Книги во времена Петра I были редкостью

П. Пекарский

В Москве, с привозимыми из Амстердама книгами надлежало являться в государственный посольский приказ, после чего они продавались уже свободно. Если бы явились продавцы книг из других типографий вне Рос­сии, то такие книги подлежали конфискации, а на про­давцов налагалась пеня в 3000 ефимков, из которых третья часть шла в пользу Тессинга.

[…] Но несмотря на такое скорое осуществление предприятия Тессинга, оно не могло, конечно, не встре­тить препятствий, как по новости дела, так и потому, что требовало знаний, которых не имел амстердамский негоциант. Современники тогда же предвидели неудачу, и в письмах к Спарфенфельду […] Бло и Петцольд […] так отзывались о заведенной в Амстердаме русской ти­пографии — первый, от 10 апреля 1700 г.: «я узнал о намерении Тессинга действовать по силе преимущества и привилегии, данных ему царем; но он еще ничего не сделал, да и не думаю я, чтобы он что-нибудь сделал, разве захочет человек, более ученый, вмешаться в это дело и сделаться товарищем по предприятию, что очень бы хотелось Тессингу; но трудно ему будет сыскать та­кого человека. Притом же москвитяне, как и вам это известно, нисколько тем не интересуются: они все де­лают по принуждению и в угоду царю, а умри он — прощай наука […]». Дальнейшая судьба типографии Тес­синга неизвестна […].

[…] во времена Петра Великого круг читателей был так незначителен, потребность в чтении так ничтожна, что даже немногие печатавшиеся тогда книги не нахо­дили почти сбыта и, с течением времени, по необходи­мости как ненужные предавались уничтожению. Еще в 1703 г. один голландский купец, торговавший русскими книгами, печатанными по воле царя в Амстердаме, писал к Петру Великому, что он в убытке от этой торговли, «понеже купцов и охотников в землях вашего царского величества зело мало». Пишущий эти строки имел слу­чай еще более убедиться в том, просматривая старинные типографские дела синодального архива. Из них, напри­мер, видно, что в 1752 г. в конторе московской сино­дальной типографии накопилось разных петровских из­даний […] такое множество, что синодальное начальство признало необходимым или продавать их на бумажные фабрики, или же употреблять на обертки вновь выхо­дящих книг. Последняя мера была несколько раз приводима в исполнение, именно: в 1752, 1769 и 1779 годах. […] разрешено было употреблять на обертки: 11 тысяч экземпляров ведомостей разных годов и форматов и между ними 3462 экз. Юрнала о взятии Нотебурга, ныне известного только в трех экземплярах, из которых два корректурные; ведомостей же за 1722 и 1723 годы — 2498 и 1455 экз.; указов — около 8000 экз.; календарей — 4552, в числе их 1812 экз. календаря на 1709 г., который библиографам известен ныне в одном экземпляре […]. Книг ученого содержания, теперь встречающихся только в немногих библиотеках и редко-редко у букинистов, значится в помянутых описях по 100, 200, 300, а иногда и более экземпляров.

Наука и литература в России при Петре Ве­ликом. В 2 т. СПб., 1862. Т. 1. С. 12-13, I — II.