Ливонская война и татарское нашествие

Н. Костомаров

Ливонская война истощала силы и труд русского наро­да. Посошные люди, сгоняемые в Ливонию, погибали там от голода и мороза. Их высылали из далеких замосковских краев с запасами, заставляли тянуть байдаки и лодки, а средств к содержанию не давали. Они бросали работу, разбегались по лесам и погибали. Толпы русских были на­сильно переселяемы в ливонские города на жительство, заменяя переведенных в московское государство немцев, и пропадали на новоселье от недостатка средств или от немецкого оружия. Народ русский проклинал ливонскую войну, и современник-летописец замечает по этому пово­ду, что через нее чужие города наполнялись русскими людьми, а свои пустели. К довершению всех бедствий, недоставало давнего бича руского народа — татарского нашествия; и это суждено было испытать русскому на­роду.

Не послушавшись своих советников и Вишневецкого, Иван пропустил удобный случай покончить с Крымом, но раздразнил Девлет-Гирея. Крымский хан с тех пор посто­янно злобствовал против Москвы и дожидался случая от­мстить ей за прежнее самым чувствительным образом. […] Разбойник Кудеяр Тишенков да несколько детей бояр­ских, вероятно, его шайки (в числе их были природные татары), сообщили хану о плачевном состоянии русской земли, о варварствах Ивана, о всеобщем унынии русского народа, указывали ему, что наступает самое удобное вре­мя напасть на Москву. Тогда как силы Руси истощались, орда, бывшая прежде в расстройстве, поправилась. Де-влет-Гирей с необыкновенною скоростью собрал до ста двадцати тысяч крымцев и нагаев и, весною 1571 года, бросился в средину московского государства. Земские во­еводы не успели загородить ему путь через Оку. Хан обо­шел их, направился к Серпухову, где был в то время царь с опричниками.

Иван Васильевич бежал и предал столицу на произвол судьбы, как в подобных случаях поступали и все предше­ственники Ивана, прежние московские государи.

Земские воеводы (князья Вельский, Мстиславский и другие) приготовились было отстаивать столицу. Но тата­ры успели пустить огонь в слободы; пожар распространил­ся с изумительною быстротою по сухим деревянным стро­ениям; в какие-нибудь три-четыре часа вся Москва сгоре­ла. Уцелел один Кремль, куда не пускали народа; — там сидел митрополит Кирилл с царскою казною. Тогда в Мо­скве погибло такое множество людей, что современники в своих известиях преувеличили число погибших до 80 000. Трудно было бежать из обширного города, куда, кроме жителей, набилось много народа из окрестностей; тех захватил пламень, другие задохлись от дыма и жара. В числе последних был главный воевода князь Иван Вельский. Ог­ромные толпы народа бросились в ворота, находившиеся в той стороне, которая была удалена от неприятеля; толпа напирала на толпу, передние попадали, задние пошли по ним, за ними другие повалили их, и, таким образом, мно­гие тысячи были задавлены и задушены. Москва-река бы­ла запружена телами. В два месяца, говорил англичанин очевидец, едва можно будет убрать кучи людских и кон­ских трупов. Татары не могли ничего награбить; все иму­щество жителей Москвы сгорело. […]

В 1577 году приступил Иван Васильевич к решитель­ным действиям в Ливонии. Так как эта страна отдалась частью шведам, частью полякам, то московский государь снова вооружал против себя разом и тех, и других. Начали с Ревеля, принадлежавшего Швеции. Русские, под началь­ством князя Федора Мстиславского и Ивана Васильевича Шереметева Меньшего, зимою, в продолжении шести не­дель, пытались овладеть этим городом — и не успели. Не только шведы и немцы, но чухны дрались против русских. Крестьянское население, терпевшее утеснения от немец­ких баронов, было прежде расположено признать власть Москвы, но свирепость, с какою, по приказанию царя, русские обращались вообще с жителями Ливонии без раз­личия их происхождения, до того раздражала чухонь, что они составили большое ополчение под начальством Ива Шенкенберга, прозванного Анибалом за свою храбрость, и отличались против русских бесчеловечною жестокостию: не было пощады ни одному русскому, попавшему им в плен. Русские, не взявши Ревеля и потерявши под этим городом своего воеводу Шереметева, вышли из Ли­вонии. Вслед затем, весною, сам Иван вступил в Ливонию с таким огромным войском, какого еще не посылал в эту землю. Царь направился не в шведскую, а в польскую Ливонию. Успех был чрезвычайный. Город за городом сда­вались. Одни города взял сам царь, другие — Магнус; в числе взятых последним были: Кокенгузен, Венден и Вольмар. Тогда Магнус, которого Иван хотя и величал коро­лем, но держал в черном теле, не давая ему ни в чем воли, написал царю из Вендена письмо, и в письме заметил, что пора уже отдать ему королевство его во владение. Царь отвечал Магнусу со злою насмешкою: «Не хочешь ли в Казань, а не то — ступай себе за море!». Вслед затем он приказал призвать к себе Магнуса из Вендена, обвинил его в измене, в сношениях с курляндским герцогом и с поляками, обругал его и посадил под стражу. Преданные Магнусу немцы, услышавши, что сделалось с их королем, заперлись в венденском замке, страшась свирепства мос­ковских людей; они начали было стрелять в них; за это царь приказал взять замок приступом и осудил на избие­ние всех жителей Вендена. Все, сидевшие в замке, не ви­дали возможности устоять против русских и сами взорва­ли себя на воздух. Жители города Вендена подверглись жестоким мукам и смерти; ратные люди, по царскому при­казанию, изнасиловали всех женщин и девиц.

Русская история в жизнеописаниях ее глав­нейших деятелей. СПб., 1873. Вып. 2. С.492-493, 502-503.

Миниатюра: новгородское ополчение под командованием воеводы Василия Шереметева