Александр Герцен: Жестокость — общечеловеческая черта

А. Герцен

Жестокости делались везде, жестокость вообще слишком общечелове­ческая черта, чтоб принадлежать какой-нибудь стране, но мы обраща­ем внимание на особый характер жестокостей, совершаемых в России. Пугачев, вероятно, был бы казнен везде в Европе, но нигде не нашел­ся бы Панин, который бы ему, скованному, дал пощечину. Везде есть болтающие бабы, доносчики и полицейские преследования, но нигде не было, чтоб из столицы в столицу ездил Шишковский сечь барынь, статс-дам по высочайшему повелению… так, как нигде не было за по­следние два столетия следствия, подобного тому, которое делалось в Новегороде после убийства грязной любовницы Аракчеева.

Откуда же взялся этот характер?

Каким образом мы дошли до того, что какой-нибудь юноша, воспитанный на женских руках и на французском языке, делаясь офицером, хладнокровно сек солдат и бил их собственными рука­ми; делаясь чиновником, крал, допрашивал под розгами и подавал шинель и калоши начальнику или требовал, чтоб другие чиновни­ки подавали ему?

Все это выросло на том материке, на котором укрепилась, как говорит литератор крепостников, Российская империя.

Разве каждый господский дом не представлял полную школу рабства, разврата и тиранства, отсутствие всякого уважения к седым волосам, всякого сожаления к детскому возрасту, к девичьему сты­ду; гарантированный правительством, поддерживаемый полицией, судом, войском, церковью, произвол, безгранично идущий до встречи с властью, перед которой секущий, гордый помещик, де­лался вдвое больше холопом, чем его несчастный раб. Чему же ди­виться, что окончившие курс воспитания в этих заведениях, несут на всю жизнь следы его?

—Где Иван? — спрашивает барыня за обедом, видя, что суп по­дает Семен.

—Мамаша, — отвечает какой-нибудь мальчуган десяти лет, — папа его послал в часть.

—Я его, мошенника, велел поучить, он давеча мне грубо отве­чал… Сварливый характер.

И мальчишка думает, что это и резон, что Ивана следует высечь за то, что он неучтиво отвечал «папасе». Он с малых лет инстинктом понимает, что это материк. От этого ни ему, ни его нежной сест­рице в голову не приходило, что кучер мерзнет часов пять, что фо­рейтор совсем замерз, — на то материк.

<…> Страшный опыт доказал нам, опозоривши нас перед чест­ными людьми всего мира, сколько грязи осталось от нашего мате­рика на нас, сколько дикого, в самом деле, осталось под внешней цивилизацией… Пора нам в баню.

Ответ Гарибальди. 1864 // Собр. соч. в 30 т. М., 1959. Т. 18. С. 41-43.

Похожие материалы