Террор в последней фазе подавления восстания Пугачева
Н. Фирсов
Панин для окончательного подавления мятежа пустил в ход систему самого страшного террора, которая даже выходила за пределы полномочий, полученных «персональным оскорбителем» и «первым вралем» от «обожаемой» им императрицы. Отнесясь с полной беспощадностью к «пугачевским чиновникам», обреченным смертной казни, Панин приказал вешать и от каждых 300 чел. в бунтовавшей местности; всех же остальных крестьян пересечь жестоко плетьми и у пахарей, негодных в военную службу, на всегдашнюю память злодейского их преступления, урезать у одного уха… и т. под. […]
Тела казненных было велено «положить по всем проезжим дорогам». Панин, зная, что все эти приказания сделаны им по ревности, а не по высочайшему повелению, писал Екатерине, что он принимает «с радостью пролитие крови таких государственных злодеев на себя и на чад своих». Императрица несколько ослабила панинское усердие своим советом помнить, что она к казнимым может относиться «не инако, как мать, обливающаяся слезами при нужном наказании детей своих непослушных», но она признала, что «в теперешнем случае казнь нужна для блага империи». И «непослушные дети» были казнены в немалом количестве. Это была месть правящих за пугачевщину. Счеты были сведены.
Пугачевщина. М, 1921. С. 148-149.
