ЗАПРЕЩЕНИЕ БРАКОВ С ИНОСЛАВНЫМИ НАСЛЕДНИКАМИ ПРЕСТОЛА
ЗАПРЕЩЕНИЕ БРАКОВ С ИНОСЛАВНЫМИ НАСЛЕДНИКАМИ ПРЕСТОЛА, закон, внесенный в Свод законов Российской Империи имп. Николаем I в 1832. Согласно закону, лицам мужского пола Императорского дома, могущим иметь право на наследование престола, запрещались браки с особами другой веры до восприятия ими веры Православной. Ст. 142 (185 по изд. 1906) гласила: «Брак мужского лица Императорского дома, могущего иметь право на наследование престола, с особою другой веры совершается не иначе, как по восприятии ею православного исповедания».
Целью этой статьи было ограждение престолонаследия от лиц, могущих по своему воспитанию не соответствовать основному требованию для монарха — представлять нравственное и культурное единство со своим народом. Таким требованием являлось в глазах закона происхождение от православных родителей и женитьба на православной.
Закон не может вникать во внутреннее настроение человека, но устанавливает как минимум внешний признак, по которому лицо может считаться соответствующим тем или иным требованиям. В данном случае критерием надлежащей внутренней готовности к восприятию Православия он устанавливает момент его официального принятия со стороны принцессы, выходящей замуж за лицо Императорского дома. Если принцесса оставляет свое исповедание и принимает Православие до брака, закон может предполагать, что она уже доказала этим готовность восприять новую для нее культуру и, следовательно, может воспитывать и потомство свое в духе православной культуры; если же до брака она не приняла Православия, то тем самым она не показала готовности внутренне и культурно слиться с принявшей ее страной и потому не может предполагаться в роли надлежащей воспитательницы лиц, могущих наследовать престол в соответствии с их священной задачей, и брак ее является лишь делом личной жизни.
Та же мысль относится и к лицу мужского пола; если он не добился перехода своей невесты в Православие до бракосочетания, следовательно, он индифферентен к вопросам веры, что недопустимо для лица, принимающего священный сан Царя. Значит, он дело личной жизни поставил выше безраздельной готовности принадлежать идее, служить выразителем национально-религиозных идеалов своего народа.
Что именно так думал сам законодатель, вытекает из того, что:
1) эта статья имеет в скобках указание на ст. 40 (62 по изд. 1906), т. е. внутренне связывается с этой статьей, гласящей, что первенствующая и господствующая в Российской Империи вера есть Православная, кафолическая восточного исповедания;
2) под статьей приводится ссылка на указ от 5 апр. 1797 за № 17910. В этом акте нет соответствующего буквального постановления, но говорится, что Государь Российский есть глава Церкви; т. о., сам законодатель вторично связывает свое требование с положением Государя в Церкви;
3) сам законодатель поясняет, в каком смысле он называет Государя главой Церкви в ст. 42 (64 по изд. 1906), именно как верховного защитника и хранителя догматов господствующей веры и блюстителя правоверия и всякого в Святой Церкви благочиния. Это положение Государь занимает по отношению к Церкви в силу своего рукоположения и Миропомазания. Во время этого рукоположения на него низводится благодать, как видно из читаемой молитвы над ним, как для управления государством, так и для несения обязанностей перед Церковью (см.: Венчание на царство);
4) Государь является лицом с особым священным чином и потому должен быть к тому надлежаще подготовлен всем своим воспитанием. Удовлетворением этого является его происхождение от православных родителей, женитьба на особе, принявшей Православие до брака, и торжественное чтение Символа веры вслух перед всем народом, предшествующее его рукоположению;
5) под ст. 142 1842 имеется еще ссылка на Высочайше утвержденное заключение Св. Синода от 24 апр. 1841.
Под ст. 63 Учреждения Императорской фамилии, содержащей это правило, бывшей первоначально ст. 142 Основных законов, приведена ссылка на акт от 5 апр. 1797, но в нем указанное правило не содержится. При составлении второго издания Свода законов в 1842 несоответствие такой ссылки было, очевидно, замечено и потому было испрошено Высочайше утвержденное заключение Св. Синода, указанное затем как источник ст. 142, и, кроме того, сделана ссылка на ст. 40 Основных законов, постановляющую, что Государь не может исповедовать иную веру, кроме Православной.
В акте от 5 апр. есть указание на императора как на главу Церкви, и потому законодатель был вправе ссылаться на этот акт по внутренней связи ст. 142 с постановлением акта от 5 апр. 1797 № 17910, как мог ссылаться и на ст. 40 в силу той же внутренней их связи. Т. к. требование ст. 142 тесно связано с положением императора как церковного чина, то мы готовы допустить, что в 1841 обратились к Св. Синоду как к церковной законодательной власти. В церковных правилах мы можем найти и некоторую аналогию со ст. 142. Так, 36-е постановление Карфагенского Собора требует, чтобы рукоположение в диаконство допускалось не раньше, чем рукополагаемый докажет, что он всех членов своей семьи привел в Православие. Хотя это постановление относится к другому совершенно случаю, оно преследует ту же цель — иметь доказательства соответствующей внутренней настроенности лица и соответствия его житейских отношений высоте аспирируемого сана.
Вот почему и агнаты, не соответствующие требованиям ст. 142 (или женатые на особах иной веры, не принявших до брака Православие, или происходящие от родителей, из которых хотя бы один неправославный), являлись в глазах закона не отвечающими требованиям престолонаследия, установленным для агнатов, и должны были призываться в том порядке престолонаследия, который установлен как субсидиарный. Основной порядок престолонаследия (агнатский) был создан для того, чтобы лица, могущие наследовать престол, отвечали основному требованию монарха — быть неразрывной частью своего народа и словом и делом исповедовать тот идеал, из недр которого создалась сама царская власть. Она была выращена историей русского народа и облеклась в Византийской Церкви в священные одежды, и сан ее священный не мог не предъявлять тех минимальных требований, которые ставили и церковный, и государственный законы для соответствия с саном известных объективных данных в том, кто именуется верховным защитником и блюстителем правоверия.
