ОБЩИННОЕ УСТРОЙСТВО В ДОХРИСТИАНСКОМ НОВГОРОДЕ
ОБЩИННОЕ УСТРОЙСТВО В ДОХРИСТИАНСКОМ НОВГОРОДЕ. Сильнейшим и могущественнейшим племенем на Руси было племя славян ильменских, или новгородцев. Окруженные со всех сторон инородческими финскими племенами, новгородцы, чтобы удержать свою национальность и не затеряться между иноплеменниками, должны были начать свою жизнь на Руси построением городов и жить общинами, позволявшими принимать всех. Т. о., новгородцы подавили финнов не физической силой, а славянизацией. Судя по преданию, ильменские славяне одни из первых пришли с Дуная, ибо предание говорит, что у Ильменя их застал ап. Андрей Первозванный в I в. от Р. Х., путешествуя по Днепру и Балтийскому морю. По свидетельству Нестора, ильменские славяне выстроили у истока р. Волхова г. Новгород, от которого и получили свое название, и потом вскоре подчинили себе племена инородцев. Чтобы удержать их в зависимости, новгородцы стали строить в их земле пригородки. Так, в земле чуди построили Псков, в Карелии — Ладогу, Ростов и др. Эта постройка городов результатом своим имела то, что финские племена от Финского залива до Уральских гор признали себя зависимыми от Новгорода.
Владения новгородцев разделялись на три разряда: 1) сам Новгород со своими окрестными землями; 2) Новгородская земля, населенная хотя и не одними славянскими племенами, но проникнутая духом новгородцев. Она простиралась от Финского залива до Торжка, а с юга — от Великих Лук до оз. Ладожского; 3) волости Новгородские — пространство земли от Торжка до Ростова, а именно: земли веси, мери с г. Суздалем и муромы — с Ростовом. Это были самые отдаленные владения новгородцев. Здесь хотя и были новгородские пригороды, но влияние Новгорода было уже не так сильно. К новгородским владениям принадлежали еще следующие земли: 1. Заволочье — самая богатая часть новгородских владений, она простиралась от Онежского оз. и р. Онеги до Мезени и Уральских гор. Весь этот край был заселен по распоряжению богатых новгородских бояр, которые, набрав ватаги вольницы, подчиняли себе туземцев, строили там города и села и владели ими как частной собственностью с условием определенной платы в новгородскую казну. Поэтому влияние новгородского правительства в этом крае было очень незначительно. Хотя Новгороду и принадлежало право назначать от себя начальников для Заволочья и распоряжаться там настоящими хозяевами, особенно с XII в., там были все-таки бояре, так что вся связь Заволочья с Новгородом существовала только в лице этих бояр, членов новгородской общины. 2. Земли финских племен — печеры, перьми, югры, простиравшиеся от Заволочья до р. Оби. Эти волости, как видно из грамот, числились за Новгородом до XV в. Отдаленность этих земель от Новгорода не располагала новгородцев заводить там большие поселения. Поэтому отношения новгородцев с этими племенами ограничивались только одним сбором с них дани и производством торговли и разных промыслов в их землях, а в их управление новгородцы не вмешивались и предоставляли им ведаться своими племенными начальниками.
Общественное устройство Новгорода. Об устройстве новгородцев мы имеем два совершенно разнородных свидетельства: 1) свидетельство Нестора; 2) свидетельство скандинавских саг. Нестор говорит следующее: «Новгородцы бо изначала и смольняне и кияне, якоже на думу, на вече сходятся, и на чем старшие сдумают, на том и пригороды станут». Из этого видно, что их устройство было чисто общинное и форма правления была вполне республиканская. В скандинавских сагах Новгородская земля называется «Гардарикией»; в древности эта страна, по свидетельству саг, управлялась потомками Сигурламия, сына Одина, и была в частых и близких сношениях со Скандинавией как по своим торговым связям, так и по сходству в общественном устройстве и близкому родству царствовавших домов. По сказанию саг, Один жил сначала на Дону, потом в Новгородской земле, потом в Саксонии. Удалясь из Новгородской земли, Один оставил там Сигурламия, сына своего. По сагам можно, хотя и с перерывами, отыскать от 15 до 20 князей новгородских почти до н. IX в. Т. о., относительно устройства Новгорода в источниках, по-видимому, оказывается противоречие, ибо по Нестору Новгород управлялся вечем, а по сагам — государями, потомками Сигурламия, сына Одина. Но если соотнести все обстоятельства, то окажется, что эти свидетельства, якобы противоречивые, все-таки согласны между собой. Свидетельство Нестора, что новгородцы «изначала, якоже на думу, на вече сходятся», нимало не противоречит известиям, сообщаемым сагами, ибо право веча не уничтожалось и при князьях, как мы знаем из истории Новгорода при Рюриковичах; следовательно, то же могло быть и до Рюрика, чему немалым подтверждением служит подобное общественное устройство и в древней Скандинавии, как его изображают саги. Присутствие князей нисколько не противоречило общинному устройству. Князь — государь и господин Великий Новгород были совершенно совместны по общественному новгородскому устройству; об этом свидетельствуют все летописи и официальные известия последующего времени до 2-й пол. XV в.
Новгородская земля составляла союз городов, подчиненных Великому Новгороду. Собственно общинный быт у новгородцев был устроен следующим образом: Новгород представлял собой цепь общинных союзов, где каждая улица была самостоятельной и составляла общину, т. е. союз нескольких домов; у каждой улицы было свое уличанское вече, на котором выбирались уличанские старосты и были большие и меньшие люди. Обидеть уличанина значило обидеть целую улицу. Новгород разделялся на концы; два из них находились на правом берегу Волхова, три — на левом. Каждый конец состоял из нескольких улиц, и в каждом конце было свое кончанское вече, на котором избирался кончанский староста. Т. о., новгородское вече состояло из кончанских и уличанских союзов и представляло собой органическое целое. Вечу принадлежала верховная власть, а т. к. на вече собирался весь народ, то, следовательно, он и был верховным правителем. На вече существовали своего рода порядки: иной богат, да не член веча, другой беден, да член его. Голос на вече принадлежал лишь тому, кто состоял членом общины, а членами общины были одни только домохозяева. Каждая улица шла на вече со своим старостой, и староста знал, кого он ведет. За вечем следовали власти выбранные: старосты по улицам, старосты по концам, старосты целого Новгорода и, наконец, тысяцкие. Тот же порядок был и в пригородах новгородских — Ладоге, Пскове и др. За пригородами следовали села; несколько сел составляли погост, несколько погостов — удел. Т. о., все новгородские владения представляли собой не что иное, как союз общин, в котором меньшие общины вполне зависели от больших.
Обычаи новгородские можно разделить на общественные и семейные. Из общественных замечательны, как принадлежность одних новгородцев, кулачные бои и повольничество. О кулачных боях свидетельствует Густынская летопись: «В коеждо лето на том (Волховском) мосту людие сбираются, и раздельшеся на двое, играюще убиваются». В этих кулачных боях новгородцы принимали участие не как попало и не врассыпную, а общинами. Напр., жители одного конца или улицы выступали против жителей другого конца стеной на стену. Это показывает, что между самими общинами существовали тесная связь и единство, потому что только при таком единстве и при полном отсутствии разъединенности общинное начало проникает в обычаи. Другим характерным явлением новгородской жизни было повольничество. Оно было из древнейших учреждений Новгорода, незнакомое другим славянским племенам на Руси. Повольничеством в Новгороде назывался обычай молодых людей ходить вольницей по рекам и морям на чужую сторону, пробовать там свое удальство и находчивость и производить подчас грабежи. В Новгороде вся земля была общественная и только тот считался членом общины, кто имел землю. Так, дети до тех пор не были членами общины, пока не получали земли. Эта-то масса людей и называлась вольными, или гулящими, людьми. Они пользовались правом свободы, правом труда и покровительством закона, но в делах управления не принимали никакого участия — они не несли общинных повинностей, от них требовалось только подчинение закону. Какой-нибудь богатый из них, как, напр., известный Васька Буслаев, ходит по улицам и кричит: «Кто хочет в повольники». На зов его собираются богатые и бедные и составляется, т. о., дружина. Члены-повольники были связаны между собой клятвами и договорами, поэтому назывались ротниками. Они ходили по нескольку лет и возвращались на родину или богатыми, или оборванными, а иногда и совсем пропадали без вести. Свидетельства об этом обычае в наших летописях встречаются не раньше XII в. и преимущественно относятся к походам и грабежам по Волге, Каме и Заволочью; но, тем не менее, они указывают на древний обычай, существовавший в дорюриковское время, когда походы новгородской вольницы, конечно, были обширнее. Наши повольники ездили по морю; так, напр., они были в Померании, откуда вывезли множество пленников, чему служат доказательством названия «Прусская улица», «Волотовский погост» в Новгороде. Скандинавские саги представляют нам прямое свидетельство о древности этого обычая в Новгороде. В одной из них рассказывается, что новгородский государь Реггвид в молодости постоянно занимался морскими разбоями и покорил многие места по Западной Двине. Здесь он воевал с разными народами в продолжение семи лет, не возвращаясь на родину, так что в Новгороде думали, что он уже умер. Очевидно, что этот обычай был совершенно идентичен такому же обычаю в Скандинавии, где викинги, или короли моря, сыновья королей и ярлов обыкновенно начинали свое поприще морскими разбоями и повольничеством. Они хоронились в каком-нибудь из морских заливов, зорко стерегли проходившие с товарами корабли и грабили их. Наши повольники в своих походах также никому не спускали. Даже и своих иногда грабили и убивали. Случалось и так, что они, прибыв в какое-нибудь место, распродавали или променивали свои товары, а потом брались и за грабеж. Впрочем, из повольников нередко выходили и люди опытные; так, нам известно из истории, что некоторые из них были тысяцкими, воеводами и даже посадниками новгородскими. Повольники, большей частью пускавшиеся наудачу, открывали новгородцам новые пути для торговли и для распространения владений. Лучшим тому доказательством служит то, что ни одно из славянских племен на Руси не распространило так широко своих владений, как новгородцы со своими повольниками.
Древние новгородцы имели брачный обряд, который состоял в том, что родственники приводили невесту к воде и отдавали ее жениху. Договорное начало при совершении брачного союза имело влияние на положение женщин в семействе и обществе. Вступая в семью по договору, женщина уже никак не могла быть рабой мужа, но делалась равноправной ему. Вследствие этого женщины пользовались уважением. Особенно завидно было положение вдовы. При жизни мужа женщина не могла брать общественной должности, хотя в семье она могла вести торговлю и владеть своим имуществом независимо от мужа, но после его смерти все переходило в ее руки. Вдова-мать заступала для детей место отца; в случае же вторичного замужества она теряла право на имущество первого мужа, которое переходило тогда во владение детей с учреждением опеки. Дети при матери не имели права на вече, если не отказывались от отцовского дома. О том, что женщины принимали участие в общественных делах, мы знаем из примера сказочной Амельфы Тимофеевны и исторической Марфы Борецкой, дети которых хотя и были посадниками, но главой Новгорода была сама Марфа. Должно заметить, что Марфа не была исключением в Новгороде, не одна она пользовалась такими правами, ибо мы знаем, что Иван III, покорив Новгород, нашел в нем много таких вдов и посещал их официально, по расписанию. По этому образчику можно судить о том, каким высоким значением пользовались женщины в Новгороде. Семьи в Новгороде были независимы, и каждая представляла отдельного и самостоятельного члена общины, без всяких ограничений и стеснений рода; каждая семья дробилась на несколько семей, как скоро вырастали сыновья и обзаводились своим хозяйством.
Характер новгородской общины. Все дошедшие до нас памятники — русские и иностранные — говорят одно, что новгородское племя было самым деятельным и предприимчивым из всех славянских племен на Руси. Внимание новгородцев преимущественно было обращено на торговлю и колонизацию в соседних племенах. Живя на торговом пути, занимая местность, представлявшую большие удобства по близости к морю и по множеству озер, соединенных друг с другом реками, они еще в древнее время воспользовались своим удобным положением и завели торговлю с Византией. О большом торговом пути через Новгородские земли очень рано упоминают Нестор, Константин Порфирородный и Адам Бременский. По их словам, этот путь был известен северным народам Европы с давнего времени; по нему обычно ходили из Балтийского моря в Неву, потом в Ладожское оз., потом р. Волховом, Ловатью, отсюда волоком по Днепру и, наконец, в Черное море. Новгородские славяне, жившие почти при начале этого пути и, так сказать, владевшие ключом этой торговли, естественно, всего скорее должны были принять в ней сильное участие, но, имея соперниками кривичей, новгородцы не могли сделаться здесь господствующим торговым народом и посему обратились в другую сторону, на север и восток от своих владений, в земли, занятые финскими племенами, — корелой, заволочской чудью, весью, мерей и муромой, где на далекое пространство им не представлялось соперников, а между тем речное и озерное сообщение открывало новый, важный торговый путь в Камскую Болгарию, бывшую в близких торговых сношениях с мусульманской Азией. В странах корелы, веси, чуди и муромы новгородцы, начав дело торговлей, окончили колонизацией всего этого края и подчинением тамошних финских племен, чему прямым доказательством служат как названия тамошних городов — Ладога, Ростов, Белоозеро, Суздаль, Торжок и др., — так и чисто новгородско-славянское население с общественным устройством Новгорода. Вообще, по свидетельству скандинавских саг, нашего летописца Нестора и арабских историков и географов, новгородцы в VIII и в н. IX в. были сильным и богатым народом на Руси. Они торговали с мусульманской Азией через Болгарию и Хозарию и с западной Европой через Скандинавию; их владения занимали весь северный край нынешней России от Северного океана до Оки и, может быть, до устьев Угры, и от гор и даже до р. Оби. Но, по свидетельству тех же историков, внутреннее устройство новгородского общества далеко не соответствовало богатству, торговым связям и силе, или пространству владений. Общинные начала, благодетельные для новгородцев в прежнее время и много способствовавшие к распространению новгородского могущества, явно стали оказываться недостаточными, когда Новгород усилился и когда на основании общинных начал подчинил себе и принял в состав своего народонаселения элементы финских, соседних славянских племен, а частью скандинавских. Эта разрозненность элементов населения по общинным началам, с правами более или менее одинаковыми, должна была вести к раздорам и междоусобицам, которые, усиливаясь год от года, не могли быть прекращены одними общинными средствами, ибо само вече, этот главный судья в общине, в таких случаях распадалось на партии и вместо суда и управы усиливало междоусобия и беспорядки. Несогласие в общине достигло высшей степени в сер. IX в. Нестор так описывает состояние новгородской общины в то время: «И воста род на род и не бе в них правды и беша в них усобицы и начаша воевати сами на ся». Такое опасное положение сильного и богатого общества не могло быть продолжительным и должно было вызвать особые сильные меры для водворения тишины и порядка. Эти меры были следующие: созвано было в 862 вече из новгородцев, кривичей и чуди, на котором было решено искать себе князя, который бы владел ими, рядил по ряду и судил по праву, т. е. был бы судьей и решителем общественных раздоров на основании прав и обычаев, вытекающих из жизни народа. Это решение веча и последовавшее затем приглашение варяго-русских князей дали новое направление общественной жизни сначала в Новгороде, а потом и в других славянских племенах на Руси.
