О московской старине в середине XVIII века

И. Забелин

В половине XVIII столетия в Москве многое еще на­поминало времена царя Алексея Михайловича. Старина сохранялась не только во внешнем устройстве города, но и в общественном и семейном быту москвичей, в образе их жизни и привычках. Самые преобразования Петра Великого, как ни были они деятельны в отноше­нии Москвы, особенно вначале, не могли, однако ж, слишком изменить ее древнюю физиономию. Москва почти триста лет жила самостоятельною своею жизнью, собрала всю Русь в одно целое, «рядила и судила» всю землю, трудом и потом выработала себе известные фор­мы и успела окрепнуть в них, усвоив себе название «первопрестольного царствующего великого града». Ли­нии, по которым она застроилась, проведены были не цепью или циркулем, а самою жизнью, свободно и при­вольно. Поэтому желание Петра Великого придать древней своей столице европейскую внешность встречало здесь препятствия почти на каждом шагу…

Если в сравнении с Петербургом она и теперь пред­ставляет много своеобразного, привольного, даже сель­ского, то легко вообразить, что было за сто лет назад. Это был город по преимуществу «деревенский», город, в котором не только самая большая часть домов, но даже и многие мостовые были еще деревянные. Улицы были неправильны, где слишком широки, так что по­ходили на площадь, где слишком узкие, так что трудно было разъехаться. Было много также тупиков, т.е. пе­реулков, которые прегражадались строениями. Значительнейшая часть домов состояла из обыкновенных кре­стьянских изб, больших и малых, которые не только не были ничем окрашены, но нередко были курные, черные, или с деревянными трубами, крытые тесом и дранью, а в ямских слободах и вообще на краю горо­да — даже соломою, что строго запрещено было только в 1753 году. Под окнами таких домиков и изб почти всегда можно было найти завалинку или лавочку, кото­рые занимали не последнее место в общественном быту москвичей низшего разряда. По праздникам они выхо­дили обыкновенно погулять за ворота «на улицу», си­дели и толковали с соседями на завалинках, грызли орехи, смотрели на проходящих и таким образом до­вольно приятно проводили время. […] На самых улицах, особенно в отдаленных частях города, стояли вечные лужи, где постоянно жили гуси и утки и вообще до­машние животные. Одни только большие проезжие ули­цы были вымощены камнем, многие были мощены еще по-старому бревнами или фашинником, а большая часть оставалась вовсе немощеною. Вообще грязь московских улиц, превращаясь от времени в тучный чернозем, еще в XVIII ст. составляла отличное удобрение для садов; в царские сады того времени каждый год возили с мос­товых удобрение по нескольку сот возов. Нужно много читать указов и разного рода постановлений по этому предмету, чтобы вполне поверить, каких усилий и по­стоянных забот стоило правительству содержать воз­можную чистоту в городе. Все это взятое вместе дей­ствительно представляло довольно живописную сель­скую картину, которая вообще очень мало напоминала то, в чем мы привыкли узнавать город.

Хроника общественной жизни в Москве с по­ловины XVIII столетия. Современник, 1852. Т. XXXII. Отд. II. С. 1-3.