Жестокость форм революции

Лифарь, Мельгунов, Российская империя, Цитаты и извлечения для рефератов

С. Лифарь

Тревожные вести приходили с юга, из Екатеринославской губер­нии: там «гулял» со своими бандами «батько» Махно, головорез из уголовных преступников, прикрывавшийся ярлыком анархиста. Ничтожный человек, игравший на самых низких страстях народ­ных низов, Махно с невероятной жестокостью расправлялся с по­мещиками, евреями и с большевиками. Особенно доставалось евре­ям! Он их кастрировал, отрубал им головы, трупами их набивал це­лые поезда, отправляя эти поезда, как он говорил, «к Троцкому».

Страдные годы. С Дягилевым. Воспоминания. Киев, 1994. С. 49.

С. Мельгунов

Максим Горький в брошюре «О русском крестьянстве» упрощенно ответил: «Жестокость форм революции я объясняю исключительно жестокостью русского народа». Трагедия русской революции разы­грывается в среде «полудиких людей». «Когда в «зверстве» обвиня­ют вождей революции — группу наиболее активной интеллиген­ции — я рассматриваю это обвинение как ложь и клевету, неизбеж­ные в борьбе политических партий или — у людей честных — как добросовестное заблуждение». «Недавний раб, — заметил в другом месте Горький, — стал самым разнузданным деспотом, как только приобрел возможность быть владыкой ближнего своего».

Итак, русский писатель, не только сочувствующий русскому коммунизму, но и имевший с ним более прямые связи, снимает от­ветственность с творцов террористической системы и переносит ее на темноту народную. Спора нет, историческая Немезида, о кото­рой так любят многие говорить, в том и состоит, что «над Россией тяготеет проклятие, налагаемое историей на всякую отсталую и раз­вращенную страну», — как писали когда-то еще в «Черном переде­ле». Ни в одной стране с развитым чувством гражданственности не могло быть того, что было в России.

Но Горький сам, очевидно, того не понимая, произносит гроз­ный обвинительный акт против демагогии властвующей ныне в России партии. Едва ли есть надобность защищать русского кресть­янина, да и русского рабочего от клеветы Горького: темен русский народ, жестока, может быть, русская толпа, но не народная психо­логия, не народная мысль творила теории, взлелеянные больше­вистской идеологией.

Красный террор в России. М, 1990. С. 7.