Свобода произвола

И.

В 1917 году русский народ впал в состояние черни; а история чело­вечества показывает, что чернь всегда обуздывается деспотами и тиранами.

<…> На протяжении всей русской истории русское простонаро­дье никогда не теряло склонности — противопоставить обремени­тельному закону свой собственный, беззаконный или противозакон­ный почин. «До Бога высоко, до Царя далеко»; надо управляться са­мим; надо разрешать себе больше, чем разрешает власть; надо не бо­яться правонарушения и преступления и самому «переменять свою участь».

<…> Именно так думали про себя и чувствовали русские народные массы: порядок — от царя; спасать и строить Русь может только цар­ская власть. <…> Но анархия, развязание, разнуздание, посягание и погром создают более выгодную возможность. Отсюда эти бунты с раз­бойниками или самозванцами возглавителями. От времени до време­ни поднимался всенародный бунт (Смута, Разинщина, Пугачевщи­на, Ленинщина), когда находился Григорий, Степан, Емельян или Ильич («Пугачев с университетским образованием»), которые разре­шали или прямо предписывали анархию посягания и погромов.

И разинские воззвания «иду истребить всякое чиноначалие и власть и сделать так, чтоб всяк всякому был равен»; и пугачевские прокламации; и ленинское «грабь награбленное» — явления одного смысла и порядка. Приходила власть, призывавшая к бунту и грабе­жу; некий «царь» ли поддельный, самозванный, мнимый, «лже­царь» узаконил анархию и имущественный передел — и правосознание русского народа, поддаваясь смуте, «кривизне» и «воровству», справляло праздники всевластия, мести и самообогащения. Дурные силы брали верх, а русская история переживала великий провал.

Вот это и случилось в России в 1917 году.

<…> Отречение двух государей от престола угасило присягу, и верность, и всяческое правосознание; а левые партии — призываю­щий к грабежу Ленин, рассылающий двусмысленно-погромные циркуляры министр Виктор Чернов, открыто исповедующий и практикующий государство непротивления министр Александр Керенский и все их агитаторы, рассеянные по всей стране, — по­несли развязанному солдату, матросу и крестьянину право на беспо­рядок, право на самовластие, право на дезертирство, право на захват чужого имущества, все те бесправные, разрушительные, мнимые права, о которых русский простолюдин всегда мечтал в своем анархическо-бунтарском инстинкте и которые теперь вдруг давались ему сверху. Соблазн бесчестия и вседозволенности стал слишком велик, и катастрофа сделалась неизбежной.

О сильной власти. 1952 // Собр. соч. в 10 т. М., 1993. Т. 2, кн. 2. С. 92, 95-96.