Путь к трону. Екатерина II

Аудио-лекции Екатерина II, Правление Екатерины II

Стенограмма передачи “Не так” на радиостанции “Эхо Москвы”

5 января 2002 года
В прямом эфире радиостанции «Эхо Москвы» программа «Не так!»
В гостях — Александр Каменский, историк.
Эфир ведет Сергей Бунтман.

С.БУНТМАН: Мы остановились как раз на перевороте 1762 года, но сейчас нам придется несколько раньше, отойти к более ранним временам в истории, потому что нам нужно будет проследить и за историей развития Екатерины как человека еще плюс ко всему.
А.КАМЕНСКИЙ: Да, мы будем говорить о Екатерине Великой. Надо сказать, что о Екатерине написано очень много, написано и историками, и романистами, о Екатерине снято множество фильмов, написано пьес много, которые идут фактически по всему миру. И само царствование Екатерины занимает особое совершенно место в русской истории, особое потому, что это была целая эпоха — и по продолжительности (Екатерина царствовала почти 35 лет), и по тому месту, которое она занимает, по тому значению, какое она имеет в русской истории. Поэтому, конечно, мы будем говорить, наверно, не одну передачу о Екатерине. И поскольку у нас есть некоторый запас времени, если позволите, я бы хотел сегодня начать с того, что расскажу три коротеньких эпизода из моей собственной практики, которые, как мне кажется, по крайней мере отражают три подхода, три устоявшихся стереотипных точки зрения на Екатерину. Первый из этих эпизодов относится к концу 80-х годов. В это время мне журнал «Вопросы истории» заказал написать очерк о Екатерине II, и надо сказать, что это должна была быть первая публикация подобного рода за многие десятилетия советского времени. А конец 80-х годов, как вы прекрасно помните, это было время, когда на головы читателей обрушился гигантский поток публикаций на исторические темы. Но, в общем-то, все эти публикации были посвящены нашему относительно недавнему прошлому, 20-му веку, а история более ранняя казалась как бы понятной и не подлежащей пересмотру. И вот когда я стал работать над этим очерком, то я для себя решил, что я все-таки не буду оглядываться на существующие стереотипы советской историографии и буду писать так, как я это понимаю. И надо сказать, что я этому очень радовался и сам себе казался ужасно смелым. И когда я отнес написанное в редакцию, то через некоторое время мне позвонили и сказали, что со мной хочет встретиться главный редактор. Ну, я для себя решил, что, по-видимому, раз главный редактор хочет со мной встретиться, то, видимо, материал принят, но, по всей видимости, главный редактор хочет сделать какие-то свои замечания и потребовать от меня внесения какой-то правки, как я предполагал, именно в соответствии с устоявшимися взглядами. И я для себя решил, что я буду твердо стоять на своем. И вот встреча эта состоялась, очень, я бы сказал, торжественная, поскольку был главный редактор и ответственный секретарь редакции, зав. отделом и так далее. И главный редактор сказал — я прочитал вашу статью, даже дважды ее прочитал, она мне очень понравилась, мы ее непременно будем печатать, но Тут я напрягся и приготовился к бою. Но следующая фраза меня совершенно сразила. Но, сказал он, Вы были недостаточно смелы. Вы были недостаточно смелы, потому что Вы должны были написать, что время Екатерины — это было золотой век русской истории. И это меня совершенно поразило, к этому я был совершенно не готов. Второй эпизод связан тоже с этой публикацией. Когда она уже вышла, через некоторое время я случайно встретил в коридоре историко-архивного института известного нашего историка, к сожалению, ныне уже покойного, Владимира Борисовича Кобрина, который пожал мне руку и сказал я Вас поздравляю с замечательной публикацией, прекрасная статья, но, сказал он, Екатерину вашу не люблю. Я удивился, спросил почему, Владимир Борисович? Он сказал потому что она была узурпаторша. Сказал и пошел дальше по коридору. А я остался в полном изумлении, потому что я никак не мог понять и до сих пор, надо сказать, не очень понимаю, почему именно этот аспект был так непременно важен. И, наконец, третий эпизод, случай, который произошел спустя несколько лет еще, произошел в США. Я приехал в университет Калифорнии Беркли и должен был читать там открытую лекцию и рассказывать о новом отношении, о новых взглядах российских историков на Екатерину и ее царствование. И собирался рассказывать о том как раз, что теперь наконец-то в России отдается должное Екатерине и она почитается как один из самых выдающихся государственных деятелей русской истории. И меня встретил там профессор университета Беркли, известный американский историк русского происхождения Николай Валентинович Рязановский, который должен был меня представлять аудитории в этот день, председательствовать на этом заседании. И поскольку у нас было еще время до начала, он меня пригласил попить кофе в кафе. И когда мы пили кофе, Николай Валентинович вдруг сказал я не понимаю, почему русские интеллигенты всегда так прельщаются Екатериной. Эта женщина и после своей смерти обманывает людей.

С.БУНТМАН: Пояснил он?
А.КАМЕНСКИЙ: Нет, не пояснил. А я был настолько этим ошарашен в свете того, что я собирался как раз рассказывать Я понял, что все, что я собираюсь сказать, это как раз прямо противоположно тому, что только что сказал Рязановский. Вот это три маленьких эпизодика, но они, как я уже сказал, как мне представляется, отражают три точки зрения на Екатерину, три точки зрения, характерные не только для историков, он и для общественного сознания.
С.БУНТМАН: Я думаю, что мы сейчас две минуты канву сделаем жизни ранней, это первая половина, можно так сказать, жизни Екатерины до 62-го года. Родилась она в 1729-м году. Кстати, я думаю, что явные составители гороскопов просят напомнить, какого числа она родилась.
А.КАМЕНСКИЙ: Она родилась 21 апреля по русскому календарю, соответственно, это 1 мая по нынешнему нашему календарю.
С.БУНТМАН: А там уже приняли, в Германии?
А.КАМЕНСКИЙ: В Германии уже пользовались, она пишет в своих документах.
С.БУНТМАН: Хотя протестанты не очень стремились перейти.
А.КАМЕНСКИЙ: Но есть документы и екатерининские, в которых она поясняет, что я родилась 21 апреля, это 1 мая.
С.БУНТМАН: Давайте мы послушаем сейчас о Екатерине II, что нам коротко рассказывает Николай Александров.

Н.АЛЕКСАНДРОВ: Екатерина Вторая Алексеевна, урожденная София Фредерика Амалия, принцесса Ангальт-Цербстская, родилась 21 апреля 1729 года. Она была дочерью младшего брата маленького немецкого фюрста. Мать ее происходила из дома Гольштейн-Готторп и проходилась двоюродной теткой будущему Петру Третьему. Екатерина выросла в небогатой семье и получила посредственное воспитание. В 1743 году, вместе с матерью, Екатерина приезжает в Москву в качестве невесты наследника, Петра Федоровича. Она быстро приспособилась к новому положению, усвоила русский язык и православную веру, расположила в свою пользу Елизавету и двор. 21 августа 1745 года Екатерина была обвенчана с великим князем Петром, но только 20 сентября 1754 года у Екатерины родился сын Павел. Брак не был счастливым. А балы, охоты и маскарады, равно и как весьма распущенная придворная жизнь не спасали от скуки. Впрочем, Екатерина много читает Тацит, Вольтер, Монтескье стали ее любимыми авторами. Рождение сына, отнятого у Екатерины императрицей Елизаветой, не внесло улучшения в супружескую жизнь, которая затем окончательно расстроилась под влиянием сторонних увлечений. Ее отношения с Апраксиным, Понятовским и английским послом Вильямсом вызвали открытое недовольство Елизаветы. Более того, отношения с Вильямсом Елизавета имела основания рассматривать, как государственную измену. Два ночных свидания с Елизаветой привели к прощению Екатерины. К кончине императрицы Елизаветы Петр и Екатерина отнеслись различно. Новый император вел себя странно и беззастенчиво. Императрица подчеркивала свое уважение к памяти усопшей. Император явно шел к разрыву. Екатерину ждал развод, монастырь, а может быть и смерть.

С.БУНТМАН: Мы почти вернулись к тому же пункту, в котором мы завершили передачу в прошлый раз, когда речь шла о Петре III, но канва самая простая жизни Екатерины до 1762 года. Итак, Екатерина из маленького княжества. Настолько ли маленького? И настолько ли примитивно было ее воспитание?
А.КАМЕНСКИЙ: Я хочу сразу одну поправочку сделать. Небольшая ошибка вкралась в текст Николай Александрова. Имя, данное при рождении, было София Фредерика Августа, а прозвучало — Амалия. И прежде, чем уже перейти непосредственно к рассказу, я бы хотел сделать еще одно замечание общего плана, продолжающее то, о чем я только что рассказывал. То отношение, которое сложилось к Екатерине, мне кажется, в определенной степени является продуктом еще своеобразного психологического свойства. Дело в том, что мне кажется, что историкам и просто любителям истории иногда бывает сложно или часто даже, наверно, бывает сложно разгадать, несомненно, существующую своего рода загадку, загадку этой женщины, загадку самого феномена Екатерины Великой. Потому что какие бы аргументы, какие бы факты мы ни приводили, все равно до конца очень трудно осознать и понять, как получилось, что в России, все-таки достаточно архаичной стране, в 18 веке на русском троне оказывается женщина, которая абсолютно не имеет никаких прав на престол ни с какой точки зрения, потому что она просто абсолютно не состоит в родстве с царствующим домом, и более того, эта женщина — иностранка, немка, которая всю свою жизнь, до конца своих дней будет говорить с немецким акцентом, и вот именно эта женщина царствует в течение более 30 лет. Она войдет в русскую историю как Екатерина Великая. Вот здесь, безусловно, есть некая загадка, загадочность этого феномена. Я думаю, что мы можем только подбираться к ответам на эту загадку, до конца она все равно останется загадкой. И, подбираясь к этим ответам, мы прежде всего должны говорить о ее личных свойствах, о личности этой женщины. Да, Екатерина родилась в небогатой семье принца Христиана Августа Ангальт-Цербстского, который к тому же, в тот момент, в момент рождения дочери, собственно, и не был владетельным принцем, потому что принцем или, вернее, княжеством управлял его двоюродный брат в это время. А Христиан Август служил в прусской армии, имел чин полковника прусской армии и командовал полком, который был расквартирован в городе Штеттин, это нынешний Щецин в Польше, и, собственно, там и родилась Екатерина. Отец был лет примерно на 20 старше матери, принцессы Иоганны Елизаветы Гольштейн-Готторпской, и мать была, можно сказать, более родовита, чем отец. Принцы Ангальт-Цербстские, безусловно, состояли в родстве со всеми другими немецкими княжескими домами и королевскими домами тогдашней Европы, но в более отдаленных поколениях. А Гольштейн-Готторпский дом был достаточно весьма знатен и состоял в прямом непосредственном родстве с королевскими домами Швеции, Пруссии, Дании и ряда других европейских стран. Отец был человек довольно строгий, очень набожный и, по-видимому, имел на маленькую Екатерину чрезвычайно большое влияние. Она очень трогательно пишет об отце в своих воспоминаниях и пишет, в частности, о том, что никогда в жизни она после не встречала столь благородного человека, каким был ее отец. Мать была человеком совершенно иного рода. Она, согласно воспоминаниям современников, была довольно ветреной особой, она была молода и очень любила всякого рода развлечения. Жизнь в захолустном Штеттине, как и в захолустном Цербсте, в общем-то, ее не прельщала, она очень много разъезжала, все время путешествовала, посещала родственников, жила у них по несколько месяцев и все время брала с собой дочь. Это обстоятельство важно, потому что, как мне думается, оно способствовало тому, что у Екатерины в детстве, в отличие от ее будущего супруга, не возникло привязанности к какому-то определенному месту, которое она почитала бы как свой дом. Она родилась в Штеттине, с другой стороны, был родовой замок в Цербсте, в который время от времени приезжали, и надо сказать вообще, что сегодня в Германии сохранились руины этого замка. В руины он превратился во время Второй мировой войны, он был разбомблен английской авиацией неизвестно почему, потому что ясно, что это не был военный объект

С.БУНТМАН: В этих бомбардировках вообще очень много неизвестного, лучше как-нибудь в другой раз об этом поговорить.
А.КАМЕНСКИЙ: Но те руины, которые там существуют, а сохранились, конечно, изображения этого замка, и рядом, недалеко, от этих руин находится так называемый кавалерский корпус, здание 18 века небольшое двухэтажное, в котором сейчас располагается музей Екатерины II, единственный в мире музей Екатерины II, и в этом музее среди экспонатов можно видеть макет этого разрушенного замка. И надо сказать, что замок был довольно основательный, довольно большой, настоящий именно замок. Но как я сказал, у Екатерины не возникло привязанности к какому-то определенному месту, и я думаю, что это сыграло свою роль в том, что ей легче, гораздо легче, чем Петру II, было впоследствии привыкать к России. Далее, надо сказать, что эти путешествия, это посещение родственников имело и то значение, что Екатерина знакомилась с людьми и в том числе с людьми, которые впоследствии играли определенную роль в европейской истории. В частности, во время одного из посещений Брауншвейга, одна из брауншвейгских княгинь был воспитательницей ее матери, поэтому в Брауншвейг они приезжали достаточно часто, а Брауншвейгское княжество было в то время одним из самых крупных немецких княжеств и самых влиятельных. Вспомним, что русский царствующий дом находился в родстве с Брауншвейгским княжеским домом, из этого дома была жена царевича Алексея Петровича, и принц Антон Ульрих Брауншвейгский, муж правительницы Анны Леопольдовны. Так вот, во время одного из этих посещений Екатерина, в частности, познакомилась с будущим прусским королем Фридрихом Великим, человеком, который тоже сыграл важную роль в ее судьбе, во-первых, а во-вторых, когда она уже стала императрицей, это был тот человек, с которым она фактически, покуда он был жив, все время соревновалась в любви к наукам, в любви к просвещению, и в политике, конечно. Как воспитывали Екатерину? Да, с современной точки зрения, наверно, ее воспитание и образование было достаточно примитивным. Но по понятиям того времени, оно было абсолютно ординарным, обычным. Ее учили музыке, хотя мы говорили в прошлый раз о том, что Екатерина была абсолютно немузыкальна. Но ее учили иностранным языкам, в частности, ее обучили французскому, французским она владела в совершенстве, и ее обучили основам тех наук, которым должны были учить истории, географии, математики и так далее. Учили рисовать. То есть вот такой набор для девушки, чья судьба еще неизвестно как сложится, и основная проблема, которая волнует пока что ее родителей — это выдать ее замуж.
С.БУНТМАН: Но тут она начинает сама работать, и очень серьезно. Мне так кажется, во всяком случае.
—
С.БУНТМАН: Екатерина. Мать думает о том, как ее выдать замуж, и вообще это основная проблема. Когда она начала читать сама? Я не знаю, может быть, я слишком большое этому придаю значение, но и по запискам, и по всему это такой момент, когда она начала читать и что-то узнавать еще сама
А.КАМЕНСКИЙ: Мы достоверно знаем о том, когда она стала читать, лишь уже применительно ко времени после ее приезда в Россию. Читала ли она в детстве, до приезда в Россию, и читала ли она, в частности, что-либо серьезное в это время об этом нам ничего не известно. Мы знаем, что у Екатерины была воспитательница-француженка, ее звали Елизавета Кордель, если я не ошибаюсь. Мы знаем, что Екатерина была чрезвычайно живым и подвижным ребенком и в этом смысле доставляла всякие беспокойства окружающим взрослым, что с ней происходили некоторые неприятности. Однажды она опрокинула на себя шкаф большой с игрушками и оказалась погребенной под этим шкафом. Она болела в детстве, и она вспоминает в своих записках о том, как таким своеобразным образом ее лечили. Потому что врачи не могли найти причину болезни, и тогда призвали городского палача, который приходил и натирал ее своей слюной, и малоэстетичное лечение, но оно помогло. Екатерину трудно было уложить в постель, уложить спать, она, как она сама пишет, скакала на подушках, когда служанки выходили из комнаты. При этом она вспоминает также, что мать отобрала у нее все детские игрушки, когда ей было 7 лет, то она сочла ее уже взрослой, что мать воспитывала ее в почтении к старшим. И, с другой стороны, она пишет о том, что в ней с раннего очень возраста проявлялось сильное самолюбие, гордость, и мать пыталась с этими ее качествами бороться, и, в общем, мать можно понять, потому что, опять же, было неизвестно, как сложится судьба этой девочки, что ей придется в жизни пережить. И поэтому Екатерина вспоминает о том, что ее, в частности, заставляли целовать край платья у дам, которые бывали в доме. Она была упряма и она пишет о том, что убедить ее в чем-то можно было только если аргументы были логичными, как ей казалось. Она, видимо, обладала уже достаточно пытливым умом, потому что она вспоминает, хотя, конечно, она об этом вспоминает не случайно, о тех вопросах, которые она задавала своему учителю, пастору. И в частности, она спрашивала его о том, какая церковь самая древняя, и тот отвечал, что самая древняя это греческая православная церковь, и Екатерина в этом месте своих записок пишет с гордостью: «и вот теперь я глава этой церкви». Она задавала вопросы пастору, на которые он не мог ответить маленькой девочке. Она его спрашивала, например, что такое обрезание. То есть она доставляла определенные хлопоты. И когда ей было 12 лет, то в городе Эйтине состоялся своего рода съезд родственников, на который привезли маленького Карла Петера Ульриха, будущего Петра Ш. Это был первый случай, когда Екатерина, еще не Екатерина, а, как ее звали в доме, Фике, это сокращенно от Фредерика, впервые увидела своего будущего мужа. И она сообщает, что якобы уже тогда о нем ходили слухи, что он пристрастился к спиртным напиткам. Насколько это достоверно, трудно сказать, но это вполне могло быть, имея в виду, что о Петре известно, что впоследствии он был очень большим любителем пива, а все-таки понятно, что в Германии пиво подавалось к столу, как и вино, подавалось к столу, естественно, постоянно. Вот, собственно говоря, то немногое, что мы знаем о детстве Екатерины. Есть некоторые мемуарные свидетельства, достаточно бесцветные, я бы сказал. Вот некая баронесса вспоминает о том, что она знала маленькую Екатерину и никак не могла предполагать ее будущей судьбы. То есть, она не заметила в этой девочке ничего выдающегося, ничего незаурядного, что могло бы указывать на то, что она станет великой императрицей. В 1741 году родители поздравили Елизавету Петровну с восшествием на русский трон. Это было естественно, нормально, имея в виду, что когда-то женихом Елизаветы Петровны был брат матери будущей Екатерины. Елизавета Петровна в ответ прислала свой портрет, украшенный бриллиантами, и существует в литературе, встречается такое утверждение, что якобы этот портрет поправил финансовое положение семьи, что его, видимо, закладывали, отдавали в залог и так далее. Но надо сказать, что это мне представляется достаточно сомнительным просто по времени. Потому что давайте вспомним, что Елизавета Петровна взошла на престол в конце ноября 41-го года, в 42-м году мать Екатерины Иоганна Елизавета вместе с дочерью отправляются уже в Россию, времени просто не было.
С.БУНТМАН: Ну да, для того, чтобы провести все эти операции.
А.КАМЕНСКИЙ: Да. Елизавета Петровна искала невесту для наследника престола, и выбор ее пал на Софию Августу Фредерику Ангальт-Цербстскую. Выбор был достаточно случайный, но, тем не менее, связанный с определенными аргументами. Один аргумент был — сентиментальные воспоминания самой Елизаветы Петровны, второй был то, что это та же семья, это Голштейн-Готторпская семья, и, конечно, немалую роль сыграло то, что отец все-таки будущей императрицы был не очень богат, не очень знатен, не занимал особо видного положения, а следовательно, не был политически как-то опасен русскому двору. Нужно было найти такую невесту из семьи, которая бы не имела какого-то собственного политического значения. Письмо приходит в Цербст, его читают за столом, и, судя по мемуарам Екатерины, этого письма ждали. То есть, какие-то слухи доходили, что-то обсуждалось, и, по-видимому, была какая-то переписка, можно предположить, между родителями Екатерины и Фридрихом II, соответственно, почва уже была подготовлена. Но, тем не менее, когда письмо получили, Екатерина пишет о том, что родители все-таки колебались, они еще не приняли решения. Но она твердо высказала свое мнение в пользу того, чтобы принять предложение русской императрицы. Это, конечно, говорит о том, что Екатерина была к этому времени уже достаточно честолюбива, и это, опять же, проскальзывает в ее записках. Когда она, скажем, описывает эпизод во время обеда в замке в Цербсте, один из придворных, читая газету, находит в нем сообщение о том, что одна из родственниц дальних, молодая принцесса, стала женой принца Уэльсского, то есть претендует на английскую корону. И придворный говорит: «Вот ведь эта принцесса! Она и менее красива, чем наша принцесса, и хуже воспитана. А вот ведь как ей повезло! А что-то еще будет с нашей принцессой?» Екатерина запоминает это, фиксирует. Она упоминает в мемуарах, что во время одного из визитов в Брауншвейг она наблюдала там одну из княгинь брауншвейгских, чьи внуки царствовали в нескольких европейских странах. То есть, это было для нее важно, это обращало на себя ее внимание. Значит, она думала, она мечтала, а Россия, конечно же, открывала какие-то невиданные возможности. Огромная страна, и в этой стране правят женщины уже не одно десятилетие. Это будоражит воображение, конечно же.
С.БУНТМАН: То есть, она уже начинает об этом думать потихонечку.
А.КАМЕНСКИЙ: Она, возможно, об этом думает, что женщине возможно править, но вряд ли она думает о себе как о русской императрице. В этот момент представить себе, конечно, это пока совершенно невозможно, но она готова стать женой Петра III. Здесь есть еще один тонкий момент, на который бы я обратил внимание. Дело в том, что понятно, что это брак по расчету, совершенно очевидно. Но это не значит, что этому выражению «брак по расчету» в данном случае необходимо придавать тот негативный оттенок, который обычно придается. Дело в том, что для того времени совершенно естественно и нормально было, что судьбу детей решают родители. Ничего другого, собственно говоря, и практически не существовало. Бунт детей против родителей был явлением все-таки достаточно редким и заслуживающим описания в романе. Поэтому Екатерина готова была выполнить волю родителей. Но она одновременно с этим готова была совершенно искренне полюбить того человека, который ей предназначался в мужья. Потому что для девочки того времени было совершенно естественным любить не по своему выбору, а по указке родителей. Вот это твой будущий муж, а браки совершаются на небесах, значит, это муж, данный богом, и, соответственно, его надо любить. И Екатерина к этому была готова. Конечно, тоже будучи 14 лет от роду в это время, она не очень тоже себе представляла, что такое супружество, что такое семейная жизнь, с чем она связана. И вот мать с дочерью прибывают в Россию. Екатерина поражена, конечно, роскошью русского двора и роскошью, которая с самого начала окружает ее. Когда первый русский город на их пути — это была Рига, и здесь их встречал эскадрон кирасир, это само по себе красивое зрелище. Дело происходило зимой, и тут же на ее плечи была накинута роскошная шуба, подарок русской императрицы. И Екатерина вспоминает о том, что до этого момента, когда они въехали на территорию Российской империи, проезжали через другие города, через немецкие города, через Польшу, они нигде не удостаивались таких почестей, каких они удостоились сразу в этом первом русском городе. Дальше они едут в Петербург, и приезжают они в Петербург, когда там рождественские гуляния, она видит ледяные горы, по улице Петербурга водят слонов, которых персидский шах прислал в подарок русской императрице
С.БУНТМАН: Это конец 42-го года или 43-го?
А.КАМЕНСКИЙ: Это начало 44-го года. И дальше они едут в Москву, потому что двор в это время в Москве. Они приезжают в Москву, и первая встреча с императрицей тоже ошеломительна, потому что мы говорили о том, что Елизавета была очень красива, Елизавета была роскошно одета, и описание первой встречи с Елизаветой в записках Екатерины, конечно, чрезвычайно показательно, она пишет, что она увидела эту роскошную женщину, стоящую на верхней ступени лестницы, и она пишет о том, что видя ее в то время, невозможно было не поразиться ее красоте. И начинается жизнь. Сначала жизнь эта роскошная, придворная жизнь, бесконечная череда придворных праздников, которые так любила Елизавета Петровна, которых не знала маленькая немецкая принцесса, потому что даже прусский двор, королевский двор не был столь роскошным, как русский двор, и при прусском дворе не было таких роскошных празднеств, не говоря уже, конечно, о более мелких княжеских дворах тогдашней Германии. И Екатерину, можно сказать, первое время кружит в этом вихре нескончаемых балов, маскарадов и так далее. Впервые в жизни у нее появляются какие-то собственные карманные деньги, впервые в жизни она может что-то покупать сама. Все это кажется какой-то сказкой, конечно. Но постепенно она начинает, во-первых, уставать от этого, ей начинает надоедать. Потому что все-таки это однообразие этих развлечений становится для нее скучным, и в этом сразу же проявляется
С.БУНТМАН: До конца ее не увлекает такая жизнь елизаветинского двора.
А.КАМЕНСКИЙ: Да. То есть сразу мы видим это различие между Екатериной и Елизаветой, которая готова была всю жизнь проводить именно так. А вот у Екатерины это как бы естественно проявляется, это еще не осознанное, не отрефлексированное нечто, а просто это проявляется в какой-то усталости от этого и в желании чего-то другого, чего она еще сама не понимает. В 45-м году, как говорил Николай Александров, состоялась свадьба. Екатерина пишет, что с самого начала не очень, конечно, ее душа была расположена к Петру, но они были троюродные брат и сестра, они были примерно одного возраста, друзей каких-то других не было, и поначалу они общаются, как общаются мальчик с девочкой. Какие-то свои секреты у них появляются общие и так далее, но не возникает общих интересов с самого начала. 45-й год, свадьба, до этого Екатерина крещена по православному обряду, и ей и дано имя Екатерина Алексеевна. Она к этому времени уже немного, по крайней мере, владеет русским языком, она осваивает основы Закона Божия, и она пишет о том, и это подтверждается и другими источниками, что Елизавета Петровна во время ее крещения была чрезвычайно растрогана тем, как девочка твердо произнесла по-русски те слова, которые нужно было произнести. Наконец она становится уже великой княгиней Екатериной Алексеевной. Она чувствует, что состоялось то, к чему она стремилась, реализовалось ее счастье. Но на самом деле через какое-то время она понимает, что дела, в общем, обстоят не так хорошо. Во-первых, от нее ждут, что она произведет на свет наследника. А сделать это непросто, потому что фактически между ней и мужем нет супружеских отношений. Затем она себя ощущает как бы заключенной в своего рода золотую клетку, потому что за ней следят все время, за каждым ее шагом. Мать уехала из России, фактически ее выслали из России сразу же после свадьбы. Мать вела себя неосторожно, она пыталась лоббировать интересы Фридриха Прусского при русском дворе, и это очень не понравилось, ее сразу же отослали после свадьбы. Екатерина фактически одна. Когда они пишет письма к родителям, то даже если ей разрешают писать самой, потому что часто эти письма просто пишут за нее в коллегии иностранных дел, она их только подписывает, но когда она пишет их сама, то ей все равно нужно отдавать их в коллегию, для того чтобы там их прочитали. Когда спустя несколько лет, вспоминает Екатерина, умер ее отец и пришло известие о смерти ее отца, а в силу ее отношений с отцом для нее это было большое горе, конечно, она вспоминает, что Елизавета Петровна ей сказала, что ей не следует надевать траур, потому что ее отец не был лицом из королевского дома. То есть, конечно, она начинает ощущать, что отношение к ней Поначалу, как ей казалось, она была открыта для всех, и ей казалось, что все доброжелательны, все ее приветствуют и так далее, вполне естественное ощущение. Но со временем она понимает, что это двор, где у каждого человека свои интересы, где есть много подводных течений, где много плетется разнообразных интриг, связанных с властью, с влиянием на императрицу и так далее. Наконец она понимает, что и с императрицей найти общий язык не так просто, потому что императрица придирчива, капризна, бывает груба и так далее. Вот в этой ситуации, в этой атмосфере она со временем, спустя несколько лет, примерно с начала 50-х годов. И она обращается к чтению. Чтение становится для нее такой отдушиной. Сначала она читает то, что положено читать девицам в ее возрасте и в это время, романы. Она читает французские любовные романы, естественно. А затем к ней на стол попадают книги более серьезные, и здесь надо упомянуть еще одно имя, это имя шведского дипломата графа Гюлленборга, который сыграл, видимо, определенную роль в судьбе Екатерины. Она с ним встречалась впервые еще в детстве, и, согласно ее мемуарам (в данном случае проверить это мы никак не можем), именно Гюлленборг когда-то сказал ее матери, Иоганне-Елизавете, что эту девочку ждет необычная судьба, что это вообще незаурядный ребенок и ее ждет великое будущее. И затем она встречается с ним уже в Петербурге при русском дворе, и он ей говорит о том, что вы не можете ведь, с вашим умом и способностями, проводить время только на балах и так далее. И он дает ей совет: книги. И на столе ее оказываются серьезные книги. Книги по истории, по философии, по экономике, по юриспруденции. Она читает Тацита, она читает Плутарха, она читает Вольтера, Монтескье, она читает Энциклопедию и энциклопедистов, она читает мемуары, и она читает письма мадам Де Севинье, которые ее страшно восторгают, она читает биографию французского короля Генриха IV, который фактически становится ее политическим идеалом. И вот эти книги на протяжении нескольких лет формируют ее мировоззрение, ее мироощущение и формируют ее будущую политическую программу как императрицы.
С.БУНТМАН: Сейчас мы оставляем Екатерину Алексеевну за чтением. Возникает много вопросов, некоторые ответы получили прямо в ходе передачи, другие, наверно, получат ответ в следующих наших передачах. И вопрос вопросов, который неизменно мне задают, был ли Павел сыном Салтыкова.
А.КАМЕНСКИЙ: Мы дойдем до этого действительно, я думаю, в следующий раз.