Реакционная декада

После 1815 года Россия заняла по-видимому царственную роль в Европе.

Н. Я. Данилевский

На Венском конгрессе Александр был победителем. Он — единственный монарх, непосредственно участвующий в работе «съезда победителей», делящих добычу — имущество побежденного. За ним мощь России, армия, квартирующая в Париже. Но представляет он прежде всего себя. Петр III жалел, что он всего лишь российский император, его мечтой был мундир прусского лейтенанта. Александру тесен российский трон, ибо он мечтает о лаврах спасителя Европы. Современники подчеркивали явно пренебрежительное отношение императора к российским войскам за границей, нежелание отмечать даты побед над французами, прежде всего годовщину Бородинской битвы. Быть может, особенно демонстративно проявлялось отношение Александра к своей империи в выборе руководителей ее внешней политики. С февраля 1814 г. Коллегией иностранных дел управлял дипломат немецкого происхождения Иван (Иоанн) Андреевич Ведемейер, ничем себя не проявивший. Но рядом с ним работали два статс-секретаря: граф Карл (Карл-Роберт) Васильевич Нессельроде и граф Иван (Иоанн) Антонович Каподистрия. Граф Нессельроде (1780—1862), сын католика, немецкого дипломата на русской службе и матери-протестантки, крещенной еврейки, занимал пост министра иностранных дел России сорок лет (1816—1856), больше, чем кто-либо другой в истории страны. Граф Каподистрия (Капо д’Истрия) — родился в 1766 г. на о. Корфу, убит в Навплии (Греция) в 1831 г. — обратил на себя внимание петербургского двора на посту государственного секретаря Республики Семи Соединенных островов, первого в новой истории самостоятельного греческого государства, созданного в 1800 г., протежируемого Россией. Когда в 1807 г., по Тильзитскому договору, Ионические острова были переданы Франции, Каподистрия, продолжавший верить, что только Россия может помочь грекам приобрести независимость, был приглашен на русскую службу.

Бисмарк считал важным качеством государственного деятеля умение «держать на огне два утюга». «Утюгами» Александра I были два статс-секретаря. Один — Нессельроде — убежденный консерватор, поклонник Меттерниха и сторонник проавстрийской политики, другой — Каподистрия — противник «австрийской системы», сторонник конституционной монархии. Карамзин называл Каподистрию «умнейшим человеком нынешнего двора». Император выдвигал вперед то одного, то другого из своих статс-секретарей, меняя политику по своему выбору.

Разгромив Наполеона, победители решили создать новую политическую систему в Европе. 14 сентября 1815 г. в Париже Александр I, австрийский император Франц I и прусский император Фридрих-Вильгельм подписали «Акт Священного союза». Англия отказалась формально присоединиться к акту, но согласилась следовать его принципам. В ноябре к акту присоединился Людовик XVIII. В течение 1815—1817 гг. членами Священного союза стали все европейские государства (кроме Турции и папского двора).

Текст акта Священного союза носил необычный для дипломатических документов того времени характер. «Во имя Пресвятой и Нераздельной Троицы» два императора и король торжественно объявили, что будут руководствоваться «заповедями любви, правды и мира», что «соединенные узами действительного и неразрывного братства и, почитая себя как бы единоземцами… станут подавать друг другу пособие, подкрепление и помощь». Франц I. ознакомившись с актом, сказал: «Если это документ религиозный, то это дело моего духовника, если политический — то это дело Меттерниха». Меттерних в свою очередь назвал акт «смесью либеральных идей с религиозными и политическими».

Австрийский канцлер был прав: акт Священного союза сочетал мечты и фантазии Александра I с политическими планами, реализация которых была часто подчинена мечтам и фантазиям. Кампания, развернутая российским правительством, желавшим разъяснить идеи Священного союза, его цели, привлечь в него новых членов, подчеркивала главное: русская дипломатия стремится к поддержанию мира в Европе. Каподистрия, активный участник кампании, говорил, что договоры, подписанные в 1815 г., главное же акт от 14 сентября — «единственная система, которая может спасти человечество».

Обеспечение мира в Европе, спасение человечества — главная забота российского императора в 1814—1820 гг. Ежегодно, а иногда чаше, собираются конгрессы Священного союза, «Встречи на высшем уровне» — Александр непременный их участник (Аахен, Троппау, Лайбах, Верона). Всюду Александр защищает высшие принципы, проповедует политику, основанную на евангельских заповедях. В 1818 г. в Аахене российский император выступил горячим сторонником запрещения торговли чернокожими рабами. В России в это время люди свободно и законно продавались и покупались, иногда даже без земли. В принципе Александр был против рабства. За свободы. За конституцию. За братство народов. Ему становятся тесны рамки православной церкви.

Новую веру находит обер-прокурор Святейшего синода князь Александр Голицин, в свое время горячий поклонник энциклопедистов. Прочтя впервые в жизни Новый Завет, Александр Голицин вдохновляется жизнью и учением Христа и убеждает своего друга императора прочесть Библию. Александр читает, также впервые в жизни, и принимает взгляды обер-прокурора Священного синода. Война с Наполеоном «Антихристом», «врагом рода человеческого» становится духовной миссией спасения человечества. Продвижение российского императора со своей армией по Европе, после изгнания Наполеона из Москвы, превращается в мистическое паломничество. В Ливонии Александр наносит визит моравским братьям, а затем посещает их главную обитель в Саксонии. В Лондоне в 1814 г. к русскому царю приходят квакеры. Через четыре года они приедут в Петербург и будут приняты Александром, который предложит им вместе с ним внутренне помолиться и предаться медитации. В 1815 г. баварский мистик Франц фон Баадер передал лично императору написанный годом раньше трактат «О вызванной французской революцией необходимости новой и внутренней связи между политикой и религией». Трактат был посвящен князю Голицину, в нем говорилось о необходимости строить просвещение и политику на христианских основах, а христианство — расширять за счет элементов из других религий и мифологий.

Значительное влияние приобрела балтийская баронесса Барбара Юлиана Крюденер (1764—1824). Разведенная с мужем, писательница, темпераментная поклонница немецких пиетистов, баронесса Крюденер предсказывала появление в самом ближайшем времени Христа на горе Арарат, в землях, завоеванных русскими на Кавказе, и главенствующую роль Александра в царстве Божьем на земле. В это же время в Петербурге большое влияние на придворные круги, в первую очередь на князя Голицина, приобрела Екатерина Татаринова (урожденная Буксгевден), жена полковника, погибшего на войне. Она организовала кружок, в котором хлыстовские и скопческие идеи сочетались с православными. Американский историк Джеймс Биллингтон сравнивает влияние группы «привлекательных женщин» (в нее входили также Зинаина Волконская и графиня Орлова-Чесменская) на реакционеров вокруг Александра с влиянием женщин на консервативных бояр в эпоху царя Алексея.

Словарь акта Священного союза свидетельствует о влиянии пиетистов на Александра, убежденного своими собеседниками-мистиками в том, что Священный союз — это ответ на Французскую революцию и что он, российский император, является инструментом в руках Бога. Католическое влияние начала царствования, пришедшее ко двору Александра по наследству из эпохи Павла, уступило место протестантскому. Для Александра и католицизм, и протестантство как бы дополняли и расширяли православие, открывали путь к всемирному духовному братству, лучшим воплощением которого был он.

Система мира в Европе, созданная Венским конгрессом и поставленная на религиозно-идеологический фундамент, очень быстро начала давать трещины. В 1819 г. в Мангейме студент теологического факультета Иенского университета Карл Занд зарезал кинжалом Августа фон Коцебу, посредственного немецкого драматурга, долгие годы состоявшего на русской службе и с 1814 г. издававшего «Русско-немецкий народный листок», пропагандировавший на немецком языке идеи Священного союза. Занд убил Коцебу как «предателя Отечества», и «зандов кинжал» стал символом борьбы за свободу, знаком родившегося современного национализма. Убийство Коцебу, а затем казнь Занда произвели огромное впечатление в России, оказали сильное влияние на умы просвещенной молодежи. В феврале 1820 г. парижский рабочий Пьер-Луи Лувель заколол наследника французского престола герцога Беррийского. Пушкин показывал в театре портрет Лувеля с надписью «Урок царям» и был за это выслан из Петербурга.

1820-й год начинается революцией в Испании. Военный мятеж, возглавленный Рафаэлем Риего, вынуждает Фердинанда VII вернуть стране конституцию 1812 г., которую он отменил после победы над Наполеоном. Три месяца спустя тайное общество «карбонариев», «угольщиков» поднимает революцию в королевстве обеих Сицилии, в июле неаполитанский гарнизон вынуждает короля Фердинанда I дать королевству конституцию. Новое имя — Риего, новое слово — «карбонарии», входят в политический язык эпохи, в том числе в русский.

Революции на юге Европы имеют своей целью установление конституционных режимов и национальное объединение. Конституции должны были обуздать тираническое правление королей, национальное объединение казалось необходимым, ибо Германия и Италия существовали лишь как географические понятия. Венский конгресс создал Германскую конфедерацию, состоявшую из 39 государств. Это был прогресс, ибо в 1789 г. их насчитывали 360, а в 1803 г. — 82, но националисты хотели иметь единую Германию. На Аппенинском полуострове число государств было сокращено с 10 до 8.

Конгресс в Троппау (осень 1820 г.) сформулировал принцип вмешательства: всякое государство, в котором победит революция, исключается из Священного союза; в случае, если революция угрожает спокойствию других стран, державы-союзницы должны вмешиваться, используя сначала «дружеские увещевания», а затем «силу обуздывающую» для восстановления порядка.

Революция в Испании, Италии, национальное движение в Германии непосредственно угрожали интересам Австрии. Меттерних, нуждавшийся в Александре, убеждал российского императора в том, что и его страна живет лишь в кажущемся спокойствии, что революция угрожает и ей. Как бы подтверждая правоту слов австрийского канцлера, в Петербурге вспыхнул бунт солдат гвардейского Семеновского полка против бесчеловечно жестокого командира полковника Шварца. Александр получил донесение о бунте в Троппау.

Весной 1822 г. конгресс в Лайбахе «уточнил» основы принципа вмешательства: Священный союз не отвергал «полезных или необходимых изменений», но допускал их только в том случае, если они истекают из «свободной воли, обдуманного и просвещенного решения тех, кому господь вверил власть». Союз разрешал «революцию сверху», совершенную легитимным государем. Испытанием системы Священного союза стало восстание греков против турецкого владычества, за независимость. Александр переживал трудный конфликт между идеалами и реальностью. Греческое восстание было бунтом против легитимного монарха — турецкого султана. Но восстание поднял Александр Ипсиланти, сын молдавского и валахского государя, служивший в русской армии, флигель-адъютант императора. В феврале 1821 г. он вышел во главе кавалерийского отряда с русской территории, чтобы в Яссах объявить о начале борьбы за освобождение Греции.

Россия отказалась помочь православным грекам. «Я покидаю дело Греции, — заявил Александр на конгрессе в Вероне, — потому, что усмотрел в войне греков революционные признаки времени». Александр выбрал идеологию — борьбу с революцией, предпочтя ее реальной политической возможности серьезного ослабления Турции и освобождения Сербии, Валахии, Молдавии, Греции. Современники и многие историки видели в действиях Александра руку Меттерниха, не желавшего ослабления Оттоманской империи, поскольку это означало усиление России. «Вместо того, — писал Николай Данилевский, оценивая политику Александра, — чтобы быть знаменосцем креста и свободы действительно угнетенных народов, мы сделались паладинами консерватизма…» Идеолог славянофильства делает вывод: «Чем искреннее и бескорыстнее усваивали мы себе одну из европейских точек зрения, тем глубже ненавидела нас Европа, никак не хотевшая верить нашей искренности и видевшая глубоко затаенные властолюбивые планы там, где была только задушевная преданность европейскому легитимизму и консерватизму»70.

Победа над Наполеоном, принесшая Россия «царственное положение» в Европе, разорила страну. К тяжести победоносной войны добавлялась тяжесть внешней политики. В мирное время Александр содержал почти миллионную армию (в 1825 г. она насчитывала 924 тыс. человек, втрое больше, чем при его восшествии на престол), чтобы поддерживать систему Священного союза.

Военные поселения показались Александру радикальным ответом на экономические проблемы, связанные с необходимостью содержать огромную армию. Существовавшие сорок лет — последние десять лет царствования Александра I и все царствование Николая I — поселения были наиболее ярким примером реализации утопической идеи, какую знала Россия до 1917 г. Пришла она, как, кажется, все утопии, с Запада. Реализация была — русской.

Первый опыт был проведен еще до войны 1812 г. Прусский военный министр Шарнгорст, обходя условия Тильзитского мира, сократившего численность прусской армии, создал систему ландвера: солдаты обучались военному делу, не отрываясь от места жительства. В 1809 г. метод Шарнгорста был испытан в России. В Могилевской губернии был поселен полк солдат. Крестьяне деревень, отведенных для поселения, были высланы в Новороссию — большинство погибло в дороге. Во время войны с Наполеоном Александр ознакомился со статьей французского генерала Сервана, военного министра в 1793 г., составившего проект агро-милитарных поселений. Статья была переведена на русский язык, ибо генерал Аракчеев, которому император поручил реализацию проекта, плохо знал французский.

Военные поселения — в умах современников и потомков — неразрывно связаны с именем Аракчеева. Граф Аракчеев, занимавший с 1810 г. пост председателя департамента военных дел Государственного совета (до этого, с 1808 г., он был военным министром), был назначен главным начальником военных поселений. И с необыкновенной старательностью, равной лишь его жестокости, Аракчеев приступил к их организации. Алексей Аракчеев (1769— 1834) — один из самых ненавидимых персонажей русской истории. Между тем, он был талантливым организатором, много сделавшим для подготовки русской армии, прежде всего артиллерии, к войне 1812 г. На свои средства Аракчеев основал в Новгороде кадетский корпус, основал около 150 начальных училищ, ремесленных школ и первую в России учительскую семинарию. Одновременно он был человек жестокий, бессердечный, грубый.

Военный историк А. Керсновский, видящий необходимость разоблачения легенд об Аракчееве, пишет, что он имел в жизни только три привязанности: службу — основу и цель существования; артиллерию; государя, которому он служил71. Долгое время историки называли Аракчеева «злым духом» Александра, считали, что он был вдохновителем «реакционной декады». Документы свидетельствуют, что самые важные бумаги, подписанные Аракчеевым, составлялись по черновикам самого императора. Аракчеев, которого называют «отцом военных поселений», был категорически против их создания. Вместе с другими старшими военачальниками во главе с Барклаем де Толли он убеждал Александра отказаться от проекта. На коленях он умолял: «Государь, Вы образуете стрельцов». Александр I был непреклонен и заявил: «Поселения будут устроены, хотя бы пришлось уложить трупами дорогу от Петербурга до Чудова».

Аракчеев был последним фаворитом в русской истории, последним в линии, великолепно представленной князем Курбским или светлейшим князем Потемкиным. После Аракчеева у русских императоров были приближенные, но не было людей, которым они отдавали бы часть (реальную) власти, оставаясь в стороне или над ней. Главным достоинством Аракчеева в глазах Павла I, нашедшего в нем преданного слугу, и в глазах Александра I была — верность императору. Эта верность делала главу военных поселений идеальным слугой и, поскольку он был отличным администратором, идеальным бюрократом. В конечном счете, для Аракчеева было безразлично, что делать, — важен был приказ государя. Когда Александр потребовал от него подготовить проект освобождения крестьян, Аракчеев приготовил либеральный проект, хотя был консерватором. Когда он получил приказ создать поселения, он их создал, хотя идея ему казалась опасной.

Генерал Серван предлагал создать военные поселения на границах империи — это делали еще древние римляне. Шарнгорст сумел создать новую прусскую армию, но ландверман два месяца в году был солдатом, остальное время был крестьянином. Русская система, основанная на военной службе, длившейся 25 лет, позаимствовала идею у Запада: солдат одновременно землепашец, крестьянин одновременно солдат. Аракчеев опасался возрождения стрелецкого войска, с таким трудом и такой кровью ликвидированного Петром I. Для предотвращения опасности была создана система тотального контроля.

Указ о военных поселениях был издан 9 июля 1817 г. Но движение полков в назначенные им места началось в 1815 г. Учитывая опыт могилевских поселений, решено было коренное население не выселять, а оставить на месте, влив в него войско. Все частные имения — помещичьи усадьбы — в черте военных поселений были отчуждены. Все подверглось детальной регламентации: от формы одежды, внешнего и внутреннего вида домов, военных упражнений до обязательных правил при кормлении детей и приготовления одинаковых кушаний в одно и то же время. Мальчиков семи лет забирали в батальоны кантонистов, где они оставались до 12 лет. После чего они возвращались в семью — помогать родителям по хозяйству. С 18 лет они становились в строй на 25 лет солдатской службы.

Великий русский сатирик Салтыков-Щедрин изобразил в «Истории города Глупова» военные поселения, как реализацию «мрачного бреда» одного из самых безумных градоначальников Угрюм-Бурчеева. Поразительно, что писателю не пришлось ничего придумывать — реальность военных поселений превосходила фантазию самого безжалостного сатирика. Главной особенностью военных поселений была их абсолютная бесполезность. Отрываемые от сельскохозяйственных работ для военной муштры, крестьяне забрасывали свои поля; отрываемые от обучения военному делу на сельскохозяйственные работы, солдаты знали только «шагистику» и не умели даже стрелять.

«Потемкинские деревни» стали — не только в русском языке — синонимом подмены реальности картонной видимостью. Военные поселения были царством видимости, мнимости. Дома содержались в идеальном порядке, но печи на кухнях запрещалось топить, чтобы они не портились; дороги поражали свои благоустройством, но по ним нельзя было ездить; через реки были переброшены отлично построенные мосты, но поселенцы должны были искать броды.

Моделью военных поселений была прусская казарма, но казарма, построенная напоказ, — театральная декорация казармы. Историк русской армии замечает, что очковтирательство существовало в русской армии (как и во всех других армиях) и раньше. Но с эпохи военных поселений оно было возведено в систему «и наложило характерный и печальный отпечаток на всю нашу военную жизнь до севастопольского периода»72. То есть до поражения русской армии в Крымскую войну.

«Очковтирательство», господство мнимости продолжалось и после 1856 г. Интенсивность «видимости» спадала после поражения, когда становилась очевидной реальность и возрастала, — после побед, приобретая в отдельные эпохи чудовищные размеры. Мнимость, видимость заполняли разрыв между утопической мечтой, становившейся «мрачным бредом», и реальностью, иногда — в периоды высокой интенсивности — заменяя реальность. Мнимость, декорация, прямая ложь создавали впечатление преодоления времени, позволяя верить в преображение действительности уже сегодня, так как для этого не требовалось подлинных усилий для изменения реальности.

Идея военных поселений, как свидетельствуют исторические примеры, не была «безумным бредом». При выполнении определенных условий вполне возможно сочетать земледелие и военную подготовку. Великолепный пример имелся в России: казачьи станины. Но казачьи поселения не обеспечивали того, что было нужно Александру, — контроля над подданными, которых он хотел вести к счастью.

Создание военных поселений отражало стремление отца Священного союза восстановить контроль над Россией, который казался ослабленным в результате наполеоновских войн и, главное, в результате выхода русской армии за пределы отечества. Сопоставление с жизнью в Западной Европе было не в пользу России.

Последние десять лет царствования Александра I русские историки назвали «реакционной декадой», отмечая нарастание реакционных тенденций в политике императора. Но, как всегда, Александр I действовал в двух направлениях сразу. Проявлением реакции были военные поселения. Но в 1816, 1817, 1819 гг. были изданы распоряжения, освобождавшие крестьян прибалтийских губерний. Кроме того, в 1818 г. русский император, принявший титул польского царя, открыл в Варшаве Сейм. В России император был самодержцем, в Польше — конституционным монархом.

пин ап казино официальный сайт зеркало.

В двух направлениях осуществлялась русская политика и в области культуры и просвещения. Открываются учебные заведения, распространяются школы взаимного обучения по методу Ланкастера и Беля. Расцвет русской литературы — это время назовут ее «золотым веком» — был в немалой степени обязан бурной журнальной деятельности. С 1802 г. выходит «Вестник Европы», с 1813 — «Сын Отечества», с 1818 — «Отечественные записки», с 1818— 1825 гг. — «Сибирский вестник». Николай Карамзин печатает свою «Историю государства Российского»; публикуются русские летописи и другие исторические источники. Однако с 1818 г. Михаил Магницкий начал «культурную революцию», объявив борьбу «западным идеям», враждебным православию. Личность Магницкого и некоторые из его идей заслуживают внимания, поскольку могут считаться модельными: они встречались в русской истории раньше, будут встречаться и позже.

Михаил Магницкий, происходивший из небогатой дворянской семьи, развивался вместе с александровской эпохой. Служил в гвардейском Преображенском полку, в посольствах в Париже и Вене, был членом масонских лож. Близкий сотрудник Сперанского, он пострадал в связи с падением этого либерального законодателя — был отправлен в ссылку в 1812 г. Вскоре, однако, начал снова делать карьеру (как и Сперанский). К атаке на систему русского просвещения Михаил Магницкий приступил, занимая пост губернатора Симбирска.

Его «анонимные» и открытые письма, в которых он предлагает ввести в России инквизицию, строжайшую цензуру печатных изданий, запретить масонскую деятельность, обращают на него внимание министра просвещения князя Александра Голицина, одного из доверенных советников императора. Михаилу Магницкому поручают провести ревизию Казанского университета. Результаты обследования были для университета катастрофическими. Явившись после шестидневного пребывания в Казани в Петербург, Магницкий привез доклад, в котором настаивал не просто на закрытии Казанского университета, но и на его уничтожении, включая разрушение здания. Александр I поставил на докладе разумную резолюцию: «Зачем разрушать? Лучше исправить». «Исправлять» был отправлен автор доклада, получивший инструкцию: сообщить преподаванию в Казанском университете направление, согласное с началами Священного союза. Из университетской программы была исключена геология как враждебная библейской истории, соответствующие указания были даны и математикам, но особую ярость Магницкого вызывала философия. Он считал ее главным источником «либерализма» и в одном из своих меморандумов предлагал совершенно изолировать Россию от Европы, чтобы даже «слух об ужасных событиях, происходящих там, не дошел до нее».

Последовательный противник Европы, несущей заразу, Михаил Магницкий спорил с Карамзиным, который говорил о беде татарского ига, задержавшего развитие России. Магницкий — один из самых первых «евразийцев», — считал, что татары спасли Россию от Европы и способствовали сохранению православной веры. Взгляды Магницкого, поддержанные куратором санкт-петербургского университета Руничем, а главное монахом-аскетом Фотием, который встречался с императором и произвел на него большое впечатление, были одобрены Александром I. Получив в мае 1824 г. от Фотия записку о мерах, необходимых для «искоренения духовной крамолы», Александр сместил с поста министра народного просвещения и управляющего министерством духовных дел своего старого друга Александра Голицина и назначил на этот пост адмирала Шишкова, писателя, придерживавшегося консервативных взглядов.

Первая записка, представленная Фотием, называлась «План революции, обнародоваемой тайно, или Тайна беззакония, делаемая тайным обществом в России и везде». Дополнительная записка была озаглавлена «О действиях тайных обществ в России через Библейское общество». Фотий имел в виду масонские ложи и отделения Библейского общества. Но в России появились и другие тайные общества. Их обилие, а также деятельность Михаила Магницкого и его единомышленников, побудили Александра в 1823 г. потребовать от всех государственных чиновников подписки о неучастии в тайных обществах. Имелись в виду прежде всего масонские ложи.

Слово «тайное» имело до 14 декабря 1825 г. совершенно невинный смысл. Оно означало — секретное от непосвященных, но не от правительства. Василий Ключевский в курсе истории, который он читал в университете в 80-е годы XIX в., заметил: «Тайные общества составлялись тогда так же легко, как теперь акционерные общества»73. После возвращения русской армии из освободительного похода в Европу тайные общества создаются прежде всего гвардейскими офицерами, составлявшими цвет русского просвещенного общества. Александр Пушкин, говоря о своем старшем друге Петре Чаадаеве, писал: «Он в Риме был бы Брут, в Афинах Периклес. У нас он офицер гусарский». Подполковник Павел Пестель, один из руководителей движения «декабристов», отвечая после ареста на вопрос следователей «с какого времени и откуда заимствовал первые вольнодумные и либеральные мысли?», ответил, что подтолкнули его «к вольнодумным мыслям» рабство и бедность народа, недостатки российского управления, освободительные революции в других странах. Пестель видел, следовательно, необходимость изменения материального положения русского народа и системы управления, признавая, что революции на Западе давали пример.

В 1821 г. Александр получает информацию о существовании тайного общества — Союза благоденствия. Прочитав список наиболее активных членов, он бросил его в огонь, заметив, что не может карать заговорщиков, ибо «в молодости разделял их взгляды». Федор Тютчев, резко осуждая «декабристов», называя их жертвами «мысли безрассудной», начинает стихотворение «14 декабря 1825» словами: «Вас развратило Самовластье…»74. Сообщения о тайных обществах, об их планах и составе поступали к Александру, не вызывая в нем желания предпринять какие-либо меры. В июне 1825 г. унтер-офицер 3-го Украинского полка Шервуд, англичанин, поступивший на русскую службу, донес Александру подробности о заговоре, составленном Павлом Пестелем, возглавлявшем Южное общество, базой которого были офицеры Второй армии. Доносов приходило все больше, но император ограничивался распоряжением: «продолжать следствие».

Александр I всю свою жизнь очень много ездил. В последние годы казалось, что большую часть времени он проводит в дорожной коляске. Если прежде он предпочитал поездки на Запад, в конце жизни он путешествует преимущественно по России. В 1823 г. Александр выехал из Царского Села 16 августа, а вернулся через два с половиной месяца — 3 ноября.

За это время он посетил: Ижорский завод, Колпино, Шлиссельбург, Ладогу, Тихвин, Мологу, Рыбинск, Ярославль, Переяславль, Москву, Серпухов, Тулу, Мценск, Орел, Карачев, Брянск, Рославль, Чернигов, Старый Быхов, Бобруйск, Слоним, Кобрин, Брест-Литовск, Ковель, Луцк, Дубно, Острог, Заславль, Проскуров, Каменец-Подольск, Могилев, Хотин, Черновцы, Брацлав, Крапивну, Тульчин, Умань, Замостье, Брест, Сураж, Великие Луки, Царское Село. На карте маршрут Александра выглядит огромным кольцом, в котором кружится русский царь. Осенью 1824 г. Александр едет на восток своей империи: Царское Село, Москва, Тамбов, Чембар, Пенза, Симбирск, Ставрополь, Самара, Оренбург, Илецкая-Защита, Уфа, Златоуст, Миасс, Екатеринбург, Пермь, Вятка, Царское Село.

Биографы отмечают, что в дороге императору приходилось преодолевать различные трудности: поездки не были специально подготовлены, не всегда было достаточно еды, нередко приходилось долго идти пешком. «Зато, — пишет автор психологического портрета Александра, — он мог составить личное представление о том, как жила Россия». И это, пишет историк, развеяло «у него последние остатки иллюзий относительно своих усилий на пользу Отечества»75. 13 сентября 1825 г. царь приехал в Таганрог, через десять дней приехала больная императрица. Они поселились в небольшом одноэтажном доме. В начале ноября Александр простудился, 19 ноября он умер. Было ему 48 лет. Сильно не любивший Александра Пушкин написал эпиграмму: «Всю жизнь провел в дороге, а умер в Таганроге».

Смерть Александра I породила множество легенд. Император умер молодым, очень далеко от столицы. Упорно стали ходить слухи о том, что император не умер, но, бросив суету света, ушел нищим странником «в Россию». Легенда о загадочном старце Федоре Кузьмиче, интересовавшая в числе многих других и Льва Толстого, начавшего писать «Посмертные записки старца Федора Кузьмича», продолжает жить и в конце XX в. Некоторые историки считают, что вскрытие гробницы Александра I в Петропавловском соборе в Петербурге могло бы дать окончательный ответ и развеять либо подтвердить легенду. Четверть века Александр I правил российской империей, раздираемый между романтическими мечтами и жестокой реальностью. За три недели до смерти, в Севастополе, во время беседы с начальником Главного штаба И. Дибичем, Александр заметил: «А все-таки, чтобы ни говорили обо мне, я жил и умру республиканцем»76. Будущий фельдмаршал Дибич, в 1831 г. командовавший русскими войсками, подавившими польское восстание, был противником либерализма и республиканизма. Император счел, тем не менее, необходимым поделиться с ним своими странными для самодержавного государя чувствами.

Александр Кизеветтер, автор истории России, написанной для «Энциклопедического словаря» в конце XIX в., неизменно отмечал расширение пределов империи после смерти каждого государя. Счет он вел в квадратных милях. В царствование Александра I пространство России увеличилось на 34077 кв. миль77. Один из сенаторов, получив известие о смерти Александра, сделал в своем дневнике запись, которая подводила итоги четверти века: «Проследим все события этого царствования, что мы видим? Полное расстройство внутреннего управления, утрата Россией ее влияния в сфере международных отношений… Исаакиевская церковь в ее теперешнем разрушенном состоянии78 представляет точное подобие правительства: ее разрушили, намереваясь на старом основании воздвигнуть новый храм из массы нового материала… Это потребовало огромных затрат, но постройку пришлось приостановить, когда почувствовали, как опасно воздвигать здание, не имея строго выработанного плана. Точно так же идут и государственные дела, все делается в виде опыта, на пробу, все блуждают впотьмах»79.

Сравнение управления Россией со строительством здания на старом месте из нового материала без плана может быть использовано для описания дел до Александровской эпохи и значительно позднее. Но выражение «блуждать впотьмах» особенно точно отражало положение в России после смерти Александра I. Возникли осложнения с престолонаследием. Умерший император, не имея наследника, завещал Россию своему младшему брату Николаю, отстранив — по его просьбе — среднего брата Константина. Но завещание было секретным.

Похожие материалы