Переселенческий вопрос в Российской империи
И. Аксаков
Нужда или что другое, но что-то несомненно гонит русского человека с запада на восток, юго-восток и северо-восток. Населил он в течение целого ряда столетий и Московскую, и Владимирскую, и Нижегородскую, и Симбирскую, и Самарскую, и Уфимскую, и Тобольскую губернии, и все губернии снизу и сверху этой полосы России, и населит еще и Сибирь до Чукотского носа, до Тихого океана, до Китайской стены, и Закаспийские степи до средины Азии…
<…> Такова уж, видно, историческая миссия русского племени. С самого начала своего исторического бытия он наметил себе просторные рамки, воспитался на этой идее простора, — простор воздействовал даже на его духовную природу, простор манил и манит его до сих пор! <…> «Кочевник» по своей природе, <…> русский человек (особенно тот его тип, который зовется великорусским), вызвал даже принудительные относительно себя меры, чтобы приурочить его, прикрепить его к оседлости: такое прикрепление к земле понадобилось не только для сел и деревень (где оно породило даже крепостное право), но и для посадов и городов.
Вместо упорной борьбы на месте (что во многих случаях было бы, может быть, благотворнее), он — при всякой невзгоде — или «отъезжал» (если он боярин), или разбегался врозь, уходил, благо было куда уходить! «Ходить», бывать, это и в старину, и теперь — дело ему любезное. «Гулящие люди», «казачество», отхожие промыслы, куда отправляются чуть не тысячные подвижные артели, — странничество, возведенное даже на степень религиозного подвига (чуть не обязательного условия душеспасения), наконец, недавние и современные бродяги — это лишь разные виды все того же непоседства, которое было бы совершенно неправильно объяснять только экономическою нуждою. И теперь еще русский крестьянин готов кружить, готов бегать, просто оттого, что «надоело», от «охоты к перемене мест», по духу малорусской пословицы: «хоть горше, да инше!», одни словом — с тоски, неудачи у себя дома, часто по причине очень неважной, даже не раздумывая долго <…>.
В том то и дело, что исторический закон или историческое призвание колонизации еще живет в инстинкте русского человека, еще движет его бессознательною силой. Поэтому было бы совершенно ошибочно, повторяем, смотреть на переселение только с экономической точки зрения. Тут, повторяем, множество и других мотивов, кроме малоземелья и худоземелья.
По поводу обсуждения сведущими людьми «переселенческого вопроса». 1881 // Полн. собр. соч. в 7 т. М., 1887. Т. 6. С. 389-390.
