Премудрая Софья и брат Иван

Аудио-лекции XVII век, Монархия

Стенограмма передачи “Не так” на радиостанции “Эхо Москвы”

29 сентября 2001 года
В прямом эфире радиостанции «Эхо Москвы» программа «Не так!»
В гостях — историк Александр Лаврентьев.
Эфир ведет Сергей Бунтман.

С. БУНТМАН — Мы продолжаем серию программ в рамках рубрики «Не так», совместную с журналом «Знание — сила», посвященную русским монархам. И династия Романовых. Прошлый раз нашим героем был царь Федор Алексеевич, спорный царь, молодой и таинственный, потому что жизнь царей достаточно закрыта от посторонних глаз современников, а уж тем более и потомков. Они станут для нас более открытыми и обсуждаемыми. Власть их будет непререкаема, но обсуждаться то, что они делают, будет при младшем единокровном брате Федора Алексеевича, при Петре, до которого мы еще, я надеюсь, доживем. А сегодня у нас другие братья и сестры.
А. ЛАВРЕНТЬЕВ — Да, надо сказать, что в семье царя Алексея Михайловича с братьями и сестрами все было очень благополучно, государь был дважды женат, потомство его было многочисленно. Но вообще-то, строго подходя к тематике, заявленной в передаче, мы должны сделать некоторое уточнение. Софья не была монархиня не в собственном смысле этого слова, в отличие от Ивана.
С. БУНТМАН — Но мы ее обойти-то не можем.
А. ЛАВРЕНТЬЕВ — Ее, безусловно, нельзя обойти никоим образом, по многим обстоятельствам. Вы заговорили совершенно справедливо о закрытости. Но надо сказать, что эпоха царевны Софьи — это эпоха беспрецедентной открытости персонажей, которые принимали непосредственное участие в политике. И тем более, когда речь идет о женщине. В этом отношении царевна Софья — это персонаж, который не то что нельзя обойти, это знаковая фигура для эпохи, по многим обстоятельствам.
С. БУНТМАН — А мы сейчас попробуем напомнить друг другу канву событий прихода царевны Софьи к власти. Николай Александров нам в этом поможет.
—
Н. АЛЕКСАНДРОВ — По смерти царя Федора нужно было решать, кому быть на престоле. Из двух царевичей старший, Иван, был слабоумен, болезнен и вдобавок подслеповат. Младшему, Петру было всего 10 лет, однако он уже выказывал необыкновенные способности. Решать предстояло боярам. Часть из них была за Петра, другая, состоявшая из тех, кто выступал против матери царевичей, Натальи Кирилловны Нарышкиной, хотела видеть на престоле Ивана. Его слабоумие было залогом пожизненной боярской опеки и укрепления власти царевны Софьи, которая более всех сестер приблизилась к царю Федору и приучила бояр к своему участию в государственных делах. Ей было тогда 25 лет. Избрание Петра делала боярскую опеку недолговременной. В день смерти царя Федора бояре собрались у красного крыльца. И на вопрос патриарха Иоакима, кому быть государем, большинство отвечало: «Да будет единый царь и самодержец Всея великая, и малая, и белая России царевич Петр Алексеевич». Но раздались голоса и за Ивана. Патриарх вновь обратился с вопросом, и вновь, покрывая голоса за Ивана, московские чины требовали на престол Петра. Петр был наречен царем. Его благословили крестом, и все бояре, дворяне, гости, торговые и всяких чинов люди принесли ему присягу. Тогда Софья стала возбуждать стрельцов, главными врагами выставляя братьев царицы Натальи Кирилловны Нарышкиной. Стрельцы ворвались в Кремль, убили начальника стрелецкого приказа Михаила Долгорукова, бросили на копья боярина Артамона Матвеева, ворвались в палаты. Искали Ивана Нарышкина, но не нашли. Бесчинство, буйство, погромы и убийства шли по всей Москве. Царице пришлось выдать спрятавшегося Ивана Нарышкина, которого тут же казнили. Стрелецкое возмущение повлекло за собой другие смуты, и сами стрельцы почувствовали себя в силе. От них была подана челобитная, чтобы двум царевичам быть на престоле, а по молодости одного и слабоумию другого правление восприять царевне Софье Алексеевне.

—
С. БУНТМАН — Беспрецедентное решение для России, когда царевна становится правительницей. Фактически она регентша, но и больше, чем регентша. Здесь непонятная какая-то вещь получается. Как определить ее статус точно? Все-таки это беспрецедентное решение.
А. ЛАВРЕНТЬЕВ — Вообще, если быть точным, то слово «правительница», употребляемое в документах как часть официальной титулатуры царевны Софьи Алексеевны, очевидно, по понятиям людей XVII века максимальным образом соответствовало ее статусу. А в чем тут было дело? Дело в том, что избранные цари были малолетними.
С. БУНТМАН — «Оба царя были, — Антон Петрович из Красноярска говорит, — и Петр, и Иван».
А. ЛАВРЕНТЬЕВ — Да, совершенно верно. Дело не только в том, что Петру было 10 лет, а Ивану было 16. Дело в том, малолетним считался неженатый человек. В этом отношении надо всяким неженатым должна быть опека. Вспомним, как долго не был женат Михаил Федорович Романов. Это, между прочим, было совершенно неслучайно. Вообще, прецеденты такого рода опеки в российской истории известны, и не один, и не два. Вспомним про малолетнего Ивана Грозного и регентшу, как ее называли историки, не имевшую официального титула, его мать Елену Глинскую. Аналогичная ситуация бывала и с не очень близкими родственниками. Вспомним того же Федора Иоанновича. В конце концов, не первый, не последний царь Иван был на престоле с большими проблемами со здоровьем. На смертном одре Иван Грозный назначил регентский совет. Другое дело, что мы знаем, чем это все кончилось. Крупной схваткой около престола, и в итоге избранием Бориса Годунова. Просто я хочу сказать, что управление за человека недееспособного или малолетнего было абсолютно в пределах нормы. Другое дело, что обычно это осуществляли не сестры. Тем более, что у Петра была жива мать. Наталья Кирилловна была почти ровесницей царевны Софьи.
С. БУНТМАН — Как Наталья Кирилловна может здесь, при той политической, семейной ситуации, Наталья Кирилловна вдруг осуществляет опеку и регентство при Иване, который совсем из другого клана.
А. ЛАВРЕНТЬЕВ — Вы переходите к самой сути вопроса. Те две партии, которые образовались на престоле, разумеется, преследовали каждая свои интересы. В этом отношении, выдвижение Софьи было просто победой одной партии над другой.
С. БУНТМАН — Милославских?
А. ЛАВРЕНТЬЕВ — Да, безусловно.
С. БУНТМАН — Александр, Вы просите напомнить мать Федора, Софии и Ивана. Это Милославская.
А. ЛАВРЕНТЬЕВ — Да, Мария Ильинична Милославская, конечно. Первая жена царя Алексея Михайловича. В этом отношении Софья была, во-первых, старшая в клане, безусловно. И вне всякого сомнения, женщиной безусловных дарований политических. Это отмечали все современники, для этого у них были все основания. Потому что, в отличие от цариц династии Романовых, да и, собственно, Рюриковичей, которых не видел никто, даже зарубежные послы, Софья постоянно присутствовала на людях, ее видело много народа. Она принимала участие в государственных церемониях, в приемах иностранных посольств, встречалась с зарубежными дипломатами. И в этом отношении те комплименты, которые ей расточали современники, судя по всему, не были комплиментами заглазными, неким результатом общения. Регулярно современники обыгрывали ее имя, «София — Премудрость Божия», и наверное, для этого были все основания, ибо женщина она была даровитая. Собственно говоря, само развитие событий, связанных со стрелецким бунтом, великолепным образом показало политический талант этой женщины. Ведь что, собственно, на самом деле случилось? Дело даже не в том, кто кого и как возбуждал. Все дело в том, что существовала такая могучая, очень сильная социальная группа в Москве, стрельцы. Это были не просто вооруженные люди, это был крепко спаянный класс, почти 20 тыс. человек их в Москве было, и надо сказать, что они были людьми очень не бедными, с одной стороны. Потому что стрельцы, будучи освобожденными от государственных налогов, активно и очень успешно занимались торговыми операциями. Это был богатый народ, во-первых. И во-вторых, они были невероятно просвещенными и грамотными. Достаточно сказать, что московский нотариат весь целиком был монополизирован стрельцами. Вы сейчас попадаете на Ивановскую площадь в Кремле, есть такая поговорочка: «кричать на всю Ивановскую». Известно, в связи с чем это было. Потому что на Ивановской площади сидели прообразы современных нотариусов, которые вели дела своих клиентов по приказам. Это же было сложное дело, надо было знать много казуистических фокусов всяких. Так вот, занимались этим стрельцы. Поэтому стрельцы представляли собой очень могучую силу во всех отношениях.
С. БУНТМАН — Военизированное сословие, почти сословие?
А. ЛАВРЕНТЬЕВ — Я бы сказал, это преторианская гвардия в своем роде. И вообще, надо помнить, что у нас XVII век — это век переворотов, которые гвардейцы организовывали очень активно.
С. БУНТМАН — Это немножко другое. Точно так же, я сейчас подумал, что такие же проблемы были с особым кланом янычаров, еще целый век будут в Турции, но там больше похоже на рыцарский орден, европейский.
А. ЛАВРЕНТЬЕВ — С янычарами ведь регулярно современники связывали. Это общее место в мемуарах некоторых иностранных дипломатов. Я просто возвращаюсь к царевне Софье, ее политическим талантам. Хочу обратить внимание на то, чем стрелецкий бунт завершился. Завершил то, о чем рассказано было в исторической справке, это только начало. Установилась ситуация, которую в новейшие времена называли двоевластие. Это была ситуация, в которой правительство царевны Софьи, прибегнув к помощи стрельцов, не могло не расплатиться с ними. Расплатилось с ними самым широким образом. Я не говорю о многочисленных льготах, которые стрельцам даровали. Они получили грамоту, избавляющую их от судебного преследования за убийство. Между прочим, в России действовал свод законов, называется он Соборное уложение, где все было расписано. В огне стрелецкого бунта погибло невиданное количество думных чинов, сливок российской аристократии. Никакой Степан Разин и Емельян Пугачев ничего подобного не сделали. И стрельцы получили грамоту, которая избавляла их от судебного преследования за нарушение уголовного кодекса.
С. БУНТМАН — За прошлые убийства, за то, что они совершили во время бунта?
А. ЛАВРЕНТЬЕВ — Да, конечно.
С. БУНТМАН — Или это был какой-то аванс на будущее?
А. ЛАВРЕНТЬЕВ — Нет. Было сказано, что все они сделали правильно, восстановили историческую справедливость, но в такой политической ситуации страна не могла существовать долго. Двоевластие всегда чем-нибудь кончается. Оно кончилось осенью того же 1682 года, известный сюжет под названием «хованщина». Все помнят жемчужину русского оперного искусства, оперу Глинки. Мало кто, наверное, знает политическую подоплеку.
С. БУНТМАН — Оперу Мусоргского.
А. ЛАВРЕНТЬЕВ — Мусоргского, прошу прощения, виноват, оговорился.
С. БУНТМАН «Хованщину» мы помним.
А. ЛАВРЕНТЬЕВ — Потому что на волне староверского своеволия, как его называли позже, выдвинулись абсолютно замечательные персоны, отец и сын Хованские. Хованский был глава стрелецкого приказа, ведомства достаточно важного в российской политической жизни. Но, тем не менее, все-таки ни о какой самостоятельной политической роли прежних руководителей стрелецкого приказа, — это были бояре, члены боярской думы, — даже и речи не шло. Здесь, как известно, все кончилось тем, что стрельцы были вторично приведены к кресту, Хованские казнены, с двоевластием было покончено, переименованные было в надворную пехоту стрельцы опять стали стрельцами, значительную часть полков разослали в провинцию. И в итоге Софья показала себя мастером политического лавирования, оседлав ситуацию, которая, казалось бы, вышла из-под ее контроля. Это было к осени 1682 года. Кстати, из того же ряда, об опере Мусоргского. Может быть, вы помните, там в первом действии стрельцы в знак своих побед ставят столп на Красной площади. Этот столп хорошо известен, он описан. Было кирпичное сооружение, на котором на стенках был написан текст той самой грамоты, которое стрельцам дало правительство, как агенту 007, помните, с правом?
С. БУНТМАН — Да, лицензия на убийство.
А. ЛАВРЕНТЬЕВ — Совершенно верно. Так вот, этот столп был торжественно снесен, жестяные доски сожжены, на которых все это было начертано. Так что даже таким образом Софья символически рассчиталась с теми, кто привел ее к власти. В политике кто гений, тот злодей, сказал Борис Самойлов.
С. БУНТМАН — Да. Софья еще один нюанс, ситуация со стрелецким бунтом, еще ситуация религиозная в стране. Какой роль во всем этом играл элемент старообрядческий, раскольничий?
А. ЛАВРЕНТЬЕВ — Известно, что именно на это время пришлись активные прения в вере, но надо сказать, что Софью поддерживал патриарх Иоаким, и в этом отношении относительно личной ориентации правительницы нет никаких сомнений.
С. БУНТМАН — Что на была ориентирована, на никонианство, на православие новое?
А. ЛАВРЕНТЬЕВ — На официальную церковь. Очень хорошо известно, что именно регентство царевны Софьи было временем невиданных гонений на старообрядцев. Вспомним протопопа Аввакума, когда он был сожжен? Как раз при царевне Софье завели в дом хулы в Пустозерске. Так что в этом отношении с правительством все было понятно. Другое дело, стрельцы. В стрелецкой среде, в некоторой ее части, очевидно, какие-то старообрядческие идеи прижились, но явно не они определяли характер и накал политической борьбы того времени.
С. БУНТМАН — Борьба за привилегии, борьба за место и за политическую власть, и борьба элит. Все-таки стрельцы — это элита, во многом?
А. ЛАВРЕНТЬЕВ — Безусловно. Я думаю, что у нас есть некоторые основания полагать, что мы присутствовали в некотором смысле при попытке рождения нового влиятельного российского сословия, того самого, я еще раз вернусь к XVIII веку, которое кристаллизуется в Петровской гвардии. Эта самая гвардия будет играть достаточно заметную роль в политической жизни страны, в эпохе дворцовых переворотов. Это была проба сил, стрельцы тут абсолютно неслучайны, это вне всяких сомнений.
С. БУНТМАН — Проследим мы еще дальше события с самой Софьей и ее братом Иваном, конечно, фигурой бледной, но все-таки надо его доследить до конца, тем более, он у нас как-то теряется в петровское время. Давайте проследим еще дальше события, связанные с Софьей, прежде чем перейти к ее личности как таковой, что очень любопытно.
А. ЛАВРЕНТЬЕВ — Перечень событий правления царевны Софьи Алексеевны, даже если взять полное собрание законов российской империи, посмотреть, какие указы тогда издавались, дает нам достаточно привычную картину, хотя там существуют некоторые указы абсолютно неожиданного свойства. Может быть, второстепенные на фоне тех событий, которые разыгрывались, но по-своему показательные. Например, при царевне Софье было запрещено казнить мужеубийц закапыванием. Напомним, что в Соборном уложении существовала такая норма наказания для женщин, которые убили своих мужей. Они подвергались мучительной казни. Их зарывали по плечи в землю и оставляли умирать. При Софье это было отменено. Как тут не увидеть мягкую женскую руку, с одной стороны?
С. БУНТМАН — Я бы сказал, такое феминистское движение. Не такая уж она мягкая.
А. ЛАВРЕНТЬЕВ — Вообще слово «феминизм» применительно к регентству Софьи вспоминается довольно регулярно.
С. БУНТМАН — Да, хоть и анахронизм, но все равно.
А. ЛАВРЕНТЬЕВ — Вспомним, что именно при Софье заработала Славяно-греко-латинская академия.
С. БУНТМАН — Основанная старшим братом.
А. ЛАВРЕНТЬЕВ — Безусловно. Там был долгий период созревания, но, так или иначе, ученики появились именно в регентство царевны Софьи. Про раскольников мы уже упомянули. Надо сказать, что острая внутриполитическая борьба именно в правление царевны Софьи обрела свое внешнее политическое воплощение. Я имею в виду т.н. Крымские походы, наверное, самое яркое, самое большое событие регентства царевны Софьи. Оно тесным образом связано с человеком, имя которого рядом с именем Софьи упоминается регулярно. Я имею в виду боярина князя Василия Васильевича Голицына.
С. БУНТМАН — Мы начинали о нем говорить в прошлое царствование, но сейчас он достигает своего пика. Но и Крымские походы — это и взлет, и самое яркое событие, но это событие, во многом приведшее к падению этого правления.
А. ЛАВРЕНТЬЕВ — Абсолютно правильно. И все-таки я бы не сказал, что именно Крымские походы привели к падению Софьи. Хотя формальный предлог, безусловно, лежал здесь.
С. БУНТМАН — А что привело?
А. ЛАВРЕНТЬЕВ — Мальчик взрослел.
С. БУНТМАН — Тот мальчик Петя?
А. ЛАВРЕНТЬЕВ — Тот самый мальчик Петя, венчанный государь Петр Алексеевич. Еще раз повторяю, российская политическая жизнь была теснейшим образом связана с определенными нормами и законами жизни внутрисемейной. Мы уже говорили несколько раз об этом. И с этой точки зрения вообще до сих пор вызывает большие вопросы, а на что рассчитывала Софья, беря в свои руки бразды правления или претендуя на верховную государственную власть. Кстати, претендовала ли она, тоже вопрос достаточно сложный. Представим себе российскую традицию в этой сфере. Царевны, как известно, жили в России очень тяжелой жизнью. Практически ни одна из них не имела шанса выйти замуж. Это было связано с межконфессиональными противоречиями. Под белым солнцем тогда не было ни одного государя православного, все православные народы находились тогда под игом Оттоманской порты, или, скажем, Кавказ, та же самая Грузия пребывали в вечных войнах с Персией. С другой стороны, считалось абсолютно неуместным даже думать о том, чтобы выдавать царевен замуж за собственных аристократов даже самой высокой разборки. Известно несколько попыток найти женихов в западноевропейских странах для российских царевен. Наверное, самое яркое — это история с царевной Ксенией Годуновой. Но, так или иначе, ни одна из них не удалась. Что же в этом смысле представляла собой Софья? Это женщина, которая была обречена на тюремную жизнь. Ведь 25 лет, возраст, в котором она вдруг неожиданно всплыла как регентша, надо сказать, для русской женщины возраст, уже почти безнадежный для замужества. Что она имела в виду, как она предполагала свою дальнейшую судьбу? Это до сих пор загадка.
—
С. БУНТМАН — Мы прервались на вопросе, как видела свое будущее царевна Софья при подрастающем царе Петре. Потому что, как бы ни подрастал ее брат Иван, не знаю, она могла бы оставаться, хотя тоже сомнительно. Иван был женат уже.
А. ЛАВРЕНТЬЕВ — Надо сказать, что женила его Софья. И это было, наверное, совершенно неслучайно. Не только то, что она была старшей в семье, не только то, что она была правительницей, и само собой разумеется, без ее санкции такой брак просто не мог состояться, но сам по себе факт женитьбы старшего брата означал его формальное совершеннолетие. Женой Ивана стала Прасковья Федоровна Салтыкова. Надо сказать, что они благополучно родили пятерых дочерей, одна из которых впоследствии взошла на российский престол. Была это известная императрица Анна Иоанновна, женщина долгой судьбы, о которой сейчас просто не стоит говорить.
С. БУНТМАН — Мы о ней поговорим.
А. ЛАВРЕНТЬЕВ — У нас будет еще время. Так или иначе, акт совершеннолетия имел место. При этом положение Софьи продолжало оставаться тем же, каким было и до того. Но был и другой момент. Надо было женить когда-нибудь еще и младшего брата Иоанна, Петра Алексеевича. Разница в возрасте между братьями была достаточно серьезной, до этого надо было еще дожить. Но, так или иначе, Петр взрослел, и взрослел, как хорошо всем известно, не просто годами, но и много каким иным образом. Вспомним тех же самых потешных и все остальное, что потом в его жизни сыграет огромную роль. Надо сказать, что менялись, очевидно, настроения и политической элиты. Все-таки, кто его знает, выживет мальчик, не выживет, бойкий, а вдруг, в конце концов, бог дал, бог взял? Но, тем не менее, мальчик рос, и, судя по всему, сторонников у Петра должно быть, просто по определению, с годами становиться все больше и больше. Потому что Софья с политической точки зрения была обречена изначально. А все остальное было только стечением обстоятельств, только предлогом, поводом, для того, чтобы повзрослевший Петр Алексеевич, Иван тут не в расчет, разумеется, убрал бы сестру с политической арены. И обстоятельства эти были связаны со вторым Крымским походом. Надо сказать, что вообще Крымские походы русской армии — явление со всех точек зрения интересное. Вообще, отношения между российским государством и Крымом никогда теплотой не отличались, и даже наоборот. Но дело в том, что Крым не существовал как политическая единица, сам по себе. Крымские ханы были вассалами турецкой империи, Оттоманской порты, как ее тогда называли. И с этой точки зрения российское правительство в течение многих десятилетий старалось поддержать такой сложный баланс взаимоотношений, чтобы, не дай бог, не нарушить это сложившееся равновесие сил на юге. Надо сказать, что с Турцией были достаточно приличные дипломатические контакты, отношения. Эти отношения стали портиться только начиная с 60-х годов XVII века в связи с ситуацией на Украине, в связи с вхождением левобережья в состав российского государства. И политическая конфигурация тут стала меняться очень резко.
Наверное, я далеко отошел от основной темы, хотел бы только сказать, что к концу XVII века стал понятен расклад сил в Европе. Оттоманская порта, которая еще столетием раньше, в конце XVI века переживала тяжелый кризис, к концу XVII века окончательно восстановилась, набрала силы, знаком чего был поход на Вену. Надо себе представить, что такое Вена и что такое Турция. Вам известно, какого напряжения сил стоило Европе избавиться от турецкой опасности в этот момент. В это время в Европе энергично шло формирование новой политической конструкции, антитурецкой коалиции. А перед Россией, как всегда бывало до того, был выбор. У нас было два направления политики, западное и восточное, в данном случае юго-восточное. Надо было выбирать между одним и другим. Хотелось Прибалтику, по традиции, с другой стороны, Юг покоя не давал. Что-то надо было делать. Попытки на два фронта воевать кончались плохо, вспомним эпоху Ивана Грозного. Так вот, собственно говоря, политика Василия Голицына и была политикой произведенного выбора. Собственно, выбор был сделан немножко раньше. Подписанием вечного мира с Польшей Россия автоматически себя поставила в число союзников европейских государств, потому что отношения с Польшей были регулятором отношений с Европой в значительной степени, и просто была обязана выступать на стороне западноевропейских государств против Турции и ее вассала Крыма, с одной стороны. С другой стороны, похоже, Василий Васильевич Голицын хорошо понимал бесперспективность южного направления внешней политики. На самом деле, где море, которое нам обеспечивает прямые коммуникации с Западной Европой? Где проходят основные торговые пути? Конечно же, не по Черному морю, а по Балтике, конечно же, на Западе. Но, тем не менее, для того, чтобы почувствовать себя членом европейской коалиции, надо было принимать активное участие в военных действиях против в данном случае Крыма как вассала. Поэтому оба Крымских похода шли в русле обязательств, которые страна несла на этот счет. Но заметим, как они замечательно прошли: русская армия дважды доходила до Перекопа, дважды стояла на Перекопе и дважды уходила назад. Если вы откроете роман Алексея Николаевича Толстого, то там будет написано о тех невероятных тяготах, которая несла русская армия в походе. И голод, и бескормица, и степи жгут, а татары нападают, и бог знает что. Хочу сказать, что до сих пор хорошего исторического исследования этих огромных Крымских походов, к сожалению, пока не существует, но…
С. БУНТМАН — Ни у нас, ни за границей?
А. ЛАВРЕНТЬЕВ — К сожалению. Но есть основания полагать, что там все было не так просто. Во-первых, сам по себе политический резонанс Крымского похода, последний возьмем, 89 года, который к Софье имеет прямое отношение. Турки, по некоторым достаточно серьезным сведениям, готовили второй поход на Вену и отменили его, вследствие появления русской армии на границах Крымского ханства, с одной стороны. С другой стороны, у нас нет никаких оснований считать, что этот поход нес какие-то сверхтяготы, сверх обычных, которые всегда несет армия во время тяжелых операций, да еще ведущихся на периферии собственных границ. В свое время мне посчастливилось найти дневник похода русской армии. Сидел подьячий, считал обороты колеса одной из телег, а колесо было не простым, а мерным, и вел такой дневничок, сколько верст пройдено, попутно отмечая всякие события. Так вот, оказалось, что армия шла с огромным обозом. Ведь вода практически все время была, если ночевали без воды, вдалеке от источников воды, то, как правило, этот обоз с бочками возмещал отсутствие источников или рек. Была пара-тройка стычек, причем достаточно успешных, со взятиями языков. Откуда же взялась эта традиция считать Крымский поход едва ли не провальным? Все дело в том, что когда Василий Васильевич Голицын вернулся, так и не взяв Крым, постояли и ушли, то был подготовлен совершенно замечательный документ, Молебная грамота, которую разослали в русские монастыри, для того, чтобы молиться за души погибших русских воинов и за здравие воевод и тех, кто вернулся из похода благополучными. Там все было расписано очень ярко. И пожары, и степи, и ужасы, и все остальное.
С. БУНТМАН — А на чем они основывались?
А. ЛАВРЕНТЬЕВ — Я подозреваю, что надо было мотивировать то, почему штурм Крыма не был предпринят.
С. БУНТМАН — Почему повернул?
А. ЛАВРЕНТЬЕВ — Да. И надо сказать, что повернули-то, как раз выполнив свою основную задачу. Повторяю, Оттоманская порта была напугана, этого было вполне достаточно. Надо было объяснить, почему не пошли дальше. Так вот, именно этим и воспользовались противники Василия Васильевича Голицына, которые обвинили его в провале этого самого похода. Надо сказать, что аналогичную эволюцию проделала внешняя политика Петра I. Помним, куда он отправился в первый раз. Он отправился в Азов, чтобы потом его сдать. Потому что, в общем, магистраль внешней политики России уже к этому моменту была определена. Если следовать за канвой событий, то после возвращения из Крымского похода обвиненный в его провале Василий Голицын был снят. Все, что случилось с царевной Софьей, тоже достаточно хорошо известно. Всякий, кто не поленится доехать до Новодевичьего монастыря, ему покажут и место, где Софья под караулом жила, и стрелецкие караулки, которые, кстати, появились именно тогда, в связи с тем, что царевна Софья там была поселена. Дальнейшие события ее личной биографии связаны уже были с правлением Петра I.
С. БУНТМАН — Да.
А. ЛАВРЕНТЬЕВ — И это уже другая история
С. БУНТМАН — которую мы изложим уже в первые годы правления Петра. Я предупреждаю, что о Петре будет несколько передач, мы в одну не уложимся. Тем более, что нам нужно будет представить себе не только Россию, но и, так как Россия становится чрезвычайно активной в Европе, и к Европе обернутой, но нужно будет представить себе и мировое положение. Этому будет, я думаю, посвящена целая передача. Но пока Софья. Софью воспринимали и историки, и исследователи достаточно по-разному. И небольшой опять свод, который представляет Николай Александров.
—
Н. АЛЕКСАНДРОВ — Семь лет продолжалось правление Софьи Алексеевны. По общему мнению, была она человек большого, выдающегося, великого ума и «самых нежных проницательств, больше мужска ума исполненная дева», как выразился о ней один из ее врагов. Суждения о ней историков не отличаются беспристрастием, и в большинстве случаев далеко не сходны между собой. При Петре и в первое время после смерти Петра к личности Софьи относились очень враждебно, считали ее врагом петровских преобразований, закоснелой защитницей старины и умственного мрака. Только в конце XVIII столетия делаются попытки снять хоть часть обвинений с Софьи. К деятельности ее как правительницы с уважением относился Миллер, Карамзин и Полевой, признавали Софью замечательной женщиной, ослепленной только властолюбием. Устрялов говорит о ней с негодованием, называя ее русской Пульхерией. Забелин видел в Софье воплощение византийских идеалов. В своей деятельности она имела определенную цель, твердо и неуклонно решалась вести борьбу с мачехой, идти к своей властолюбивой цели. Она вела решительный заговор против брата и его семьи. Для Соловьева Софья — богатырь-царевна, пример исторической женщины, освободившаяся из терема, но не вынесшая из него нравственных сдержек и не нашедшая их в обществе. Подобным же образом многое в деятельности Софьи объясняет и Костомаров. Некоторые историки считали, что Софья вовсе не была профессиональной интриганкой, равно как она и не плыла по течению, отдавшись велениям судьбы. Софья домогалась ничего другого, как того же самого, чего домогалась и Наталья Кирилловна. За царскую корону ухватились обе женщины, одна для сына, другая для брата. С тем лишь различием, что одна по чувству материнскому желала видеть эту корону на голове сына ради интересов сына же. Другая в брате видела орудие интересов личных. Корона досталась Наталье, и вот теперь Софье приходилось ее вырывать. В сущности, обе стороны стоили одна другой. И если Софья очутилась в рядах нападающих, то ведь там, где идет борьба, надо же кому-нибудь нападать и кому-нибудь защищаться.
—
С. БУНТМАН — Николай Александров представил такой свод мнений о царевне Софье. Софья все-таки имела возможность, наверное, просто уничтожить или куда-нибудь сослать, что Петра, что Нарышкиных? Или не хотела? Почему такое ироническое отношение к этому предположению?
А. ЛАВРЕНТЬЕВ — Нет, нисколько. Мне бы очень хотелось, чтобы улыбка, которая посетила невольно меня, не воспринималась как ирония. На самом деле я совершенно уверен, что при всей неожиданности ситуации в России были определенные политические традиции, которые вряд ли делали это возможным. Что такое, собственно говоря, политическое уничтожение Петра? Физически, как известно, пострадали родственники царицы Натальи Кирилловны. Я имею в виду Нарышкиных. Но формально они все были обвинены в заговоре против Ивана. Тот же самый Иван Нарышкин, выдачи которого стрельцы добивались, пострадал именно за это. Так что в этом отношении достаточно было просто избавить царицу как лицо юридически и политически несамостоятельное от ее окружения, и она выходила из политической игры. А что касается физического уничтожения государя, у нас, как известно, существует только один в Средневековье прецедент такого рода, я имею в виду в российской истории XV — XVII веков. Это убийство Федора Борисовича Годунова. И то с той оговоркой, что на царство он официально не был венчан, только провозглашен.
С. БУНТМАН — А царевич Дмитрий? Несчастный случай мог с Петром произойти.
А. ЛАВРЕНТЬЕВ — Это Вы правы, вообще вся жизнь — сплошная цепочка несчастий. А кто бы мог подумать, что Федор Алексеевич в 12-летнем возрасте попадет под санный полоз? Собственно говоря, откуда у него проблемы со здоровьем взялись? Судя по всему, это был действительно брат Петра, во всех отношениях, человек хоть и больной, но, скажем, есть, например, замечательное письмо, которое Петр I написал царевичу Алексею, когда Алексей скрылся из России и прятался от отца. Петр писал сыну увещевательные письма. В одном из них он ставил Федора Алексеевича сыну своему в пример. Он пишет: «Вот, смотри, какой у тебя дядюшка. Уж какой был больной, а как лошадей-то любил». Между прочим, эта лошадь (к вопросу о случае) стала, по рассказам одного из современников, причиной ранней кончины Федора. Он обожал лошадей, это известно очень хорошо, и севши форейтором в сани, которые должны были везти его мать и сестер на богомолье, как сейчас выражаются, не справился с управлением, упал и попал под санный полоз. И то, после этого, ему было 12 лет, он жил еще сколько лет, обратите внимание, а сани были перегружены. Разумеется, о чем мы говорим, случайности вообще, особенно такого рода, со здоровьем связанные, в российской истории, да и в любой другой могли иметь место.
С. БУНТМАН — Если смоделировать, чего бы могла добиться Софья, предположим, в отсутствие Петра?
А. ЛАВРЕНТЬЕВ — В отсутствие Петра все, на что она могла претендовать, — это закулисное влияние на политику своего младшего брата. Представим себе, действительно, что Петра нет. Остается один царь. Это Иван Алексеевич. Остается клан Милославских, в котором есть признанный лидер, царевна Софья. У Ивана сплошные дочери. Тоже, между прочим
С. БУНТМАН — Да, Иван умер. В каком году?
А. ЛАВРЕНТЬЕВ — В 1696-м. Как раз в это время Петр был под Азовом.
С. БУНТМАН — Да, он еще тогда как один из государей был. В 96 году, предположим, умирает Петр. Сплошные дочери. И что в России?
А. ЛАВРЕНТЬЕВ — В таком случае я отказываюсь даже строить предположения, что бы это могло быть. С дочерями, безусловно, тупик. Остается только предположить, что реформационный потенциал, который, возможно, имела царевна Софья, а на это есть некоторые надежды, сделал бы ее не равновеликой, но, так или иначе, сопоставимой с Петром фигурой. Не исключено, что какие-то новые обряды, обычаи, традиции, которые при Петре прижились при русском дворе и позволили ту же Анну Иоанновну, племянницу, выдать замуж в Голштинию, возможно, каким-то образом изменили бы ситуацию в России. Но вообще историки не любят на эти темы говорить, хотя это очень соблазнительно.
С. БУНТМАН — Соблазнительно. Потому что налицо то, что в Англии примерно в то же время называлось конституционным кризисом, когда в 1688 году было. Это был бы действительно конституционный кризис. Может быть, новое Смутное время. Или не было потенциала для Смутного времени? Или он всегда существует?
А. ЛАВРЕНТЬЕВ — В России, увы, может быть, больше чем в иных других государствах. Но вспомним, как из ситуации вышел Петр I. Ведь, между прочим, у него к моменту кончины была в живых вдова, я имею в виду Екатерину I, и был сын. Тем не менее, на императорский престол была венчана Екатерина Первая. Хотя по старой традиции, так как в XVI веке ее могли бы назначить регентшей при малолетнем родственнике, я имею в виду Петра II, это все-таки внук родной, и как бы ситуация воспроизвелась бы аналогично той, которая была при Софье Алексеевне. То есть первенствующая в семье женщина, в данном случае это было именно так, и наследник мужского рода, который до поры, до времени, будучи юным, находится под ее опекой, регентством, управлением, как угодно. Тем не менее, Петр сделал выбор в пользу жены.
С. БУНТМАН — Знаем ли мы, что это сделал Петр, или это придумал кто-нибудь?
А. ЛАВРЕНТЬЕВ — Что со стороны Петра не было прямых распоряжений, это совершенно очевидно.
С. БУНТМАН — Отсюда и далее неизвестно.
А. ЛАВРЕНТЬЕВ Но, тем не менее, сам факт того, что был какой-то выбор, я думаю, что тут некоторый политический опыт времен царевны Софьи все-таки должен был сыграть роль, хотя мало кто из окружения Петра в 1725 году относился, да я уверен, что никто не мог относиться к Софье хорошо.
С. БУНТМАН — А была у них некая политическая целесообразность? Это то, что они уже понимали политическую целесообразность, и для себя тоже, и пошли на такой, достаточно оригинальный ход, о котором, я думаю, мы будем говорить еще в наших передачах. Итак, я бы теперь хотел, чтобы мы ответили на вопрос Петра Романенко, нашего слушателя, который говорит так. «Вы ведете передачи о династии Романовых, но ведь династия прекратилась после Петра I, и нами управляли немцы, а не Романовы. Не считаете ли вы, что последним российским императором был не Николай II, а Сталин?» На первое можно сказать: династия не прекратилась.
А. ЛАВРЕНТЬЕВ — Безусловно. Династию не надо воспринимать как кровь в биологическом смысле этого слова. Династия — это нечто большее. И в этом отношении говорить о прекращении да, был такой излюбленный мотив, когда говорили, что немцы нами правят, а уж после Екатерины II и говорить не о чем, немец на немце и немцем погоняет. Еще раз повторю, с династией — это не кровь, династия — это некая политическая традиция, в первую очередь. Кстати, то, как та же Екатерина стала правоверной и одной из самых успешных русских императриц, лишний раз это подтверждает. Поэтому вопрос, мне кажется, поставлен не очень корректно.
С. БУНТМАН — Не очень корректно, и по крови там все в порядке, с Романовыми, достаточно, хоть и по женской линии. Будет у нас внук Петра I Петр II некоторое время править. Анна Ивановна, племянница Петра и дочь Ивана, сегодняшнего нашего тихого героя. Будет у нас и внучатая племянница, это Анна Леопольдовна. Будет несчастный Иван VI. Будет петровский внук Петр III. Дальше малопонятно. Но все равно здесь, скорее всего, романовская кровь, а не какая иная. И даже если Павел I — сын Салтыкова, предположим такую штуку, то все равно. Не в крови дело, а дело в том, что династия — это действительно нечто большее, и она не прерывается у нас, несмотря на все кризисы и перевороты, ей мы будем заниматься до 17 года. А кого считать императором или монархом — кого угодно. С правами монарха практически Сталин, да. Франко регентом себя практически объявил, но он не монарх. Гитлер с монархическими правами, да.
А. ЛАВРЕНТЬЕВ — Это есть Бокасса, другой историк.
С. БУНТМАН — Любимый император Бокасса.
А. ЛАВРЕНТЬЕВ — Центральноафриканского народа.
С. БУНТМАН — Да, все это можно сказать, монархия действительно самопровозглашенная или истинная монархия, как, например, выбранный на семь лет французский президент Пятой республики — монарх времен первых Капетингов, очень похож на это, но с большими гораздо, между прочим, правами. Это большая дискуссия, но формальная монархия у нас прекратилась в 1917 году, в России.
А. ЛАВРЕНТЬЕВ — Есть даже дата. Отречение от престола.
С. БУНТМАН — Совершенно верно. Это дата, когда прекратилась монархия, что бы об этом ни говорили, как бы кто ни жалел или, наоборот, бы ни радовался. Что ж, спасибо большое, мы уже встречаемся с совсем юным Петром через неделю. Потом, я думаю, что мы несколько прервем ход нашего изложения, для того, чтобы понять ситуацию в Европе и ее окрестностях на рубеже XVII и XVIII веков, что будет совершенно необходимо для понимания эпохи Петра.