Помещичий произвол и семья
С. Князьков
Помещичий произвол врывается в самое Святая Святых человека — в его семью, в его душу. Становясь на точку зрения своей выгоды, помещик вмешивается во все личные дела крестьян и по-своему устраивает весь их обиход. Так, если сын крестьянина достигал возраста, когда мог исполнять крестьянскую работу и не хотел жениться, то помещик, по исстари установившемуся обычаю, понуждал его жениться силой. За обычай было, что жениху невесту, а невесте жениха выбирал барин, не справляясь о желании их вступать в брак. Обыкновенно осенью, по окончании работ, или весною, на Красную горку, игрались свадьбы всех назначенных пар сразу. Такой грубый произвол покоился на тонком по-своему хозяйственном расчете. «Землевладельцы в России, — говорит один современник, — обыкновенно принуждают к браку молодых людей и делают это для того, чтобы иметь лишнюю пару, т.е. новое тягло, на которое можно еще наложить работу или оброк». Насколько мало ценилось при этом человеческое достоинство крепостных, можно видеть хотя бы из письма одного из образованнейших людей своего времени и сравнительно очень доброго помещика, знаменитого графа А.В. Суворова. Своему новгородскому управителю он пишет: «Не можно ль, государь мой, выбрать из моих крестьянских девок дворовым людям в невесты девочку-другую, только чтоб то мужичкам было безобидно. Сих девиц извольте отправлять на крестьянских подводах, без нарядов (без провожатых), одних за другими, как возят кур, не очень сохранно». А в ученом Вольно-Экономическом Обществе один господин рассуждал так: «Девок 18-ти лет в супружество отдавать; добрые экономы от скотины и птиц стараются племя разводить, а человек, просвещение разумеющий, паче должен о размножении рода человеческого, при помощи Божией, печность (попечение) приложить».
Помещичье обыкновение наказывать крестьян усиливается в 18-м веке до необычайных размеров. Помещик наказывает теперь крестьянина решительно за все: за хозяйственную неисправность, за нерадение к церкви, за непочтительность и т.д. Секли не только розгами, но и плетьми. Разница была та, что один удар плетью по силе и последствиям равнялся 170 ударам розгой, как высчитал один помещик, великий знаток кнутобойного дела. Своим крепостным он сыпал плети сотнями, а розги тысячами за всякую провинность. Жестоко наказанному у него даже отлеживаться не давали. Получившему 100 плетей, или 17 000 розог, позволялось лежать только неделю. Один конюх пролежал две — за лишнюю неделю у него убавили наполовину съестную дачу и взяли штраф. «Наказание рабов, — говорит один француз, долго живший в России, — изменяется сообразно с расположением духа и характером господина или заступающего его место. Оно гораздо чаще соразмеряется со строгостью того, кто его предписывает, чем с важностью проступка наказываемого». […] Встречались, конечно, и добрые помещики, но унизителен прежде всего для человеческого достоинства самый произвол помещичьей власти, независимо от направления ее в дурную или хорошую сторону. В обоих случаях крестьянин — вещь, безответно подвергающаяся капризу гнева или милости.
Медицинский костюм becora женскии медицинскии костюм.
Как сложилось и как пало крепостное право. СПб., 1900. С. 53-55, 57.
