«Взятки — хлеб насущный»
И. Рева
Говорят, история не стоит. Может быть это и верно, только не для здешних мест (Архангельская губ. — С. И.); по крайней мере остается без движения ее, так сказать, административная сторона. Как прежде воеводы, дьяки и всякая иная приказная строка двигалась с юга на далекий север, «в нормы», так и теперь исправники и иной «чин», претендующий на тысячные оклады, плетется сюда все с того же юга. <…> «Я — царь, я — Бог!..» — говорили прежде отцы-командиры местных тундр. <…> Положим, теперь отцы-командиры сданы в архив и на месте их остались только исправники <…>. Но разве этого мало: быть исправником над необозримыми пространствами, которые даже и не мерил еще никто!
<…> Местное, коренное чиновничество формализуется несколько иначе. Частью работой, больше плутовством какой-либо из мещан или «поселенных» зашибает деньгу. Не думайте, чтобы «деньга» эта была бог весть какая; нет, это гроши, собственно говоря, но по местному положению для обнищавшего севера и гроши теперь — деньга. Сегодняшнему «богачу» уже не хочется, чтобы его детишки марали руки черной работой <…>. Ему желательно видеть своих детишек поднявшимися на высшую ступень общественной лестницы, на ту ступень, стоя на которой «дите» имело бы возможность смотреть на остальных своих соотчичей уже сверху вниз.
Где же та ступень? На какой лестнице она прилажена?
Конечно, на чиновничьей, на какой же больше! <…> Для господ этой категории самолюбие, сознание собственного человеческого достоинства, критическое отношение к вещам и явлениям, хотя бы ихней же собственной копеечной жизни, — решительно не существует. Он вам и писарь, он вам и лакей, он вам и сводник даже своей собственной сестры, — все, что вам угодно. Ему требуется чуточку подняться по той лестнице, первую ступень которой он уже занял, и нет, кажется, такой душевной жертвы, которую не принес бы он для этой цели.
В своих скитаниях по белу свету случалось мне видеть всяких людей, и дурных, и хороших, и гадких, и милых, но, признаюсь по чистой совести, гаже северного мещанина, пробирающегося в чиновники, я не видел ничего… За канцелярией, да за прислуживанием начальству им нет времени запастись даже верхушками знаний для необходимого экзамена «на первый чин», и много-много, если им удается достигнуть звания «штатного канцелярского служителя». <…> Кончивший карьеру канцелярским служителем обыкновенно «распивается вдребезги». <…>
Тем не менее, однако, не все же поползшие по скользкой лестнице чинов и отличий попадают в кабачные завсегдатаи; есть и такие, кому регистраторский чин улыбнулся. Вот этот последний сорт чиновников «местного происхождения» и составляет, купно с «приезжими», здешнее «общество» или, по крайней мере, большую половину, потому что меньшая перепадает на долю купцов.
Письма с далекого севера // Русское богатство. СПб., 1882. Март. С. 2-8.
