Основные болезни русского населения XVI — XVII веков

Н. Костомаров

Русские вообще ходили в баню очень часто: она была первою потребностию в домашней жизни, как для чисто­плотности, так и для какого-то наслаждения. Почти в каж­дом зажиточном доме была своя мыльня […]; сверх того для простонародия и для приезжих везде по городам су­ществовали общественные или царские мыльни, где за вход платили деньги, составлявшие во всем государстве ветвь царских доходов. По известию Кошихина, каждо­годно собирались таким образом до двух тысяч рублей со всех мылень, находившихся в ведомстве конюшенного двора. Мыльни вообще топились каждую неделю один, а иногда и два раза. В летние жары запрещалось их топить в предупреждение пожаров, с некоторыми исключениями для больных и родильниц, по воле воевод. Тогда-то осо­бенно наполнялись царские мыльни; впрочем, запрещение топить свои собственные касалось более посадских и кре­стьян; люди высшего значения всегда пользовались иск­лючением. Баня для русского была такою необходимо­стью, что по поводу запрещения топить их, жители грози­ли правительству разбрестись врознь из своих домов.

Обыкновенно ходили в мыльню после обеда, не стра­шась от этого вредных последствий. Жар был нестерпи­мый. На скамьях и полках постилалось сено, которое по­крывали полотном. Русский ложился на него и приказывал себя бить до усталости, потом выбегал на воздух и бро­сался летом в озеро или реку, подле которых обыкновен­но строились мыльни, а зимою катался по снегу или обли­вался холодною водою на морозе. Всегда кто ходил в мыльню, тот и парился: это было всеобщим обычаем. В общественных мыльнях было два отделения: мужское и женское; они отделялись одно от другого перегородками, но вход и в то и в другое был один; и мужчины и женщи­ны, входя и выходя в одну дверь, встречались друг с дру­гом нагишом, закрывались вениками и без особенного за­мешательства разговаривали между собою, а иногда ра­зом выбегали из мыльни и вместе катались по снегу. В более отдаленную старину было в обычае и мужчинам и женщинам мыться в одной мыльне, и даже чернецы и чер­ницы мылись и парились вместе.

[…] Баня была самым главным лекарством от всяких болезней: коль скоро русский почувствует себя нездоро­вым, тотчас выпьет водки с чесноком или перцем, закусит луком и идет в баню париться.

Для простого народа баня была школой той удивитель­ной нечувствительности ко всем крайностям температуры, какою отличались русские, удивляя этим иностранцев. Но что касается до высших классов общества, то, при сидячей жизни, бани порождали бездействие и изнеженность; в особенности женщины высшего состояния отличались этим и казались хилыми и брюзглыми.

[…] При способности и готовности переносить труды и лишения, русский народ, хотя не отличался долговечностию, но пользовался вообще хорошим здоровьем. Из бо­лезней только эпидемические наносили иногда значительные опустошения, потому что меры против них были слабы и ограничивались неискусным старанием не допустить за­разы распространяться с места на место. Моровые повет­рия нередко оставляли ужасные следы по всей России. Из обыкновенных болезней, которым русские чаще всего под­вергались, были гемариордальные, столь свойственные на­шему климату, упоминаемые в старину под разными наиме­нованиями припадков головной боли, течения крови, запо­ров (заклад), болей в спине и тому подобное. Нервные бо­лезни, если не были слишком часты, зато обращали внима­ние своими явлениями: эпилептические, каталептические, истерические припадки приписывались порче и влиянию таинственных сил, при посредстве злых духов; болезни эти имели разные народные наименования, как например: камчюг, френьчуг, беснование, расслабление, трясение, икота и проч.; некоторые случаи происходили от действительных болезней, иные от воображения. В XVIвеке занесена в Россию сифилитическая болезнь (тайным согнитие), а в следующем столетии она довольно распространилась и на­носила опустошения в черном народе. Простудные болезни редко поражали русского, приученного к переменам воз­духа и температуры. Как особые случаи, упоминают в ста­рину: каменная болезнь, отек, сухотка, грыжа, зубная боль, глухота, немота, слепота, шолуди, происходившие от неоп­рятности, которая нередко порождала и другие болезни, так наприм., имела вредное влияние на зрение. Вообще, от болезней искали средств более всего в церковных обрядах и прибегали также к травникам, составлявшим класс само­учек — лекарей, отдавались им часто с чрезвычайным лег­коверием. Ученые медики были иностранцы и находились только при царском дворе и то в небольшом количестве. При Иване Васильевиче лекарь иноземец был необходи­мым лицом для царя, но лечиться у него частным лицам бы­ло можно не иначе, как подавши челобитную об этом. Тоже соблюдалось долго и впоследствии, когда число врачей при дворе увеличилось. При Михаиле Федоровиче в Москве существовала одна аптека, из которой отпускались лекар­ства по челобитным и притом так, что тем, которые были не очень значительны, отпускалось и по челобитной не то, что нужно, а то, что дешевле стоило, не обращая внимания, мог­ло ли оно принести действительную пользу. Иногда лекаря отправлялись на войну с лекарством и там, вообще, мало приносили пользы. При Алексее Михайловиче в Москве были две аптеки, но только из одной продавали жителям лекарства, и то по высоким ценам, а потому эта аптека гораз­до менее приносила дохода казне, чем стоявший рядом с нею кабак. Разумеется, врачи, призываемые из-за границы, не всегда были хороши, и по зову русского царя отважно спешили в Россию шарлатаны. По этому было определено, чтоб врач, приезжающий в Россию, прежде в пограничном городе показал степень своего искусства и вылечил кого-нибудь. Медики, жившие при дворе, были чрезвычайно стеснены обычаями и предрассудками. В их занятиях не уважали науки, не ставили их искусства выше знахарского. Часто сами цари обращались к травникам и знахарям, как бы в укор медикам, состоявшим при их дворе. Когда медик пользовал особу женского пола, принадлежащую к цар­скому семейству—для него не нарушались строгие восточ­ные церемонии, всегда окружавшие эту особу. Медик дол­жен был пользовать больную и угадывать болезнь, не видя ее лично, а единственно следуя рассказам прислужницы. Если при таком способе лечения он ошибется, ему ставили ошибку в вину. Ему не дозволяли узнавать действие лекар­ства на организм больной: если с одного приема болезнь не облегчилась — по понятиям русских, это значило, что ле­карство не поможет, медику приказывали давать другое и не дозволяли повторять одного и того же несколько раз. Что касается до народа, то, вообще, он не верил иноземным врачам. Духовенство признавало грехом лечиться у челове­ка неправославной веры и в особенности вооружалось про­тив медиков-евреев, так что в XVIвеке русский, за то, что прибегал к пособию еврея, подвергался отлучению от церк­ви. Время, однако, брало свое и в этом отношении: при Алексее Михайловиче, при царе столь набожном, один из придворных медиков был еврей.

Очерк домашней жизни и нравов велико­русского народа в XVI и XVII столетиях. СПб., I860. С. 98-103.

Миниатюра: Рябушкин Андрей Петрович. Семья купца в XVII веке.