Восстание Пугачева как стихийное бедствие
Д. Мордовцев
[…] мерить какими бы то ни было числами толпу Пугачёва — невозможно. Это была обрушившаяся на Россию снежная лавина, которая то разбивалась на части, как бы расплывалась в пространстве и по-видимому исчезала, то разом становилась страшною массою, которую можно было измерять не десятками, а сотнями тысяч. Все бунтовавшие провинции всего юго-востока России составляли его армию, которая то скучивалась около самозванца, то разбивалась на партизанские отряды, в несколько сот и тысяч, и в обоих случаях была страшною, неотразимою силою. Даже в сентябре, когда Суворов, по заключении мира с Турциею, скакал из Москвы, чтобы померяться силами и умением с неведомым ему, но опасным противником, и когда Пугачев, уже разбитый Михельсоном ниже Царицына, метался из стороны в сторону по безлюдной заволжской степи, вдали от самозванца, между Пензой и Саратовым, бродили еще его толпы, которые, так же как и бежавшие с ним шайки, принадлежали к его же великой армии. […]
Хотя весть о последнем поражении и поимке Пугачева быстро разнеслась по России, однако народ продолжал упорно верить своим старым, ласкающим воображение бредням, и, перешептываясь о страшных событиях последних дней, мужики сомнительно покачивали головами, когда им говорили, что вор Емелька Пугачев сидит в клетке. Этот народ так много и так долго обманывали, а в последнее время, когда страх отбил у всех способность действовать логически, — все вести, радостные или нерадостные, народ принимал недоверчиво. За веру в царственность какого-то неведомого человека его так много били, так много повешено было правительственными войсками этих верующих, что вся кий слух, откуда бы он ни приходил, был страшен. Раз обманутое доверие уже никогда не восстановляется.
И народ не верил тому, что великий государь сидит в клетке. Но не о великом государе собственно засела в его голову неотвязная дума, а о той воле, которую сулил ему неведомый, странный человек, о той беспошлинной соли, о тех реках, озерах и морях, в которых народ мечтал свободно ловить рыбу, о тех землях и лесах, которые дарил неведомый человек народу в вечное владение. Чтоб разбить это упорное верование, правительству нужно было доказать народу, что увлекшая его личность — не государь, а обманщик, и что личности этой уже не вырваться на свободу.
Политические движения русского народа. СПб., 1871. С. 123-124, 208-209.