А революция все «углублялась»…

Ф. Шаляпин

А революция «углублялась». <…> Я жил на Каменноостровском проспекте, и мой путь из дому в театр Народного дома лежал близко от главного штаба большевиков, который помещался во дворце знаменитой танцовщицы Мариинского балета М.Ф. Кшесинской. Большевики захватили самовластно дворец и превратили его об­ширный балкон в революционный форум. Проходя мимо дворца, я останавливался на некоторое время наблюдать сцены и послушать ораторов, которые беспрерывно сменяли друг друга.

Протиснуться к балкону не было никакой возможности из-за толпы, но я слышал, однако, громогласные речи. Говорили орато­ры толпе, что эти дворцы, граждане, ваши! В них жили эксплуата­торы и тираны, а теперь-де наступил час возмездия. Недостаточно забрать эти дворцы — нет, нет, нет, граждане! Надо уничтожить, как гадов, самих этих злостных кровопийц народных!..

Слушал я эти речи с некоторым смущением и даже опаской, так как одет я был в костюм, сшитый лучшим портным Лондона, и не­вольно чувствовал, что принадлежу, если не душою, то костюмом к этим именно кровопийцам. Того же мнения держались, по-види­мому, мои ближайшие соседи в толпе, так как их косые на меня взгляды были не особенно доброжелательны. И я осторожно улету­чивался.

<…> Итак, я — буржуй. В качестве такового я стал подвергать­ся обыскам. Не знаю, чего искали у меня эти люди. Вероятно, они думали, что я обладаю исключительными россыпями бриллиантов и золота. Они в моей квартире перерывали все ковры. Говоря от­кровенно, вначале это меня немного забавляло и смешило. С уме­ренными дозами таких развлечений я готов был мириться, но мои милые партийцы скоро стали развлекать меня уже чересчур на­стойчиво.

Купил я как-то у знакомой балерины 15 бутылок вина и с при­ятелем его попробовали. Вино оказалось качеством ниже среднего. Лег спать. И вот в самый крепкий сон, часа в два ночи мой испуган­ный Николай, именовавшийся еще поваром, хотя варить уже нече­го было, в подштанниках на босую ногу вбегает в спальную:

— Опять пришли!

Молодые солдаты с ружьями и штыками, а с ними двое штат­ских. Штатские мне рапортуют, что по ордеру районного комитета они обязаны произвести у меня обыск.

Я говорю:

— Недавно у меня были, обыскивали.

— Это другая организация, не наша.

— Ну, валяйте, обыскивайте. Что делать?

Опять подымают ковры, трясут портьеры, ощупывают подушки, заглядывают в печку. Конечно, никакой «литературы» у меня не было, ни капиталистической, ни революционной. Вот эти 13 буты­лок вина.

— Забрать вино, — скомандовал старший.

И как ни уговаривал я милых гостей вина не забирать, а лучше тут же его со мною отведать, — добродетельные граждане против искушения устояли. Забрали. В игральном столе нашли карты. Не скрою, занимаюсь этим буржуазным делом. Преферансом или бриджем. Забрали. А в ночном столике моем нашли револь­вер.

— Позвольте, товарищи! У меня есть разрешение на ношение этого револьвера. Вот, смотрите, бумага с печатью.

— Бумага, гражданин, из другого района. Для нас она не обяза­тельна. <…> Какой системы, гражданин, ваш револьверт?

— Веблей Скотт, — отвечаю.

— Пиши, Гриша, системы библейской.

Карты, вино, библейскую систему — все записали, забрали и унесли.

Маска и душа // В кн.: Страницы из моей жизни. М., 1990. С. 358, 367-368.