Николай I. Часть 3

Аудио-лекции Монархия, Николай I, Романовы

Стенограмма передачи “Не так” на радиостанции “Эхо Москвы”

4 мая 2002 года.
В прямом эфире радиостанции «Эхо Москвы» программа «Не так!»
В гостях — Андрей Левандовский, историк.
Эфир ведут Антон Орех, Николай Александров.

А.ОРЕХ: В предыдущих передачах мы обсудили внешнюю и внутреннюю политику образцового государя Николая 1.
Н.АЛЕКСАНДРОВ: Или Николая Палкина, как его называли, — во всяком случае, в учебниках..
А.ЛЕВАНДОВСКИЙ: Мы договорились его пока так не называть.
Н.АЛЕКСАНДРОВ: И все-таки что обычно в сознании человека, который закончил среднюю школу, остается? За что его считать «образцовым»? Подавление декабристского восстания, ужесточения разного рода цензуры и репрессии. Наверное, многие помнят знаменитый «Мартиролог», который приводит Герцен в «Былое и думы», где в вину Николаю 1 ставится все — от замученного Александра Полежаева до убиенных А.Пушкина и М.Лермонтова. Крепостное право, отсутствие реформ, подавление польского восстания и даже поражение в Крымской войне. Что же тут образцового?
А.ЛЕВАНДОВСКИЙ: Вы перечислили негатив, но есть и позитив 30 лет стабильного правления, налаженность системы госуправления, полный порядок в финансах комар носу не подточит.
Н.АЛЕКСАНДРОВ: То, что касается финансовых реформ, это все-таки не заслуга Николая 1. Это все-таки те реформы, которые были осуществлены в эпоху Александра.
А.ЛЕВАНДОВСКИЙ: Нет, реально денежное хозяйство, а вместе с тем и все остальное в порядок привел Канкрин при Николае, хотя действительно, министром финансов он стал при Александре. Но вы ведь понимаете — каков президент, таков и министр финансов, и наоборот — каков государь, таков и министр финансов. Канкрин Николаю не мешал, более того, помогал. Канкрин Николаю дал стабильность и возможность спокойно управлять. Он решил проблемы, которые за царствование Екатерины, Павла и Александра, именно в денежном хозяйстве, накопилось выше крыши. Он провел денежную реформу, которая дала образцовый порядок финансовой системы.
Н.АЛЕКСАНДРОВ: В любой случае, это разрешение проблем, которые накопились еще в 18 веке. И в данном случае это решение застарелых вопросов. Но, с другой стороны, как же пришлось потом расплачиваться за эту стабильность, и чем расплачиваться?
А.ЛЕВАНДОВСКИЙ: А за стабильность всегда приходится расплачиваться. У Николая идеал есть определенный, который он пытался воплотить в жизнь. Воплощение идеала всегда дорого стоит современникам и очень дорого обходится потомкам. Идея воплотить порядок и его поддерживать. А все построено на песке необходимо учитывать движение времени, то, что происходит в окружающем мире. С точки зрения Николая в окружающем мире царит хаос и анархия, Россия — это гранитный утес среди моря анархии. Но оказалось, что эта анархия создала сильное гособразование, имеющее армию, флот, перспективу развития. А стабильный порядок, в конце-концов, сейчас определяется как застой. Попробуйте провести границу между стабильным порядком и застоем.
Н.АЛЕКСАНДРОВ: Тогда по порядку. Понятно, что один из ключевых вопросов всего 19 в. крепостное право. Николай, по сути дела, просто отказался решать эту проблему.
А.ЛЕВАНДОВСКИЙ: Нет. Об этом уже был разговор 10 комитетов, им создаваемых, по его инициативе, по крестьянскому вопросу. У каждого комитета четкая установка найти пути к ослаблению, а возможно и к ликвидации крепостного права. При одном маленьком условии — если это можно сделать безболезненно. Комитеты секретные. Если бы можно было секретно отменить крепостное право он бы его отменил сразу же, чтобы никто не догадался. Но это сделать было, конечно, нельзя. И здесь вот эта двойственность есть идеологические установки теория официальной народности разработана с одной целью возвеличить карамзинский порядок, самодержавный, абсолютистский, который поддерживал Николая. По теории официальной народности крепостное право это нормальное состояние русского народа, экономика, развитие хозяйства, прежде всего государственного, диктовало необходимость перемен. Крепостное право сковывало развитие промышленного производства известный пример с железными дорогами. Построили одну, Москва-Петербург за 8 лет при Николае, подорвав хозяйство лет на 5-6. А Европа в это время покрывается сетью железных дорог. Почему? Потому что мы строили на крепостной рабочей силе брали у помещиков на откуп крепостных крестьян подрядчики. Некрасов писал — это адекватно тому, что происходило на самом деле «а по бокам-то все косточки русские». Так что здесь проблема идеология пришла в прямое столкновение с экономикой. Не единственный случай в истории нашей многострадальной родины.

А.ОРЕХ: Желаемое разошлось с действительностью.
Н.АЛЕКСАНДРОВ: Так может быть это странная стабильность, внутри которой накапливались те силы, которые потом все подорвали? Если мы говорим о строгом порядке он же касается не только подобного странного решения проблемы крепостного права, но это еще и четкое разграничение всех сословий, которое тоже начинало расшатываться потом. Здесь тоже множество трагедий — лишение прав, например, мещан и купцов.
А.ЛЕВАНДОВСКИЙ: Несомненно, Личных трагедий тоже много вследствие того, что социальный статус определял твое реальное положение.
Н.АЛЕКСАНДРОВ: Но, с другой стороны, нарождается разночинный класс. Тот самый, у которого, с одной стороны, есть безусловные преимущества в силу того, что он не принадлежит ни к одной из корпораций ни к мещанам, ни к купцам, ни к дворянам, ни к крестьянам. А с другой стороны, он оказывается в каких-то отношениях бесправным. Но это тоже подрывало стабильность изнутри.
А.ЛЕВАНДОВСКИЙ: Класс — это сильно сказано, в николаевские времена речь идет о десятках и сотнях это общность, так лучше определить, спокойнее. У Герцена есть великолепное определение «образованное меньшинство». И образованным оно становилось именно в николаевскую эпоху. И это очень серьезная проблема, и она в начале правления Николая 1 была четко сформулирована. Дубельт, фигура известная, управляющий делами Третьего отделения, про которого Герцен говорил, что он умнее всех отделений и канцелярий императорских вместе взятых. Дубельт в своих заметках четко определял в России все в полном порядке, все на местах — крестьяне пашут, помещики ими управляют, чиновники следят за тем, чтобы помещики управляли разумно, а во главе всего государь. Откуда угроза в этой пирамидальной структуре? от людей, которые не пашут, не управляют, вообще не хотят служить, которые, закончив учебные заведения, отпускают бороды и начинают писать разные статейки и собираться в различные кружки, «щелкоперы» это определение николаевского времени в кругах, близких императору. Их не любит власть, потому что ощущает это то неуловимое, что не укладывается в порядок. Это те дрожжи, та закваска, которая этот с трудом сформированный порядок начинает разрушать.
Н.АЛЕКСАНДРОВ: У Николая был и другой комплекс — вспомним претензии А.Пушкина что Николай после восстания декабристов боится опираться на служилое дворянство. На смену служилому дворянину приходит чиновник, тот самый титулярный советник Акакий Акакиевич. Именно это и становится основой бюрократической России, которую выстраивает Николай 1, это не дворянская Россия в основе своей.
А.ЛЕВАНДОВСКИЙ: Дело в том, что в это время дворянская и чиновничья Россия очень сближаются. Основная масса дворянства — это все-таки дворяне-помещики. И это очень серьезная опора для Николая. Царь возглавляет государство, потом уровень министерский, губернаторский, капитан-исправник, и ниже помещик. Помещик собирает подати с крестьян, наводит порядок в интересах государства, разбирает бытовые дела и споры в крестьянской среде. Основная масса поместного дворянства наверное, с екатерининских времен, но при Николае эта установка делалась сознательно это низовой аппарат бюрократической системы. А в отношении служилого дворянства можно было бы говорить, невзирая на авторитет А.Пушкина речь шла именно о просвещенном дворянстве, образованном.
Н.АЛЕКСАНДРОВ: Пушкин предпочитал говорить об аристократах, о нарождающейся аристократии, к которой сам себя причислял, и которая, как ему казалось, совершенно незаслуженно не принимается во внимание в частности, и монархом.
А.ЛЕВАНДОВСКИЙ: Если мы возьмем разночинную интеллигенцию, дворянство образованное составная часть разночинного и интеллигентства. Писарев, Михайловский дворяне. Ульянов-Ленин не очень древнего рода, но тоже дворянин. Но есть дворянство и дворянство. То, что пугало Николая в дворянстве, связано не с изначальной дворянской сущностью, а с тем, что привнесено западным просвещением. Вообще-то главная угроза — это дух, это четко у Николая ощущается с людьми он справился 14 декабря, дух остался. И тот слой, который этим духом мог насытиться, прежде всего, это слой просвещенных людей без различия социального происхождения. И он его пугал. Слой инакомыслящих читающих, а читающих — думающих. Думающих — значит, рассуждающих, а рассуждающих критикующих. По установке официальной народности каждый должен занять свое место. Дубельт прекрасно писал в России все в полном порядке. Клеветники говорят плохо, нет, хорошо: знай свое место, выполняй указания начальства, проживешь как у Христа за пазухой. Дух инакомыслия это дух, который не позволяет вписаться в эту систему занять свое место и выполнять указания начальства.
А.ОРЕХ: Мы собирались говорить о позиции Николая в более высоких и влиятельных кругах, чем щелкоперы и интеллигенты, которые что-то пописывают, насытившись декабристским либеральным духом.
А.ЛЕВАНДОВСКИЙ: Я думаю, что не было у Николая такой позиции. Где? У Герцена есть очень интересная зарисовка — он в 47 году приезжает в Париж, и первым делом идет к Бакунину. Бакунин там в это предреволюционное время. И Бакунин, который оставил в 40 году Россию, бросается к нему и начинает расспрашивать. И Герцен говорит я ему рассказываю, смотрю, — а он зевать начинает. Почему? — а ему не интересно, он забыл, что такое Россия. Я ему рассказываю «Мертвые души» появились, Грановский лекции читает, Белинский написал такие-то статьи, а ему скучно, и он ждет от меня рассказов о министерских кризисах, об оппозиции. Герцен пишет — он забыл о том, что я приехал из России, где выход «Мертвых душ» важнее смены 10 министров. Какая при Николае оппозиция, когда Николай самодержавный государь, который входит во все детали и подробности системы управления и подбирает только тех, кто ему нужен, а это он умел делать, и делал?
Н.АЛЕКСАНДРОВ: Значит то, что касается самодержавия с ним более или менее все в порядке. То, что касается народности тут тезис достаточно спорный, потому что еще в 30-е годы по поводу самого понятия развернулись довольно жаркие дискуссии, и не случайно понимание народности, допустим, Николаем Полевым также было неприемлемо для Николая 1.
А.ЛЕВАНДОВСКИЙ: Раздражало чрезвычайно. Уваровское понимание народности — его народ не интересует, это объект. Объект опеки, охраны. Про народ сказано только одно он православный. Вся его духовная жизнь проходит в лоне православной церкви отсюда народность и православие связываются воедино таким образом.
Н.АЛЕКСАНДРОВ: Это очень важно, потому что православие к 19 веку перестало быть дворянской религией. Мы можем упомянуть лишь единичные случаи, когда из дворян люди становятся священниками.
А.ЛЕВАНДОВСКИЙ: Совершенно верно. Выясняется, что этот мир настолько полон греха, настолько прогнила система, что, не беря взяток, невозможно служить по определению.
Н.АЛЕКСАНДРОВ: Так или иначе, во всяком случае православие не случайно связывается именно с народным сознанием. Потому что даже религиозные настроения, которые существуют в дворянской среде, — увлечение, допустим, мистицизмом или даже просто религией, — так или иначе, в большей степени связано с католицизмом.
А.ЛЕВАНДОВСКИЙ: Конечно. Именно в это время католицизм популярен, воспринимается как нечто более утонченное, аристократическое, изящное, духовное. Именно в высшей среде тут вы абсолютно правы, несомненно.
Н.АЛЕКСАНДРОВ: Но это еще и дворянская утопия об особом, совершенно ином порядке. Мы говорили о порядке николаевском не существовала ли уже здесь эта проблема с одной стороны, права каждого подданного как личности, пускай даже в строгой иерархии то, что существует на Западе, и что привлекает в католицизм многих дворян, и с другой стороны, по сути дела, некие объекты, слуги, выполняющие свой долг безотносительно к своим личным чувствам, правам и т.д. Права личности и права государства в это время не давали уже о себе знать?
А.ЛЕВАНДОВСКИЙ: Да, конечно. Вообще, к теории официальной народности нужно относиться разумно и сдержанно. Соловьев писал об Уварове — «хитрый, умный лакей, который знал, чем потрафить барину». Он писал следующее о православии говорил атеист по духу, о самодержавии говорил человек, который в узком кругу не скрывал своих либеральных симпатий, и о народности говорил человек, который говорил и писал почти исключительно по-французски. Теория официальной народности — это неадекватное выражение действительности, это не философская система. Она одномерна и прозрачна, это бюрократическое клише. Николаю нужна была четкая и ясная идеология на уровне стереотипа, чтобы чиновник, жандарм ясно мог сориентироваться, что хорошо, что плохо. Эти три слова давали определенные ориентиры, причем понимали их совершенно огрубленно. И, конечно, в этой триаде главное самодержавие. Не просто главное, но определяющее. Народ — это объект, а православие, собственно говоря, «сбоку припеку». Православие — это функция народа, которая делает его кротким, послушным, патриархальным и беззащитным. Установка какая самодержавие как панцирь. Русский народ славный добрый, тихий, аполитичный, пытается жить по Христовым заповедям. А мир грешен, и поэтому здесь необходимо, чтобы извне этот народ опекали и защищали. То есть, в сущности, православие здесь не цель, а средство — средство обоснования необходимости сильной власти, которая будет защищать этот несчастный народ.
Н.АЛЕКСАНДРОВ: Не нужно забывать, что николаевская эпоха это расцвет славянофильского движения, именно в это время формируется славянофильская мысль, активно действуют и пишут и братья Киреевские, и Хомяков, и Самарин защищает свою замечательную диссертацию. По сути дела, появляется славянофильство как целое движение, так же как и западничество. Но важно, что для Хомякова, например, православие и народность понятия чрезвычайно важные, но понимаются совершенно иначе это расхождения с официальной теорией? Не случайно гонениям подвергаются славянофилы.
А.ЛЕВАНДОВСКИЙ: Конечно. И это очень серьезная тема. Славянофильство чуть ли не диаметрально противоположно теории официальной народности. Официальная народность обожествляла николаевский режим, была создана для идеализации настоящего, а славянофилы настоящее предельно критиковали, они идеализировали прошлое, допетровскую Русь. У них своя диалектика когда они говорили о прекрасном духе народа, о разумном устройстве и когда они воспевали самодержавие имелось в виду допетровское самодержавие. Здесь главный узел Петр, который все исказил, и с их точки зрения, грубо говоря, испоганил.
Н.АЛЕКСАНДРОВ: То есть, от Петра идет, в частности, бюрократический режим, который воплощает Николай 1.
А.ЛЕВАНДОВСКИЙ: У Аксакова великолепная формула — самодержавие и народ древесный ствол. Народ — сердцевина, самодержавие — кора, в идеале. А при Петре кора стала врастать в сердцевину, народ стал восприниматься как строительный материал для самодержавного государства. И, кстати, ответственность за крепостное право они тоже возлагали практически полностью на Петра, что не совсем справедливо Петр завершил процесс в какой-то степени. Подушная перепись это очень важная веха. Но, с их точки зрения, это его Зло. Они же как воспринимали допетровскую Россию они говорили, что не любят вычитательного равенства, что не социалисты. В допетровской Руси были богатые, бедные, бояре, дворяне, крестьяне, царь-государь и т.д., но все были православные, жили одной жизнью одни лучше, другие хуже, но все друг друга хорошо понимали. Речь шла о гармонии не социальной, а духовной. В такой стране, — говорили они, — богатые не давили бедных, бедные не поднимали нож на богатых. А в петровские времена духовная гармония была разбита крепостным правом и придавлена самодержавием. Петр мало того, что оторвал дворянство от народа, сделал их господами, превратив народ в рабов, он еще дворян изуродовал на западный манер одел Бог знает как, бороды обрил и привил ложное западное просвещение. И на месте гармонии остались обломки, осколки. Николаевское правление результат не нормального развития России, а этап искаженного пути.
Н.АЛЕКСАНДРОВ: Странно получается если славянофилы в православии видели основу того, что, собственно, называли соборностью и единением всех во Христе, то есть, по сути, это такая идеализация коллективного, общего духа, где общее значит больше, чем отдельный индивидуум, и с этой точки зрения они противостояли западному просвещению, излишней индивидуализации, то ведь Николай тоже выступал в некоторой степени против духа просвещения. Что же устраивало славянофилов в николаевском режиме?
А.ЛЕВАНДОВСКИЙ: У них разные подходы. Славянофилы считали, что этот путь надо пройти, преодолеть, вернуться к православию. Но они и сами, собственно говоря, были пронизаны духом европейского просвещения. Почему так ценили Шеллинга? Потому что говорили Шеллинг это единственный в своем роде философ, представитель немецкой классической философии, который пытался сочетать рационалистическую философию с религией. Они и говорили, что Шеллинг это вершина западной философии, но если мы дойдем до него, перевалим через него, — а они так и сделали, — мы, в конце концов, на новом уровне придем к отцам Православной церкви. Николай зачеркивал Запад весь, целиком и полностью. Это разные походы.
Н.АЛЕКСАНДРОВ: Более или менее с идеологическими основами мы разобрались, и остаются еще две проблемы, по крайней мере, которые предстояло разрешать уже в другое царствование. Вы сказали, что Николаю 1 удалось создать мощное государство, армию и прочее.
А.ЛЕВАНДОВСКИЙ: Внешне несомненно.
Н.АЛЕКСАНДРОВ: Но поражение в Крымской войне возлагают на недостатки, которые существовали внутри армии, и армейская реформа была первой, предпринятой после смерти Николая 1.
А.ЛЕВАНДОВСКИЙ: Это трагедия Николая. Трагедия человека, который пытается навести незыблемый порядок, начиная с семейной сферы, бытовой, и заканчивая высшей, государственной. Его же быть не может по той простой причине, что мы живем в постоянно меняющемся мире. И высшее искусство жить -воспринимать перемены и на них реагировать. С армией то же самое. Армия была в миллион штыков, внешне — образцово обученной. Николай болел армией, хотя, судя по тому, что я читал, военный он никакой с точки зрения военной науки, военного искусства. Герцен писал: идеалы Николая казармы и канцелярия. Что Николая привлекало в армии? порядок. Построенные ровными рядами батальоны, он дает команду, которую подхватывают офицеры, и огромная масса приходит в движение движется в нужном ритме и нужном направлении, и в нужное время приходит в нужное место. Это идеал. Как бы такую страну. Для него армия — модель страны.
Н.АЛЕКСАНДРОВ: Отсюда и мундир, который является идеалом как армейским, так и чиновничьим.
А.ЛЕВАНДОВСКИЙ: Офицерский корпус, конечно же, изменился. Многие из них были озорниками, авантюристами вплоть до хулиганства. Они были свободными людьми в значительной степени, при всей дисциплине. И способны на великие дела и подвиги. А офицеров николаевского времени великолепно показал Л.Толстой в «Севастопольских рассказах» это офицеры, которые умели достойно умирать. Но уровень инициативы, взятия на себя ответственности там почти отсутствует. И это не случайно Николай к этому стремился: «мне не нужны те, кто будет рассуждать, мне нужны те, кто будет исполнять», — это установка. Тарле приводит поразительные данные по поводу армии у Дунайской армии был ряд полков, которые после начала Крымской войны, после перехода через Дунай, когда война еще не была Крымской, а была русско-турецкой, выяснилось, что ружья в этих полках сознательно исковерканы. Они были развинчены, и это было по приказу офицеров, поскольку при смотрах все это звякало и брякало то есть, это было сделано специально для особой музыки — «на плечо», «к ноге» звяк, бряк. Стрелять из них было уже нельзя. И это сознательный подход тех, кто командовал: смотр, парад, внешний порядок, линия носка, особая ружейная музыка при выполнении приемов это главное. Оружие чистили кирпичом.
А.ОРЕХ: Но было и фантастическое техническое отставание, а когда столкнулись в Крымскую войну с немногочисленными, но достаточно хорошо вооруженными английскими и французскими солдатами, оказалось, что и флот никуда не годится. У нас парусный
А.ЛЕВАНДОВСКИЙ: Да. Причем Черноморский флот великолепный по выучке. Он не имел равных в мире, а его пришлось топить, потому что он парусный. И не от хорошей жизни, а со слезами на глазах, потому что другой уровень маневренности, скорости бой давать было невозможно. Хотя Черноморский Лазаревский флот — это особая атмосфера. Имена известны Нахимов, Корнилов, Истомин о них о каждом можно писать исследования и романы, люди совершенно поразительные.
Н.АЛЕКСАНДРОВ: Таким образом, у нас проясняется эпитет «образцовый государь» в том смысле, что ориентируется на образец, на «линию носка». Но как поддерживается порядок? Судебная реформа, которая была предпринята, была не меньшей революцией затем, в александровскую эпоху, и выяснилось, что, по сути дела, судебная система, которая реформировалась, осталась неизменной с 18 века, а правовой системы как таковой не существовало.
А.ЛЕВАНДОВСКИЙ: Система страшная. Иван Аксаков много лет спустя, когда шел накат на судебную реформу и суд присяжных это конец 70-х-80-е, который сам служил по судебным местам в провинции, будучи человеком очень консервативным, самым последним, наверное, из ранних славянофилов, он взял суд присяжных под защиту в каком плане он говорил, как можно сравнивать: вспомните старый суд — волосы дыбом встают. Это произвол полный. Знаменитая теория формальных доказательств то есть следователь был обязан «подогнать» материалы следствия. На первом месте царица доказательств признание обвиняемого. Если оно есть. Все вопросы снимаются.
Н.АЛЕКСАНДРОВ: Так и в Америке сейчас.
А.ЛЕВАНДОВСКИЙ: С адвокатами проблема. Николаю, кстати, предлагали ввести институт адвокатуры, и он дал поразительный ответ: «Вы думаете, я книг не читаю, не знаю, кто революцию во Франции сделал?». Действительно, Робеспьер, Дантон, Брюссо — адвокаты как один. И позже Керенский, и не он один. Единственная страна в мире, где можно было не только обвинить или оправдать, но можно было и оставить на подозрении это означало, что тебя отпускают, но у тебя ущемление в правах: за тобой полицейский надзор, ты не можешь служить по дворянским выборам на всю оставшуюся жизнь.
А.ОРЕХ: То есть, сейчас когда оправдывают «за недоказанностью улик» — тогда в этом случае не оправдывали, а оставляли под подозрением.
А.ЛЕВАНДОВСКИЙ: Клеймо на всю оставшуюся жизнь. А сам по себе суд — маленькая комната, в которой несколько человек рассматривают справку, выжимку из дела, которую делает секретарь. А секретарь просто подводит материалы следствия под теорию формальных доказательств. И выносят приговор. То есть обвиняемый на входе знает, в чем его обвинили и на выходе знает приговор. А как идет процесс, знают только эти три человека. И возможность произвола невероятная. Русский суд жуткий. Так что вы правы, но судебная система это часть общебюрократической системы. Главная фигура в уездном губернском суде секретарь, место, оплачиваемое несколькими рублями в месяц, но на которое очередь была, как в советское время торговать пивом на Тверской. Потому что это «обеспеченное все» — и зрелость, и старость, и домик, и глядишь, еще чего-нибудь — все зависело от человека, который работал с материалами следствия и составлял эту самую справку для нескольких человек, абсолютно формально подводящих итог. Признания нету, есть один свидетель в пользу обвинения, есть такие-то улики «оставить в подозрении». Есть собственноручное признание — все, обвинен. То есть это чисто чиновничий процесс. А следствие это полицейский чиновник, который его ведет абсолютно бесконтрольно. Порфирий Петрович у Достоевского дан как идеал — умный, дельный, тонкий. А в принципе, перед следователем какие задачи добиться признания. Тогда дело завершено, и комар носа не подточит. А средства добиваться известны — чисто русские. Били, конечно, но главное средство кормить селедкой и не давать пить. Через два-три дня ты признаешься в чем угодно. Это, конечно, касалось податных сословий, но и благородное дворянство, попадавшее под суд, вспоминало его с ужасом. Обычная практика откупиться. Была даже целая категория «ябедников», которые специально завязывали судебные дела, и значительная часть тех, кому предстояло пройти процесс, предпочитали откупиться любыми деньгами, только бы не начинали судебного процесса. Это было проще, потому что судейские чиновники отнимут все. А здесь отдашь какую-то часть.
А.ОРЕХ: Многое дошло и до наших дней в модифицированном виде.
А.ЛЕВАНДОВСКИЙ: Наверное. И чем был суд присяжных привлекателен он был открытым. Процесс прокручивался перед глазами собравшихся. Соревновательный, состязательный. Прокручивается все, и решают судьбу обвиняемого люди, на которых невозможно давить сверху. Люди с улицы, — как их Катков называл. А тут решают чиновники, входящие в структуру, подчиняющиеся начальнику, у которых ответственность определенная за то, чтобы некоторое количество дел было решено определенным образом. Здесь подследственные, подсудимые объект, не более, чем. С которым можно творить все, что угодно, он абсолютно беззащитен.
Н.АЛЕКСАНДРОВ: Довольно интересная модель этого стабильного государства в результате вырисовывается после нашего разговора. Существует достаточно строгое иерархическое деление: в рамках каждого сословия передвижения каждого человека весьма ограничены.
А.ЛЕВАНДОВСКИЙ: При Николае было стремление вообще его ликвидировать. Это не удавалось, конечно, полностью, но стремление было, это совершенно определенно.
Н.АЛЕКСАНДРОВ: И более того, даже физическое передвижение ограничено, не только в рамках сословия, но даже и в смысле передвижения по стране. Не случайно крестьянину при перемещении выдавался паспорт, мещанин и купец не мог переехать из города, в котором он живет, а вынужден был тоже по паспорту прописываться, и срок его должен был ограничиваться месяцем, после которого он должен был вернуться. Единственное более или менее свободное в передвижении сословие дворянское.
А.ЛЕВАНДОВСКИЙ: Так сама идея крепостного права закрепить. А закрепляли для того, конечно, чтобы взять под контроль. И само по себе движение это уход из-под контроля тех, кто над тобой этот контроль имеет.
Н.АЛЕКСАНДРОВ: И крепостное право оказывается не только применительно к крестьянам.
А.ЛЕВАНДОВСКИЙ: Не только, совершенно верно. Крепостное право — понятие до 1762 года вообще всеобъемлющее, потому что дворяне тоже честно свою лямку тянули на протяжении двух с половиной столетий. Дореволюционные историки говорили о раскрепощении сословий — первый этап 1762 г., «Манифест о вольности», раскрепощение дворянства, а второй этап освобождение крестьян.
Н.АЛЕКСАНДРОВ: И если еще человек передвигается, то за ним устанавливалась жесткая система слежки начиная от простых подорожных, кончая тайного надзора.
А.ЛЕВАНДОВСКИЙ: Было огромное количество людей, находящихся под негласным надзором. Иностранцы, приезжавшие в Россию, все обязательно находились под надзором Третьего отделения. Но за порядок нужно платить. С точки зрения Николая, все должно быть под контролем. Сам он не может размножаться, но чиновники, и в первую очередь, жандармы это его эманации. То есть, с его точки зрения, чем больше чиновников, чем разветвленнее структура управления, контроля и надзора, тем больше порядка. А порядок для него вожделенный идеал.
Н.АЛЕКСАНДРОВ: А сама эта бюрократическая система на протяжении достаточно долгого николаевского царствования претерпевала изменения изнутри?
А.ЛЕВАНДОВСКИЙ: Перемены шли не количественные, а качественные. От Екатерины до конца правления Александра в стране было 16-20 тысяч чиновников. За 30 лет правления Николая значительно более 80 тысяч. То есть, Николай структуры разветвлял, создавал массу новых мест, создавал новые министерства — известное Министерство государственных имуществ с массой чиновников на местах там было более тысячи штатных мест. То есть, тот же подход чем больше будет представителей госвласти на местах, в центре, тем будет лучше для страны.
Н.АЛЕКСАНДРОВ: То, что касается средств информации, системы просвещения и образования, предварительная так называемая цензура, ограничения издательских возможностей, — об этом мы уже говорили.
А.ЛЕВАНДОВСКИЙ: Тут проблемы обычной продукции русской истории цензура максимально жесткая, жестче цензуры, чем при Николае, не было никогда ни до, ни после. Советские времена мы с вами, естественно, не берем. Во главе Министерства просвещения с 33 по 49 годы создатель теории официальной народности, Сергей Уваров человек, заявивший о себе, как о максимально консервативном государственном деятеле. Теорию официальной народности просто так не придумаешь. И в то же время это расцвет русской литературы, и, как ни парадоксально, пожалуй, время расцвета русского просвещения.
Н.АЛЕКСАНДРОВ: И еще много зависело от личности цензора.
А.ЛЕВАНДОВСКИЙ: Тогда цензор рисковал могли быть штрафные санкции, могли под арест посадить. А в конце правления Николая он ощущал то, о чем вы говорите, очень хорошо знаменитое «мрачное семилетие» революция началась в Европе, волна пошла не реальных волнений, а волна страха перед возможными волнениями, и был создан Бутурлинский комитет. Комитет, который надзирал за цензурой. Цензура просматривала все, а комитет должен был читать все, что выходило, и сообщать царю о промахах цензоров. После чего следовали наказания и тем, кто писал, и тем, кто публиковал, и тем, кто пропустил.
А.ОРЕХ: Контроль над контролерами. Так, может быть, уже подведем итог правлению Николая 1 все-таки «образцовый государь» в смысле почитания образца?
Н.АЛЕКСАНДРОВ: Владимир Набоков николаевское царствование, вопреки официальному советскому представлению, рисовал скорее в розовых тонах он сравнивал николаевскую эпоху и российское самодержавие с классом, в котором сидят ученики и ходит учитель, достаточно строгий среди учеников, но не более того. Нет ли здесь идеализации?
А.ЛЕВАНДОВСКИЙ: Метафора Набокова справедлива тем, что при Николае на просвещение обращалось особое внимание то есть, было желательно создать то, о чем писал Набоков. Желателен был класс, в котором бы ходил строгий учитель, выпускающий учеников не рассуждающих, а исполняющих. В сущности, что такое теория официальной народности? это педагогическая система. Уваров недаром стал министром просвещения, когда эту теорию сформулировал. Он доказывал Николаю, который вообще просвещения европейского не любил, поскольку боялся, что может быть другое просвещение. Может быть просвещение, основанное на этих трех словах самодержавие-православие-народность. Без просвещенных людей не обойтись, но на Западе высшие и средние заведения кончают критикующие, анализирующие, выступающие, кричащие, устраивающие волнения смутьяны. А мы будем выпускать людей знающих, но не рассуждающих. Они займут свое место в системе. Просвещенный чиновник это очень хорошо, просвещенный офицер замечательно, при условии, что он дисциплинирован. Инженеры нужны, архитекторы, учителя. Дубельт пишет — я знаю целый ряд просвещенных людей, и называет Бенкендорфа, своего нынешнего начальника, Орлова, своего будущего начальника, Канкрина называет, министра финансов, еще парочку министров вот идеалы. То есть, будучи просвещенным человеком, ты занимай свое место и делай карьеру. Если ты хорошо просвещен и дисциплинирован, ты можешь дойти до самого верха. Самое главное просвещение должно быть такое, чтобы оно не нарушало порядок, а укрепляло его. Это можно воспринимать как класс, весь вопрос, чему учитель учит, какие у него установки. А учит в первую очередь дисциплине — подчиняться, исполнять указания и не рассуждать.
Н.АЛЕКСАНДРОВ: По сути, идеал — беспрекословное подчинение, не размышляющее, это и есть идеал самого Николая?
А.ЛЕВАНДОВСКИЙ: В принципе, да. У него искреннее стремление все держать в своих руках, ему нужны добросовестные исполнители. Он карамзинист. Карамзин писал «строй хорош, люди плохи». С его точки зрения нужно было найти и подготовить массу людей, готовых исполнять. А ответственность за решение он брал на себя. И в этом, кстати, его большое достоинство когда стало ясно, что все очень плохо, он умер.
Н.АЛЕКСАНДРОВ: То есть, если говорить о достоинствах Николая 1, он, при всей его жесткости и нетерпимости, олицетворяет себя с государством.
А.ЛЕВАНДОВСКИЙ: Он искреннен и ответственнен, олицетворяет себя с государством. Трагедия государственная это его трагедия. Его смерть поразительна в этом плане образцовая, если хотите. Он потратил массу сил, 30 лет на водворение определенного порядка, выяснилось, что порядка нет помните его фразу, сказанную Александру II: «сдаю тебе команду не в полном порядке». И когда это стало ясно, он умер.
Н.АЛЕКСАНДРОВ: А свой идеал просвещения Николай воплощал в воспитании наследника?
А.ЛЕВАНДОВСКИЙ: Это особая тема. Николай был предельно плохо образован. Сделали все, чтобы он ничего толком не понимал и не знал. Он сделал максимум возможного, чтобы его наследник был хорошо образован. Он так и говорил я хочу, чтобы мой сын был другим, он подобрал ему великолепных учителей Жуковский, по сути дела, стоял во главе угла образования. Александр очень уважал отца, преклонялся перед ним, воспринял его идеалы, но он был другим по фактуре, по ментальности, что ли. Может быть именно вследствие того, что получил образование, которого не хватало Николаю.
А.ОРЕХ: Это была программа «Не так!», наш совместный проект с журналом «Знание-сила», мы говорили о Николае Первом, как об «образцовом государе». Я благодарю историка Александра Левандовского, который участвовал в нашей программе и Николая Александрова, принимавшего участие в этой беседе.