Письмо князя М. Голицына из Амстердама 2 апреля 1711

М. Голицын

Амстердам, 2 апреля 1711.

Мой государь и прелюбезный мой друг и брат Иван Стефанович! Здравие твое и супруги вашей, а моей не­вестушки, вкупе же и Танюшки, сама Божия сохранит десница на веки от всякого зла.

О себе возвещаю, при помощи Божией, жив во об­ремененных моих печалех и тягостех. О житии моем возвещаю, житие пришло мне самое бедственное и труд­ное. Первое, что нищета, паче же разлучение. Наука определена самая премудрая: хотя мне все дни живота своего на той науке себя трудить, а не принять будет, для того, не знамо учитца языка, не знамо науки. Видим то, которыя наша братья приехали для обучения к той же науке, и ни единаго не было, чтобы без Латинскаго языка, да и те в три годы ни един человек ни половины окончать не может. А про меня вы сами можете знать, что кроме природнаво языка никакого не могу знать, да и лета мои уже ушли от науки, а паче всего в том моя тягость, что на море никоторыми мерами мне быть не­возможно, того ради, что веема болен. Как от города поехал, были в пути 8 недель, и в тех неделях единаго дня здороваго не было, на что свидетелствую себя в том деле теми Московскими господами, которые имели путь свой с нами от Арханьгелскаго города; а в пунтах или статьях написано господину камисару князю Лвову и всей канпании, которые определены в навигатцкую на­уку, то есть мореходства, чтобы были на сухом пути, обучалися чертежам зимние четыре месяца, а 8 месяцев всегда бы были непрестанно на карабле; а ежели кто сего дела не обучит, и за то будет безо всякия пощады превеликое бедство, от чего Боже сохрани, и тот пре­страшны гнев в тех пунтах написан рукою самаго Мо­нарха, и про тот гнев под великим запрещением госпо­дину камисару не велено никому сказывать, однакоже мне по любви своей открыл. И я, видя ту ярость, а в себе веема вижу, что сего положеннаго дела не управить, паче же натура моя не может снесть мореходства, и от того пришел в великую печаль и сомнение, и не знаю как и быть. Но прилучился мне такой благопри­ятной случай: дьячей сын Суворов, которой имеет присудствие свое в Преображенском, и того дьяка сын крестьник Государев и жил в Петербурхе, при дворе Государеве, а ныне прислан к нам в Галандию под видом тем, бутто учитца, а болше смотреть как наша вся канпания в положенной науке обхождение имеет, и он Су­воров ко мне гораздо любовию приклонился и все от­крыл. И я, видя к себе его сопряженна в любви, просил его, чтобы дал мне такову помощь, дабы мне чем свободитца от науки морехотцкия, и он мне то обещал та­ковым способом чинить. […] И к тебе посылаю, также и к Федору Матфеевичу, и прошу вас, моего любезнаго друга и государя, умилися надо мною, паче для кровныя своей, с теми писмами съезди, где будет обитать адмирал и оны секретарь, и упроси, чтобы меня отставить от той науки, а взять бы к Москве и быть хотя бы последним редовым салдатом, а ежели сего невозможно, и хотя бы в тех же Европских краях быть да обучатца бы какой нибудь науке сухопутцкой, толко чтобы не мореходства. И, пожалуй, изволь отдавать из вещей моих, которы есть, тому секретарю или кому другим, от кого помощь сыщешь, пожалуй, не изволь стоять. И паки прошу, умилися надо мною ты, помилуй; ежели ты не вступишь и милости не покажешь, то иному болше некому; а чтобы наши никто не ведал, и для самаго Бога сестре своей, а моей жене, не сказывай, что я о том печалию одер­жим: сам ты ея печалной нрав знаешь, а болше горячесть серца ея ко мне. А мы ныне пошли морем в Ко­пенгаген в Датцкую землю и будем тамо жить.

Письмо князя М. Голицына из Амстердама 2 апреля 1711 г. брату жены Ивану Степано­вичу Неелову// Цит. по: Архив историко-юридических сведений, относящихся до Рос­сии, издаваемый Н.Калачовым. В 3 кн. кн. 2, пол. 2. М., 1854, Отделение VI. С. 61-63.