С.БУНТМАН — Такая клиентура была, да, такая практически…

Е.СЬЯНОВА — Ну, в общем, да, как гостиница. Это было нормально. «Вот что же, — он говорит, — у меня-то вся пьянь собирается, а почему же у Ивана Ивановича так все: чиновники все трезвые, детишки все послушные, все делом заняты, все какие-то удивительно с…»

С.БУНТМАН — Кто-то чего-то то ли пишет, то ли с чем-то ходит, то ли что-то делает…

Е.СЬЯНОВА — Да, да. Как-то вот… у них у всех… как-то они… спины прямые, вообще, достоинство какое-то… Встретил он там, если помните, Кострова, крестьянина, будущего переводчика «Илиады». «Я, — говорит, — Потемкин». «А я Костров. Ну и что?». Так вот, дело в том, что, действительно, в доме Шувалова собирались очень многие не великие, не очень, может быть, не гениально одаренные, а труженики культуры: талантливые, одаренные художники. Ну, конечно, их, может быть, на 10 скульпторов был один Шубин — ну и что, ну были и эти 10! Были просто чиновники, которые привозили своих, младших обычно, сыновей учиться в Университет. Денег у них не было, значит, все эти сыновья эти младшие дворянские, опять же, на содержании Ивана Ивановича. Но ведь это все делалось, это все постепенно накапливалось — вот он пошел, вот этот процесс поднятия, вот как я сказала, разночинного пласта. Как говорила Екатерина, «Петр Великий воину храброму дворянскую шпагу вешал, а Иван Шувалов школяру дерзновенному». Мне очень понравились эти слова. Вот эта деятельность Ивана Ивановича всегда оставалась как-то в тени, не только в тени Ломоносова, а в тени… наверное, из-за его собственной скромности.

С.БУНТМАН — Почему он так, в общем-то сторонился — вот мне здесь несколько слушателей задают — сторонился явной власти? Вот так вот. То есть, не быть с властью, а обладать явной властью?

Е.СЬЯНОВА — А зачем?

С.БУНТМАН — Ну вот… вот вопрос.

Е.СЬЯНОВА — Ну давайте вспомним еще одного героя, который нам с вами запал — Роберта Лея, который говорил, что политик — это что? Это два — он был химик — два компонента: честолюбие и профнепригодность. Иван Иванович был слишком полноценен. Он был слишком одарен. Он слишком любил искусство, поэзию, он слишком ее понимал. Он слишком любил людей, он хотел им помогать, а не двигать ими, как фигурками на доске. Это просто такой тип. То, что он оказался на первых ролях — это случайность. Вот он интересен… этот феномен-то и интересен именно этим. Оказывается, попав в случай, можно не стать Зубовым, самым неудачным из фаворитов Екатерины. Можно ведь… вспомните Завадовского, который во многом, наверное, схож с Шуваловым вот по типу личности. Он ведь, в принципе, мог бы удержаться при Екатерине, но он уехал в провинцию заниматься там образованием, поднимать эту провинцию. Это опять же… об этом надо отдельно рассказывать. Это очень интересные личности. Не все рвутся к власти.

С.БУНТМАН — И это очень показательно. Вот здесь спрашивают много о дальнейшем. «Почему же основателем Университета считается не Шувалов, а Ломоносов?» — здесь спрашивают. Ну, мы уже об этом достаточно говорили сегодня.

Е.СЬЯНОВА — Ну, наверное, Михаил Васильевич Ломоносов… а потом, что такое «считается»?

С.БУНТМАН — Ну, а кем считается?

Е.СЬЯНОВА — Ломоносов — это, наверное, самая моя любимая личность во всей истории XVIII века. Он настолько… но о нем надо говорить отдельно. Просто отдельно.

С.БУНТМАН — Сделаем, сделаем обязательно. Поговорим.

Е.СЬЯНОВА — Кстати, немного еще интересный момент — вот о путешествиях Шувалова. Вот насколько он все-таки был значительной личностью в глазах Европы тоже. Вот только два факта. Когда он попал в Версаль, то фактически сразу его приняли в так называемую Сиреневую Лигу — ну, это так, кратко говоря, это такой интимный кружок Марии Антуанетты, в которой делалась вся французская политика. Вернее, так скажем, этот кружок был создан по инициативе ее матери Марии Терезии — основного такого мозгового центра — в противовес вот брату короля, главе масонской ложи. Ну, там, конечно, еще много было разных… много флирта, много там, разных, таких, сложных отношений… но это совершенно уникальный случай, вот в Сиреневую Лигу никогда не принимали иностранцев. Но об этом вы прочтете в романе. А вот еще один факт: Екатерина попросила Шувалова переговорить с папой, нельзя ли как-то… ну, ей нужно было заменить папского нунция в Варшаве… ну, просто затронуть эту тему, хотя бы начать. Дальше начнут работать дипломаты. Так вот, Иван Иванович только заикнулся об этом, папа сразу ему сказал, чтобы он сам назвал имя папского нунция, которого он сейчас же пошлет в Варшаву. Конечно, это Екатерину совершенно потрясло. Кстати, это было сделано, и потом пошла вся вот эта вот польская… польский вопрос, он был, в том числе и с помощью этого довольно быстро решен.

С.БУНТМАН — Вообще, конечно, потрясающего масштаба человек. Коротко все-таки о финале его жизни.

Е.СЬЯНОВА — Мне кажется, что вот последние 20 лет после его возвращения в Россию — это самые интересные годы. Он вернулся в Россию и старался быть как можно дальше от двора, хотя сразу же Екатерина его сделала обер-камергером… Ну, она все время его призывала: она с ним в путешествие отправилась вот по потемкинским, так называемым, деревням, но это тоже, конечно, надо об этом отдельно говорить, что это были за деревни, на самом деле. Но, тем не менее, он старался как можно больше времени проводить или в провинции, или в Москве. Вот я об этом хочу написать второй роман, и рассказать о том, что реально он делал и кем эти дела прикрыты, какими именами. Тут очень много достойных имен: тут и Бецкой, тут и Дашкова… Не хочу умалять их заслуги, но, вот поверьте, за всем этим, во многом, стоял Иван Иванович. Так что 20 лет последние его жизни, которые абсолютно никому не известны. Ведь он приехал — и как будто канул.

С.БУНТМАН — Да.

Е.СЬЯНОВА — Я считаю, что они самые интересные и самые глубокие. Но вот они, так вот, несколько в тени остались.

С.БУНТМАН — Будем читать об этом. Когда выйдет вторая книжка, кстати говоря?

Е.СЬЯНОВА — Когда напишем.

С.БУНТМАН — Когда напишем — ну, понятно. Хорошо. Иван Иванович Шувалов, сегодня мы говорили о нем.

Е.СЬЯНОВА — Есть еще минутка?

С.БУНТМАН — Миля говорит: «А недостатки у Шувалова были?»

Е.СЬЯНОВА — Да, сколько угодно, конечно. О недостатках вы прочитаете в романе. Вот по поводу матушки его: вот ходит такая легенда — ну, можно ей верить, так, 50 на 50 — что… он ведь очень долго просила Елизавету Петровну подписать этот указ. Ведь уже этот Аптекарский дом был вычищен и реставрирован, уже завезена была библиотека — ну все было готово, а она… не любила она заниматься государственными делами, откладывала она все это, зная прекрасно, что как только подпишет, так Ванечку ей не видать, он с Ломоносовым сразу укатит в Москву. Так вот, буквально накануне 11-го, по-моему, или 12-го даже, он бухнулся, буквально, ей на колени, и взмолился: «Матушка! Елизавета Петровна! Солнце наше! Хоть в день Ангела матушки моей сделай ты такой подарок! Подпиши ты, наконец!» Ну, говорят, она ответила: «Да, Ванюшенька». И дала даже еще, по-моему, тысяч 5 или 10 сверху.

С.БУНТМАН — Ну что ж, чудесно. Спасибо ей, спасибо Ивану Ивановичу Шувалову, Алексей нам написал, выпускник истфака, что он как дома побывал, и нас благодарит за передачу. Я думаю, что мы чуть заранее поздравим всех студентов, выпускников и всех, кто какое бы имел отношение когда бы то ни было к Московскому Университету. Спасибо Елене Сьяновой, и мы вспомнили сегодня Ивана Ивановича Шувалова.

Е.СЬЯНОВА — Спасибо Вам!

С.БУНТМАН — Спасибо!