Самолюбивость и лживость Бориса Годунова

Костомаров, Московское царство, Цитаты и извлечения для рефератов

Н. Костомаров

Со смертью Ивана, Борис очутился в таком положе­нии, в каком не был еще в Московском государстве ни один подданный. Царем делался слабоумный Федор, кото­рый ни в каком случае не мог править сам и должен был на деле передать свою власть тому из близких, кто ока­жется всех способнее и хитрее. Таким в придворном кру­гу тогдашнего времени был Борис. Ему было при смерти царя Ивана 32 года от роду; красивый собой, он отличался замечательным даром слова, был умен, расчетлив, но в высокой степени себялюбив. […]

Ничего творческого в его природе не было. Он не спо­собен был сделаться ни проводником какой бы то ни было идеи, ни вожаком общества по новым путям: эгоистиче­ские натуры менее всего годятся для этого. В качестве государственного правителя, он не мог быть дальнозор­ким, понимал только ближайшие обстоятельства и пользо­ваться ими мог только для ближайших и преимущественно своекорыстных целей. Отсутствие образования суживало еще более круг его воззрений, хотя здравый ум давал ему, однако, возможность понимать пользу знакомства с Запа­дом для целей своей власти. Всему хорошему, на что был бы способен его ум, мешали его узкое себялюбие и чрез­вычайная лживость, проникавшая все его существо, отра­жавшаяся во всех его поступках. Это последнее качество, впрочем, сделалось знаменательною чертою тогдашних московских людей. Семена этого порока существовали издавна, но были в громадном размере воспитаны и раз­виты эпохою царствования Грозного, который сам был олицетворенная ложь. Создавши опричнину, Иван воору­жил русских людей одних против других, указал им путь искать милостей или спасения в гибели своих ближних, казнями за явно вымышленные преступления приучил к ложным доносам и, совершая для одной потехи бесчеловечные злодеяния, воспитал в окружающей его среде бес­сердечие и жестокость. Исчезло уважение к правде и нравственности, после того как царь, который, по народ­ному идеалу, должен быть блюстителем и того и другого, устраивал в виду своих подданных такие зрелища, как травля невинных людей медведями или всенародные истя­зания обнаженных девушек, и в то же время соблюдал самые строгие правила монашествующего благочестия. В минуты собственной опасности всякий человек естествен­но думает только о себе; но когда такие минуты для рус­ских продолжались целые десятилетия, понятно, что дол­жно было вырасти поколение своекорыстных и жестоко­сердых себялюбцев, у которых все помыслы, все стрем­ления клонились только к собственной охране, поколе­ние, для которого, при наружном соблюдении обычных форм благочестия, законности и нравственности, не оста­валось никакой внутренней правды. Кто был умнее дру­гих, тот должен был сделаться образцом лживости; то бы­ла эпоха, когда ум, закованный исключительно в узкие рамки своекорыстных побуждений, присущих всей совре­менной жизненной среде, мог проявить свою деятель­ность только в искусстве, посредством обмана достигать личных целей. Тяжелые болезни людских обществ, подо­бно физическим болезням, излечиваются не скоро, осо­бенно когда дальнейшие условия жизни способствуют не прекращению, а продолжению болезненного состояния; только этим объясняются те ужасные явления смутного времени, которые, можно сказать, были выступлением в наружу испорченных соков, накопившихся в страшную эпоху Ивановых мучительств.

Русская история в жизнеописаниях ее главней­ших деятелей. СПб., 1873. Вып. 2. С. 564-565.

Миниатюра: Борис Годунов — первый выборный царь