Пьянство на Руси
Н. Чернышевский
Из всех качеств или привычек русского народа путешественники удивлялись более всего терпеливости русских людей в перенесении лишений всякого рода. […] Чувства и желудок их были уже привычны ко всему этому. Рассказы иноземцев совершенно противоречат поверью, которое полагает, что в старину Русь жила вроде того, как мечтали иногда жить современные нам простолюдины на реке Дарье, у которой берега кисельные, а вода сытовая: не говоря уже о частых голодных годах, и в обыкновенные годы нищета была страшная. […] лишения, которым подвергался русский в старину, притупляли его чувства в перенесении физической боли, — но точно так же притупляли в нем и жалость к страданиям других, — при всей врожденной доброте сердца, вообще русские были в старину народ безжалостный; помочь ближнему и заставить его страдать было для них одинаково легко; первое было внушением врожденного качества; второе, гораздо сильнее и чаще выступавшее наружу, было следствием ожесточения от скорби и лишений. [Оба ряда этих противоречащих явлений могут быть наблюдаемы в народе до сих пор всяким, кому есть охота наблюдать народ.]
Дурно вообще ели русские и часто терпели нужду — по известному закону психологии, недостаток вызывает стремление к излишеству, и характером обычного хода жизни, подмеченного Дженкинсоном и Флетчером, надобно объяснять развитие страсти к многоядению, которому русский в старину предавался всегда, если только мог.
Дело известное, что наши предки любили много покушать. Герберштейн говорит, что многие из людей небогатых, когда бывали приглашаемы к обеду какого-нибудь боярина, по два и по три дня перед этим ничего не ели, чтобы плотнее поесть вкусных блюд. Мейерберг прибавляет, что даже при торжественных обедах во дворце, когда во всем соблюдался такой строгий этикет, бояре ели чрезвычайно много, до обжорства [так что наедались до тошноты и рвоты].
Простой народ по праздникам предавался тем безмернейшему разгулу, чем более терпел лишений в простые дни. Очень обыкновенным случаем бывало, что, пропив все, даже одежду, человек выходил из кабака в одной рубашке [или даже и без рубашки] и падал в грязь. […]
Особенно предавался народ пьянству на масленице и на Светлой неделе, — на масленице множество несчастных пьяниц находили на улицах замерзшими, множество других, упавших на улице, бывало растерзано собаками, других убивали мошенники. «Прежде бывало на масленице буйства больше, нежели теперь, — говорит патер Авриль (путешественник конца XVIIвека), — а между тем, меня уверяли, что и ныне в одну первую ночь масленицы найдено по московским улицам более 40 человек убитых, — но что простой народ недоволен незначительностью этого числа; они полагают, что чем больше окажется людей, убитых в эту ночь, тем урожайнее будет год». Невилль уверяет, что число пьяных, замерзающих на улицах в Москве на масленице, бывает от двух до трех сот, — он сам видел, что каждое утро провозят на одних розвальнях десять или двенадцать трупов, из которых иные изгрызаны собаками, — «это зрелище довольно возмутительное», по его мнению.
Так как эта черта старины [благодаря вмешательству полиции] исчезла [(не оттого ли и неурожаи ныне стали часты, что не бывает в одном городе по 40 человек убитых в одну ночь масленицы?)] — то мы подкрепим неправдоподобные слова очевидцев иноземцев свидетельством Кошихина, — он говорит, правда, не о масленице, но тем приятнее будут здесь стариннолюбцу его слова: они показывают умилительную неизменность принципа, пользующегося всяким случаем для того, чтобы проявиться во всем своем трогательном постоянстве:
«Когда случится царю от сего света переселитися во оный покой… горе тогда людем, будучим при том погребении, потому что погребение бывает в ночи, а народу бывает многое множество; а московских людей натура не богобоязливая, с мужеска полу и женска по улицам грабят платье и убивают до смерти; и сыщется того дни, как бывает царю погребение, мертвых людей убитых и зарезанных болши ста человек».
Грабежи и разбои были повсеместны. Даже в Москве, по словам Олеария, не проходило ночи без того, чтобы не было разграблено несколько домов и не было найдено поутру на улице несколько мертвых тел. Грабители были так смелы, что середи дня нападали на улице на человека, при котором думали найти деньги, чтобы убить и ограбить его. Когда ночью раздавались на улице вопли убиваемого, никто из живших в соседних домах не смел выходить за двери, чтобы помочь ему — остатки этого обычая очень сильны до сих пор, как то может всякий узнать по опыту, если поживет в провинциальном городе. Даже ночные сторожа, находившиеся при богатых домах, не выходили на крик, или потому, что сами трусили грабителей, или потому, что бывали с ними в согласии. Не нужно после этого ничего говорить о степени безопасности дорог. […]
Часто случается слышать мнение, что пьянство распространяется в народе [с каждым годом]. Не знаем, до какой степени может распространяться порок, издавна бывший всеобщим.
Собрание писем царя Алексея Михайловича с приложением «Уложения Сокольничья Пути» и проч., издал Петр Бартенев. Полн.собр.соч.: В 15 т. М., 1948. Т. 4.
Миниатюра: Кольман. Пьянство на Руси