Люди и события смутного времени. Первое Земское ополчение
Стенограмма передачи “Не так” на радиостанции “Эхо Москвы”
С.БУНТМАН — Это историческая программа, совместная с журналом «Знание — сила». Смутное время. Мы в Смутное время возвращаемся. Надеюсь, в основном мысленно. Здрасьте, Владислав Дмитриевич, добрый день.
В.НАЗАРОВ — Время покажет.
С.БУНТМАН — Но время, смутное время покажет. Всякое время покажет. Ополчение — явление не только, наверное, чисто военное, созданное для того, чтобы одолеть врага, так скажем. Но это и какая-то форма самоорганизации все-таки?
В.НАЗАРОВ — Это в первую даже очередь…
С.БУНТМАН — В первую, да?
В.НАЗАРОВ — …социальное явление, которое имеет свои корни едва ли не с самого начала Смуты и имеет протяженность, ну, по крайней мере, вплоть до середины XVII века. Это очень сложное явление, очень сложное переплетение событий и лиц. У меня была даже такая немножко хулиганская мысль: дать заголовок этой передаче «Несвятая троица».
С.БУНТМАН — «Несвятая троица». Ну. Ну, не надо так рисковать. Давайте не будем.
В.НАЗАРОВ — Не будем усугублять смуту в смутное время.
С.БУНТМАН — Будем в таком, симпатическом подзаголовке будем это держать, невидимом, а так будем говорить. Так все-таки «несвятая троица» — это кто?
В.НАЗАРОВ — Ну, это те, кто встал в мае 1611 года во главе первого земского ополчения. Это боярин Дмитрий Тимофеевич Трубецкой, боярин же тушинский Иван Мартинович Заруцкий и думный дворянин Прокофий Петрович Ляпунов. Лица, которые свою биографию реально начали в годы Смуты. Лица, которые совершили еще до 1611 года, были очень заметны на небосклоне российской политической жизни. Но даже до того, как мы будем говорить о них, надо немножечко все-таки внести, расставить некие ориентиры, некий контекст. Вот что случилось с того момента, когда мы расстались в прошлый раз. Прошлый раз мы так пунктиром наметили одно из главных следствий, скорее всего, насильственной смерти князя Михаила Васильевича Скопина. Это — битва под Клушиным, сражение под Клушиным, которое проиграли царские войска во главе с бездарнейшим воеводой и погубителем рода Шуйских князем Дмитрием же Шуйским.
С.БУНТМАН — Вы плохо к нему относитесь.
В.НАЗАРОВ — Ну, что ж поделать? Он проиграл практически все, что только можно было проиграть.
С.БУНТМАН — Может, он просто был несчастливый?
В.НАЗАРОВ — Вполне возможно. На этот счет упоминания в источниках нет. Возможно. Но Клушинская битва естественным же результатом имела сведение с престола Василия Шуйского, и в этом уже Ляпунов принял самое активное участие. Его родственники участвовали в заговоре, его брат участвовал в заговоре. Этот же брат вошел затем в Великое посольство и этот же брат постриг Шуйского, когда возникла хотя бы небольшая опасность, вдруг Шуйский из-под ареста снова возьмет верх в это очень неравновесное и очень переменчивое время. Ведь влияние московского посада на политическую ситуацию тогда было решающим. Масса торговцев и ремесленников Москвы, боярских свит в московских дворах и, вообще, того многолюдства, которое собиралось в столицу и собралось после отступления армии из-под Клушина после того, как летом туда собрались по разным делам дворяне, да и отчасти казаки, участвовавшие в ополчении, в армии Скопина-Шуйского. Это была, конечно, масса очень подверженная разнонаправленным влияниям и предугадать каждый момент ее реакцию в следующий момент было практически невозможно.
С.БУНТМАН — А организовать тоже невозможно каким-то образом? И повлиять.
В.НАЗАРОВ — Временно организовать и повлиять было даже очень возможно, вот степень длительности этого влияния и организации была крайне сомнительна. Ну, итог был такой, что Жолкевский оказался под Москвой. 18 (по новому стилю 28) августа был заключен договор. Образцом этого договора в некотором смысле, можно даже сказать, в немалой мере послужили февральские статьи, заключенные с Сигизмундом московскими тушинцами. И в этих статьях для нас важно сейчас несколько пунктов. Эти пункты следующие: решающим органом, обладающим всей полнотой власти в стране, признавался Совет всея земли.
С.БУНТМАН — Так.
В.НАЗАРОВ — Это была констатация факта. Даже признание королевича Владислава в качестве будущего русского царя, обставленное целым рядом ограничительных статей, или уже внесенных в договор или предполагавшихся для обсуждения, окончательного обсуждения Сигизмундом под Смоленском. Тем не менее, он был обязан в том случае, если бы он воцарился, по всем важнейшим делам, связанным, скажем, с судебными преследованиями по делам высшей юридической квалификации, т.е. подразумевавшие смертную казнь и конфискацию имущества; по всем делам законодательства, кодификации права, по всем делам, связанным с пожалованием высших думных чинов и прочего, принимать решения не единолично и не только зачастую в совете с Боярской думой, но еще раз напомню «Боярская дума» — это термин, который придумали историки. Точнее будет говорить: Совет при государе.
С.БУНТМАН — Что она не называлась Думой?
В.НАЗАРОВ — Нет, Думой называлась, но не называлась Боярской думой. Думой при государе это называлось, Дума, Совет и Совет всея земли, т.е. или расширенный, или сокращенный состав того, что опять-таки в литературе получило название Земского собора. Вот эти нормы, которые постепенно складывались на протяжении всей Смуты, когда наличие двух, а когда трех и четырех политических центров, каждый с носителем монархической власти и претендовал на власть в стране, он естественным образом подводил политически активные слои населения, а ими были уже не только те, кому от роду, по праву рождения было положено защищать страну и проявлять себя на воинском или административном поприще. Такими стали горожане в силу многих обстоятельств, когда они принимали решение о том, кому присягать и от кого защищать свой город. Таковыми были крестьяне в приграничных районах, дворцовые крестьяне и, не говоря уже о служилых людях по прибору, т.е. о многочисленных отрядах пушкарей, стрельцов, прежде всего пушкарей, служилых казаков. И, наконец, совершенно новое явление в российской социально-политической действительности — это казачество, вольное казачество на основной территории государства. Это явление опять-таки возникло не в тушинском лагере. Там оно получило, пожалуй, впервые более или менее ясно выраженную организационную форму. В Тушине был особый казачий приказ. В Тушине боярин Иван Мартинович Заруцкий из болотниковских атаманов заведовал этим приказом, и он именно привел основные отряды бывших болотниковцев в лагерь Тушина. Так вот это казачество, которое восходит генетически еще к движению первого Самозванца, и особенно получило масштабы своего развития большие восстание Болотникова. Вот это казачество к лету 1611 года очень властно заявило о своих претензиях на определенную, причем привилегированную позицию в российском обществе. Это еще не 13-й год и отчасти не конец 12-го, когда это казачество будет претендовать на то, чтобы заменить дворянство в полном его объеме.
С.БУНТМАН — Но мы с Вами говорили в одной из передач, что в этом состоял и смысл той революции или попытки революции.
В.НАЗАРОВ — Один из смыслов.
С.БУНТМАН — Ну, скажем, один из основных смыслов, который состоял. Одна из сил несла этот смысл, вот так вот скажем.
В.НАЗАРОВ — Да, вне всякого сомнения. И эта сила имела очень большое значение. Когда Ляпунов начал свои призывы к сбору ополчения и к тому, чтобы идти на Москву, то, рассылая грамоты в «понизовые городы», он что обещал? Он обещал сохранение, ну, если изложить нашими сейчас понятиями и словами, он обещал сохранять казачий служилый статус, обещал волю и жалование. Т.е. имеющийся иногда такой взгляд на то, что Ляпунов был последовательным противником казачьих свобод и вообще казачьего сословия, он не верен. Он был противником пополнения казачества. Он был противником автономного и абсолютно независимого статуса казачества. Жалованье-то должно было давать государство этим казакам.
С.БУНТМАН — Ну, жалованье само по себе, да.
В.НАЗАРОВ — И волю подтвердить опять-таки государство, поэтому вот это неизбывное противоречие воли в понимании казаков и в понимании тех, кто формулировал условия этой воли и условия этого жалованья, оно имело место быть в 1611 году, оно осталось и на потом.
С.БУНТМАН — Владислав Дмитриевич, можно ли сказать, что здесь была какая-то… ну, вот как сейчас говорят «самопровозглашенная», а здесь не провозглашенная, а по факту такая, может быть, неосознанная до конца, нечто вроде такого вот, какого-то представительного не то, что правления, а решения. Я не хочу сказать «республика», но вот какой-то вот такой здесь… каждое из сословий, каждая из групп населения заявляет свои права на принятие решения. Причем в каком-то, скажем так, фактическом сочетании с интересами других, неизбежно которое начинается. С противоборством и с прочим.
В.НАЗАРОВ — Говорить о республике не приходится, потому что коль скоро мы обращаемся к тому возможному политическому опыту, имевшемуся в головах русских людей начала XVII века, то ли по традиции, то ли по знакомству с порядками соседних стран, то ли по знакомству с устройством тех же вольных казаков, то мы не обнаружим такой республики. Вот опять-таки распространенный взгляд на вольное казачье войско по Дону ли, в Запорожье ли, где-либо в другом месте, там, на Яике, на Тереке, забывают одну простую вещь: это вольное казачество вольное постольку, поскольку оно на периферии, за границами какой-то монархической власти и которое существует в немалой мере во взаимоотношениях с этой монархической государственной властью, с монархической формой государственного… Жалование они получали от московского государя за те или иные воинские свои послуги и получали не по инициативе зачастую самого государя, а по челобитию и по обращению этих казаков. Поэтому о республиканском каком-то таком, ну, пусть очень размытом, каком-то протообразе говорить вряд ли приходится.
С.БУНТМАН — А о чем можно говорить?
В.НАЗАРОВ — Зато под рукой имелся опыт Речи Посполитой. С выборной королевской властью, с очень сильно развитым сословным представительством, настолько сильно развитым, что порою одно дело была политика короля, другое дело была политика какой-то ведущей придворной партии, ну, скажем, партии канцлера Замойского в начале XVII века, и третье дело была политика каких-то придворных магнатов или группировок магнатов, или восстававшей и бывшей оппозиционной Сигизмунду шляхты. И с этим российское общество познакомилось, можно сказать, вживую.
С.БУНТМАН — Т.е. это было осознанно? Оно себе представляло, что это вот некая организация, вообще…
В.НАЗАРОВ — Бесспорно. Нет, ну, не все, конечно, но представляли, потому что в записях польских офицеров, которые были здесь, ну, скажем, в дневнике того же Мицкевича есть небольшие фрагменты, в которых очень точно говорится вот о том, почему же вы, российские дворяне не захотели тех вольностей и свобод, которые имеют дворяне в Речи Посполитой. На что был соответствующий ответ, который исходит из того, что они знали внутренние порядки Речи Посполитой, их в первую очередь не устраивала слабость и беззащитность рядовой шляхты перед лицом магнатов. Вот это ощущение, это знание было точным. И знали другое, потому что, ну, скажем, августовский договор, он был так составлен, что он в значительной мере удовлетворили очень многие слои населения московского общества тогда. Ведь присягали Владиславу с конца августа повсеместно.
С.БУНТМАН — Это какой год?
В.НАЗАРОВ — 1610 год. И на протяжении сентября-октября это, можно сказать, было модное, распространенное явление, докатившееся до самых окраин государства. В эти моменты речи еще не шло о полной потере авторитета Боярской думы, сидевшей в Москве. В это время не было никаких проблем с возможным установлением и восстановлением монархической власти в столице, лишь бы появился законный носитель этой монархической власти.
С.БУНТМАН — Это была самая главная задача и проблема.
В.НАЗАРОВ — Это была проблема для Сигизмунда и для той партии, которую поддерживал гетман Жолкевский — великий гетман, который и заключал этот договор в Москве с Боярской думой. Но у короля были другие представления и у партии, стоявшей за королем. Король еще весной 10-го года, вскоре после того, как он приступил к осаде Смоленска, занялся практическим управлением, по крайней мере, той территории, на которой располагались его войска и не только. Он уже тогда переманивал не только поляков, но и русских людей из тушинского лагеря и обещал им великие уряды, т.е. великие должности, обещал земли, жалованье, т.е. он привыкал и уже вошел во вкус управления Россией. Количество им выданных жалованных грамот за лето 1610 года велико.
С.БУНТМАН — Ну что же, вот мы сейчас. Вот картина, расстановка сил примерная в общих чертах к тому времени, когда появляется, когда выступает как сила уже ополчение. Что здесь, вот на чем оно появляется, что здесь получается?
В.НАЗАРОВ — Главная причина, по которой стала ясной неспособность короля проводить разумную политику и, соответственно, его представителей в Москве и Боярской думы московской, она выяснилась примерно к середине, к концу ноября 1610 года. Первый факт: это незаконный юридически и слишком явно обставленный предлогами ввод польско-литовских войск в Кремль, в Китай-город и в Кремль. Сразу же начались насилия, сразу же начались неудовольствия со стороны значительной части посада, потому что они, естественно, расположились на посадских дворах и в купеческих дворах ремесленников и ряда бояр. Но это, скажем так, это внешний повод. Но отправившееся Великое посольство в Смоленск, а оно было составлено вот по тому же принципу представительства всех сословных групп, всех слоев, всех сословий российского общества, естественно, свободных. Оно не получало удовлетворения на те вопросы, которые оно ставило. Когда на границу прибудет королевич Владислав? Когда будет снята осада Смоленска, города, который входит в состав территории Российского государства, государем которого должен стать Владислав? Как же так: король воюет вотчину своего собственного сына. Задавались вопросы. Когда будет решен вопрос о вере, который имел несколько как бы подвопросов: вопрос о личной вере самого Владислава, вопрос о том, как широко будут распространяться культовые сооружения католиков и протестантов, которые, несомненно, будут вместе с Владиславом. Если Жолкевский умел уходить от этих вопросов или предполагал возможность какого-то компромисса, он исходил из того, что выбор веры — это личное дело самого Владислава. И вот он, поцаривши в Москве, вполне возможно, что он и примет православие то ли по политическим, то ли по этическим мотивам. То король настаивал на том, что перекрещивания быть никакого Владислава не должно и его переход в православие отменялся. Если московские люди настаивали на том, что костелов не должно быть и что молиться должны в домах и только по большой нужде, может быть, в городе, т.е. в пределах Китай-города один костел, то поляки настаивали на другом. И самое-то было здесь угрожающее для церкви то, что в соседних городах по границе с Российским государством буквально в канун похода Сигизмунда и в ходе его похода возникали коллегии иезуитов. А что это такое, московские люди знали.
С.БУНТМАН — Владислав Назаров. Программа «Не так!». Мы говорим о Смутном времени и о первом ополчении и через 5 минут продолжим.
НОВОСТИ
С.БУНТМАН — Совместная программа с журналом «Знание — сила». Должен сказать нашим слушательницам из Ростова-на-Дону. Это Наталья и Нелли. Не первый раз пишут из Ростова-на-Дону, что в это время идет в Ростове своя передача, и поэтому слушатели просят передвинуть программу «Не так!» на другое время. Но как вы понимаете, по-моему, здесь неправильный подход. Мне кажется, наоборот, как-то нужно ростовским слушателям, если они в массе своей хотят слушать передачу «Не так!», то, что идет из Москвы, каким-то образом повлиять на свою, ростовскую редакцию. Вот в чем дело. Это первое. А теперь по сути. Здесь нам пишут несколько… Я напоминаю: 961-33-33. «Как же поляки упустили такой момент? Представляете себе Великую Польшу с центром в Москве, а мы сейчас сидели где-нибудь за Волгой и разговаривали на «Эхе Казани» или это было невозможно по любому?», — пишет Николай. Ну, во-первых, не сидели бы в Казани, как думается.
В.НАЗАРОВ — Ну, это почти наверняка, мы бы не сидели. Поляки… можно сказать, конечно, что упустили. Скажем, проект Жолкевского, выражаясь современным модным термином, заключался в том, чтобы максимально полно пойти на те условия, которые выдвигали московские переговорщики, рассчитывая на то, что с течением времени может быть установлена личная уния, а с выбором Владислава и королем Речи Посполитой, установится тот факт, как это имело место сначала при Кревской унии, затем после Кревской унии понадобилось 180 лет прежде чем реально корона Польская и Великое княжество Литовское объединились в единое государство. Ни по февральскому, ни по августовскому договору речи не шло ни о включении России в состав Речи Посполитой, ни о такой унии, которая бы из этих двух государств создала некое новое государственное образование федеративного, конфедеративного, любого типа. Речь шла об избрании Владислава московским царем. Что из этого последовало: союз плотный и целый ряд других выгод международных и иных, они вполне возможны. Слились бы они когда-нибудь благодаря личной унии в нечто более оформленное, но это сказать сложно.
С.БУНТМАН — Сказать сложно. Следующий вопрос.
В.НАЗАРОВ — Только добавим, что у Сигизмунда был проект другой.
С.БУНТМАН — Так. А у Сигизмунда был проект другой?
В.НАЗАРОВ — Да, у Сигизмунда был проект, по крайней мере, полного подчинения и текущего управления им самим — это, во-первых. И, во-вторых, как минимум отторжения тех территорий, которые он почитал как насильственно и несправедливо захваченные в свое время Москвой. Т.е. речь шла о Смоленщине, о Северской земле и о выплате большой контрибуции денежной, как в счет обид, нанесенных полякам в 1606 году, так и за те недоплаченные жалованья, которые, ну, скажем, не доплатил Лжедмитрий II, которые не заплатил сам Сигизмунд, а денег у него было мало, поэтому и его армия под Смоленском периодически обновлялась.
С.БУНТМАН — Можно сказать, что амбиции Сигизмунда здесь любой план они как-то очень серьезно…
В.НАЗАРОВ — Перечеркивали.
С.БУНТМАН — Перечеркивали. Что в этом была причина. Ну, конечно, естественно, конфессиональный и цивилизационный спор, который не мог не проявиться.
В.НАЗАРОВ — Конфессиональный — да. Но только я не очень понимаю, что здесь надо понимать под разницей цивилизационной. Как мне представляется, цивилизационно или если речь вести о каком-то веере, таком широком веере вариантов развития Европы в позднее Средневековье — раннее Новое время.
С.БУНТМАН — Именно.
В.НАЗАРОВ — Российский вариант, он был одним из европейских вариантов по целому ряду фундаментальных показателей. Другое дело, что вот вариант Речи Посполитой и вариант Московии в социально-политическом плане — это были два полюса в этом веере, или почти два полюса, но это полюса одного веера, а не двух разных вееров.
С.БУНТМАН — Это не двух разных. Понятно. Хорошо. Но теперь перейдем тогда вот к конкретным еще событиям и первому ополчению. Забавный был вопрос в самом начале: «Кому бы стоял памятник на Красной площади, если бы первое ополчение сразу бы добилось своего?»
В.НАЗАРОВ — Ну, вот этой «несвятой троице», надо полагать: князю Трубецкому, дворянину Ляпунову и атаману Заруцкому
С.БУНТМАН — Даже интересно, как Мартос бы построил эту композицию.
В.НАЗАРОВ — Да.
С.БУНТМАН — Очень интересно. Он и так много думал над Мининым и Пожарским, как их расположить.
В.НАЗАРОВ — Это факт.
С.БУНТМАН — А тут бы задача, конечно, была у него потрясающая. Хорошо.
В.НАЗАРОВ — Ну, если возвращаться, значит, уже к самим событиям, то звонок был дан в конце ноября — в начале декабря и инициатором в некотором смысле всего этого движения выступил Гермоген. Можно точнее так сказать: на уже готовящуюся общественную атмосферу в разных городах и краях России наложился авторитет и темперамент полемиста Гермогена. Гермоген еще раньше отправил специальную грамоту Владиславу. В ней он настаивал на переходе королевича в православие и задавал тот же вопрос, который потом 4 месяца подряд будет задавать Боярская дума в Москве верноподданнически Сигизмунду III. Этот вопрос будет задавать еще в декабре — начале января Ляпунов в продолжавшихся тогда еще сношениях и с Москвой, и с королем под Смоленском. Его будут задавать многие люди, когда королевич прибудет на свой престол? Ответа на это не было. Король в лучшем случае предлагал тому же Гермогену вместе с боярами выйти на Лобное место Москвы, ну, и вместе с комендантом Речи Посполитой в Москве Гянсевским, чтобы убедить, что нет у короля на уме ничего плохого, что он желает только прекратить пролитие крови. И что вот королевич вот-вот прибудет, но возрастом он еще не слишком велик, но ему, королю надо верить. Он хочет только россиянам добра. А в реальности получалось, например, другое. Вот здесь очень выразительные факты из поведения смоленских дворян, там, где расположилось, собственно, королевское войско. Эти дворяне составляли одну из основных сил армии и рати Скопина-Шуйского. Часть из них после Клушинского поражения очутилась в королевском лагере, получили пожалование: король привечал всех и многих, кто соглашался целовать крест королевичу и ему заодно. Затем вторая часть смолян, которые отступили после Клушина к Москве, вернулись туда же. А к концу лета и осенью оказалось, что с их поместий и в их поместьях стоят приставства королевской армии, которые собирают деньги и продовольствие на обеспечение королевской армии. Когда стали задавать вопросы, ну, как же так, вот есть же пожалование, то естественно ответ: кто силен, тот и прав. Соответственно, вот есть очень выразительный итог, Смоленская корпорация дворянская была одной из самых многочисленных в России. Это так примерно от 1200 до 1400 нормальных военных, служилых людей поставлял этот уезд. Когда наступило перемирие, Деулинское перемирие в 1619 году, то несколько десятков, я сейчас боюсь назвать не вполне точную цифру, но что-то так от 47 до 54, кажется, вот в этих пределах получили из бывших исконных смоленских дворян пожалование от Сигизмунда, — Смоленск-то ведь тогда временно отошел опять к Речи Посполитой — на этих землях. Все остальные предпочли остаться временно даже беспоместными и безземельными в составе российского государства. Грамоты Гермогена, посланные в Рязань, в Нижний Новгород, в ряд других городов, устные послания, потому что с февраля он находился под фактическим арестом, а весь его двор был распущен, поэтому даже он технически не мог осуществлять рассылку грамот по городам, возымели действие. Кроме того, уже с ноября месяца Ляпунов отказался платить деньги в Москву и собирать налоги для Москвы и поставлять польскому гарнизону продовольствие. То же самое произошло в Калуге и это еще более выразительный факт, ведь в Калуге собрались московские тушинцы. В Туле сидел с казаками Иван Мартинович Заруцкий, в Калуге были казаки, но тот остаток дворян, прежде всего, северских городов верхней Оки, с верхней Оки, которые служили последовательно первому Самозванцу, затем оказались в тушинском лагере. Многие из тех, кто там получали думные всякие чины не по породе и не по службе. Лица, совершавшие головокружительные карьеры в течение буквально, там, нескольких дней или месяца. И этим лицам после того, как Самозванец был убит в середине декабря 10-го года, податься-то было, в общем-то, некуда. К тушинцам в Москве те, кто участвовал в армии Скопина-Шуйского, относились очень плохо. Но даже их король благодаря своим действиям и московская Боярская дума благополучно потеряли. Так что уже сносился с ними в январе 11-го года Ляпунов, посылал своих посланцев в Калугу и установил с ними союз. Вот этот интенсивный обмен грамотами между Рязанью, Нижним Новгородом, между Нижним Новгородом и Казанью, всеми северными городами, а это распространилось затем на все Среднее и Верхнее Поволжье. В итоге в середине января, фактически на стихийной, полустихийной основе сформировалась позиция, выражавшая волю практически, ну, наверное, 4/5 по территории и 9/10 по количеству населения российского общества. И эта воля заключалась в нескольких, в немногих пунктах: идти в Москву на очищение столицы от польских и литовских людей, выбрать государя на Совете всея земли и если придет Владислав — это был первоначальный лозунг, то принимать его, но уже к концу движения имя Владислава…
С.БУНТМАН — Рассосалось, да? Как-то исчезло.
В.НАЗАРОВ — …не всплывало. В начале марта эти ополчения, отряды из многих городов двинулись. Надобно сказать, что, конечно, вот эти два лозунга движения были важны и они служили целям объединения, но они не покрывали всей суммы интересов, запросов и требований внутренних между всеми силами, которые участвовали в этом движении. Силы двинулись из Калуги, из Тулы, из Рязани, а Ляпунов вез артиллерию из Нижнего Новгорода. Очень показательно, что отряд Просовецких, братьев Просовецких, который стоял в Суздале и в значительной мере состоял из запорожских казаков, казалось бы, должных оказаться в лагере короля под Смоленском, оказался под Москвой в лагере противников короля. Но перед этим случилось трагическое событие. Пустяковый эпизод, связанный с тем, что извозчиков польские офицеры заставляли поднимать орудия на башни Кремля, который перерос в драку, перерос к 11 часам утра 19 марта в общемосковское восстание. Первый день закончился, скорее, в пользу восставших москвичей. Силы гарнизона отошли в пределы Китай-города и Кремля. Но на следующий день город был подожжен гарнизоном и практически все…
С.БУНТМАН — Вылазку они совершили?
В.НАЗАРОВ — …то, что относилось к Белому городу, к деревянному городу превратилось в пепелище. Уцелели совсем немногие… деревянных домов почти не уцелело, уцелело немного некоторые каменные сооружения, и то не все. Гарнизон реально заимел только лишь Китай-город, захватил Китай-город, Кремль и западные башни Белого города. Вся остальная территория находилась, так или иначе, под контролем москвичей. Через 2 дня после этого события к Москве подступили авангарды, первые отряды спешивших к Москве войск первого ополчения и в самом начале апреля они окружили всю Москву и польско-литовский гарнизон. В мае сформировалась как раз вот эта «несвятая троица» как некий реальный орган управления, высший орган управления всей страной: Ляпунов, Заруцкий и Трубецкой. Если кратко сказать биографию, то все они своим положением, своим весом, своим авторитетом и опытом, все они обязаны Смуте. Трубецкой был почти незаметен до того, как он перебрался в тушинский лагерь, едва ли не в самом начале его формирования под Москвой. В самом тушинском лагере он был не очень заметен, но как один из первых представителей родовитой боярской знати Московского царства он там естественным образом репрезентировал один из важнейших, политически важнейших слоев московского общества. Совсем другая судьба у другого видного очень тушинца — Ивана Мартиновича Заруцкого. Мы знаем о нем впервые, когда его из Тулы в канун ее полной осады войсками Шуйского посылают в западные города, чтоб он разыскал тогда уже появившегося второго Самозванца. И он со своей станицы отправляется туда. Затем под его началом собираются основные отряды болотниковцев — их же ведь не казнили, и Шуйский после взятия Тулы распустил тех, кто там сидел в осаде. И затем он оказывается в лагере Самозванца второго уже под Москвой и занимает в нем очень видное место: получает боярство. Для безродного сотника из Тернополя, казака по происхождению, неведомого рода и неведомых московскому боярству заслуг, это, конечно, была головокружительнейшая карьера.
С.БУНТМАН — Революция.
В.НАЗАРОВ — И начальник казачьего приказа — первого специального органа, который должен был организовывать и обеспечивать материально: землей и деньгами, и прокормом казаков в тушинском лагере. Но и Ляпунов. Ляпунов уже был заметен тогда, когда восстала, точнее, взбунтовалась армия Годуновых под Кромами в борьбе с первым Самозванцем. Ляпунов был заметен и очень заметен тогда, когда вместе с Пашковым шел на Москву в начальный период восстания Болотникова. В Рязанщине произошел выбор Пашкова старейшиной, а Ляпунов был у него как бы вторым воеводой. Ляпунов изменил повстанцам в середине ноября 1606 года и после этого был всяко пожалован Василием Шуйским. И он твердой рукой управлял большей частью Рязанского края и 1607, и 1608, и в 1609 годах. Хотя и присылались порой первые воеводы в Переславле Рязанской, которые были как бы главнее и почестнее — почестнее в смысле происхождения рода — чем Ляпунов, реальным правителем там оставался Прокофий Петрович. К нему обращались люди, он писал Скопину-Шуйскому о том, что ему надлежит быть царем на Москве, а не его дальнему родственнику. Он направлял своего родственника в Калугу для союза и он как бы руководил из Рязани своим братом, когда был заговор против тогда еще царя Василия после Клушина. Но вот такой, скажем так, региональный и всевластный лидер, прошедший, можно сказать, все, все периоды Смуты и знакомый со всеми ее обстоятельствами и с расстановкой сил, конечно, был на месте в качестве одного из соправителей этого временного органа. Мы знаем о том, что были какие-то постановления Совета всей земли еще в мае, но вот такой, скажем, акт конституционного типа, это был приговор 30 июня, который очень многое поставил на свое место. Ну, и главное там заключалось в том, что на Совете всея земли должен быть избран новый государь. Уже абсолютно речи не шло о Владиславе. Очень подробно расписывались всякого рода социальные и сословные права дворянства служилого, достаточно подробно описывалось то, что связано с казачествами, почти не фигурировал город в качестве отдельного субъекта и мало были затронуты другие проблемы, связанные с бегством крестьян, скорее, в традиционных нормах, ряд других вопросов. Вскоре после этого произошел конфликт. Конфликт был связан именно с формой обеспечения казаков. Привыкшее к самоуправству и когда они сами собирали деньги и продовольствие на собственное содержание, они не желали получать этого централизованно. Попытка как бы призвать их к порядку и кой-кого показнить, вызвала ответную реакцию. Прокофий Ляпунов был вызван на Казачий круг и там в форме своеобразного суда он был казнен на Кругу с приговора тех атаманов и есаулов, которые участвовали на этом Круге. Это означал кризис первого ополчения, хотя еще вплоть до подхода второго ополчения войска, оставшиеся под Москвой выполняли важнейшую роль по отношению ко всей стране.
С.БУНТМАН — Ну, что же, Владислав Назаров. Это у нас промежуточный финиш, потому что мы в течение этого лета, вот второй половины лета, я думаю, что мы постараемся определить, насколько действенны были те попытки организовать не только армию, не только войско, но и управление страной организовать в России. И отметим, насколько, во-первых, они совместимы с тем, что происходило и по всей Европе, сопоставимы, а во-вторых, насколько это оказалось действенно и перспективно для нашего государства. Спасибо большое!
