ВЕРНОПОДДАННИЧЕСТВО
ВЕРНОПОДДАННИЧЕСТВО, отличительная черта коренного русского человека, осознающего свое избранничество в борьбе с мировым злом под водительством Православного Царя. Вселенское мироспасительное задание России воплотилось в личности Православного Царя, и это в такой мере, что для народной, даже для национально-государственной гордыни не оставалось никакого места. В знаменитой «Повести об Азовском сидении» читаем мы, как турки, желая задеть самолюбие осажденных казаков и тем побудить их принять лестные предложения султана, указывают им на то, что Московский Царь оставил их без помощи — пренебрег ими. Что же отвечают туркам казаки — свободные казаки, купившие себе свободу бегством из Московского Царства, но не способные оторваться от своего верноподданничества: «А холопи мы природные государя царя христианского царства Московскаго… Очередь мы свою собою сами ведаем… Нас на Руси не почитают и за пса смердящаго. А бегаем мы из того государства Московскаго из работы вечныя, из холопства невольнаго… Как служити можем ему, царю Турскому неверному, оставя пресветлый здешний свет и будущий? В тьму итти не хощем». Потому Азова они не отдадут — «разве отымет у нас, холопей своих, великий государь царь и великий князь Михаило Феодорович (см.: Михаил Федорович) всея Руси самодержец, да вас им, собак, пожалует, то уж ваш будет. На то его государева воля».
Так «избранничество» в верноподданничестве оборачивается «послушничеством», церковно-просветленным. Это и есть основное существо русскости. Что является предметом гордыни русского человека? «Холопство» Царю!
«Россия — государство патриархальное». Так свидетельствовал немецкий исследователь России времен Николая I знаменитый Гакстгаузен. Это действительно так. Социолог Макс Вебер говорил о личной связи, необходимо нужной для того, чтобы этическими были взаимоотношения человека с человеком. Предельная насыщенность этикой свойственна патриархальности. Формальному праву в ней места нет. Правда господствует в отношениях патриархальных. Это даже в современности остается так, поскольку еще жива семья. Есть ли место в живой семье праву? Правда и была господствующим началом в Исторической России. То бывало в ущерб праву, иногда даже в полное поглощение его! Нужно было исключительное попрание личности человека, чтобы властно и карательно вмешивалось право. Там, где правда теряла силу, горькие картины могла являть патриархальная Русь, и когда она становится «государством европейским», как, забегая вперед, именовала свою страну Екатерина II. Постепенно право и административный порядок исчерпывающе облекали российскую действительность — но все же исконная патриархальность продолжает как бы обволакивать все «формальное».
Эта патриархальность в своей высшей одухотворенности и являла то, что именуется верноподданничеством. То была личная связь каждого русского человека с Царем — как бы ни был он «далек» от Царя. Как-то в Праге мы, группа русских историков, слушали доклад о новейших трудах, посвященных Николаю I. Слова попросил проф. Н. П. Кондаков — глубокий старец. «Я помню, — начал он, приводя нас в изумление, — как скончался Император Николай I. Я был тогда в Москве. Когда разнеслась об этом весть, Москва опустела. Все ворота закрылись. Что-то будет!» А потом пришлось мне прочесть в чьих-то мемуарах о далеком Севере, как там крестьяне приняли эту весть. Шепотом передавалась она. Затихло все. На завалинках молча сидели старики: что-то будет!
Есть и замечательное описание М. П. Погодиным его путешествия в 1862 по России, когда он сопровождал юного Наследника, через год после этого скончавшегося. Сам из народа, Погодин очень чувствовал народ. Незабываем его старомодный, но временами огненный язык, каким он передавал свои впечатления о встречах Наследника с народом. Как патриархально к юному Наследнику отнеслись старики, как они его порой отечески благословляли! А вот картинка этой святой патриархальности уже завершительная. Трехсотлетие Дома Романовых. 1913 год. Царская Семья на пароходе плывет из Нижнего в Кострому. Старейшие лоцманы ведут судно, каждый на своем участке. Смена их. Как она происходит? Традиция! Сменяющий лоцман входит на капитанский мостик, осеняет себя крестным знамением, кланяется на все четыре стороны, говоря: «Господу помолимся». Сдавший вахту, в свою очередь, крестится и кланяется: «Господи, помилуй!» Оба берега усеяны десятками тысяч народа. На опушках целые лагеря паломников. Везде флаги, украшения, иногда арки из зелени со словами: «Боже, Царя храни!» Только показывается пароход — в прибрежных селениях из храмов выходят крестные ходы, молебствия совершаются на берегу. Крестом осеняет священник царский пароход, а толпа на коленях, крестясь, молится. Вот, наконец, близится Кострома. Ипатьевский монастырь. Колокольный звон, пальба, крики «ура». Крестный ход из собора — с Феодоровской иконой Божией Матери, исторической. Молитвенно склоняется Царская Семья. Народ по колено в воде — чтобы быть ближе к пароходу, чтобы лучше видеть Царя.
Пристает в Костроме к пристани пароход. Хлеб-соль подносит Гаврила Михайлов, волостной старшина из волости, ближайшей к Ипатьевскому монастырю, — монастырской. «Наши предки кланялись прародителю Твоему… так и мы земно кланяемся Тебе… Верь, что готовы сложить мы головы за Веру, Тебя и Отечество». Не продолжаем повествования. А когда вечером провожали Царя с прощальным звоном всех городских церквей, то толпы народа по грудь входили в воду, бросая шапки вверх, не желая расставаться с Царем. «Какое счастье быть Монархом такого народа», — мог только произнести бывший здесь герцог Мекленбургский.
Верноподданничество не означало, что русский человек не мог говорить Царю неприятные вещи. Верноподданничество предполагало говорить Царю только правду. Адмирал Шишков, споря с имп. Александром I, однажды сказал ему: «Государь, я перед Тобой на колени встану, но кроме правды Ты от меня ничего не услышишь». Сколько раз являла Русь такое коленопреклонное стояние в правде! Царь мог действовать, как была его воля. Его за руки не хватали. Но правда оставалась являемой и продолжала вопиять к Небу. Внимал ей — и смирялся Царь. Мог и не внимать! Страшные страницы вписывались тогда в историю России. Достаточно вспомнить судьбу митр. Филиппа. Но надо вспомнить и то, как всенародно приносил за нее покаяние его преемник, Царь Алексей Михайлович, когда переносимы были мощи Святого в Москву. Грех остался на личности Царя Ивана IV, но Царская власть была обелена. Мир лежит во зле, и оно приражается и к личностям царским. Но Царство остается сиять в своей правде. И в лице Царя народ служит Правде, в нем воплощенной, а не его личному произволу. Прп. Иосиф Волоцкий писал: «Аще ли есть царь над человеки царствуя над собою же имать царствующа скверныя страсти, и грехи, сребролюбие же и гнев, лукавство и неправду, гордость и ярость, злейши же всех неверие и хулу, таковый царь не Божий слуга, но диавол, и не царь, но мучитель. Таковаго царя, лукавства его ради, не нарече царем Господь наш Иисус Христос, но лисом… Таковаго царя или князя да не послушаеши, на нечестие и лукавство приводящи тя, аще мучить, аще смерти предать».
Конечно, верноподданничество могло принимать образ раболепства: мир во зле лежит! Могло облекаться оно и в формы устрашающего бесчинства — под покровом самозванства. И это тем более было жутко, что облекалось это бесчинство, самое оголтелое, в образ Ангела светла. Именно так делалось бунтарство нарочито опасным для России, доводя ее иногда до самого края гибели. Вот когда «Русское Царство» принимало действительно тот облик, в каком хотели его видеть злостные оклеветатели России на Западе! Но как бы в назидание подобным клеветникам России сами бунтари, самые страшные злодеи (С. Разин, Е. Пугачев) — являли умилительные картины верноподданнического покаяния.
