Жизнь нашей провинции в предреволюционный период
М. Горький
Заметно, что каждый раз, когда тот или иной коллектив подвергается давлению извне, переживает трагические годы, он, сжимаясь, создает, кристаллизует внутри себя ряд личностей, которые являются выразителями его чувств, мыслей, целей и настроений. Так было в годы Возрождения, накануне Великой революции; Польша создала Мицкевича, Красинского и Словацкого в пору величайших несчастий своих, величайшего угнетения ее свободы, и всегда эпохи национальных и общественных тревог являлись эпохами наиболее напряженного творчества, были богаты талантами.
Шекспир как нельзя более на месте в бурное время Елизаветы, но спокойное устоявшееся тамбовское бытие не может создать ни Кромвеля, ни Наполеона, ни Свифта, хотя именно Свифт был бы чрезвычайно полезен Тамбову и Калуге наших дней.
Жизнь нашей провинции, все еще сонная, мечтательная, надеющаяся на помощь откуда-то извне, со стороны, — эта жизнь не может вызвать ни пламенной любви, ни острой ненависти, ни гнева, ни сострадания. Она вызывает — да и то в лучшем случае — то русское лирическое беспокойство, которое так легко гасится кабаком и застольной болтовней.
Мы, русские, живем под давлением, вполне достаточным для того, чтобы оно могло сплотить, сжать нас во единое целое, этот гнет должен бы выделить из крови и нервов России людей великого гнева, скорби, любви, — людей пламенного чувства.
Не выделяет.
И это очень тревожно.
Письма к читателю // Сб. «Статьи». М., 1916. С. 205.
