ПРИЕМЫ ГОСУДАРСТВЕННЫЕ
ПРИЕМЫ ГОСУДАРСТВЕННЫЕ. Придворная жизнь на Руси складывалась сообразно тому значению, которое приобретала власть ее государей. Древние русские князья удельно-вечевого периода не претендовали еще на роль и значение царей московских. Князь домосковской Руси — это начальник дружины, «страж земли Русской», главный вождь в ее битвах с врагами, хранитель ее прав, но не самодержец. Поэтому пышная царская обстановка была ему совершенно чужда; народ почитал княжий дом, как жилище своего вождя, как место, где чинились суд и расправа, но и помину еще не было о том благоговейном трепете, который внушал дворец царей московских. Сообразно с этим и домашняя жизнь князя не была регламентирована особым чином или этикетом. Иноземных послов и гонцов родственных князей он принимал запросто, без особых церемоний. Но под влиянием византийских идей и обычаев, живым представителем которых была Софья Палеолог с окружавшими ее греками, московский государь не только вполне осознал свое царственное значение, приняв титул царя всея Руси, но и облек это значение в соответственные царские формы. Появилось новое устройство двора, выработались новые придворные обычаи и торжественные чины или обряды по образцу обычаев и обрядов двора византийского. Но эта пышная, великолепная обстановка царского сана прививалась постепенно и окончательно водворилась только при Иване Грозном, за которым официально, соборной грамотой утвержден был титул царя. По свидетельству Амвросия Контарини, который приезжал в Москву к Ивану III в 1473, т. е. спустя только год после приезда Софьи Палеолог, придворные торжества носили на себе еще характер первобытной простоты, напоминавшей древние княжеские отношения. Но ко 2-й пол. XVI в. выработался уже подробный устав, регулировавший жизнь московских государей до мельчайших подробностей. С особенной строгостью соблюдались правила, касавшиеся приезда и отпуска иноземных послов. По обычаям того времени нельзя было подъезжать близко не только к царскому крыльцу, но и вообще ко дворцу. Иноземные послы и вообще знатные иностранцы должны были выходить из экипажей, подобно боярам, на расстоянии нескольких сажень от крыльца, по словам Барберини, шагов за 30 или за 40, и очень редко выходили они у обширного помоста или рундука, устроенного перед лестницей. В этом требовании иностранцы видели излишнюю гордость и высокомерие, но на самом деле это был древнерусский обычай, о котором упоминают уже памятники XII в. и который сохранился не только во дворце, но и в народе, особенно в высших его слоях. Это была особенная почесть, которую гость воздавал хозяину дома и за которую последний, в свою очередь, устраивал гостю т. н. встречи. Встречи устраивались и иноземным послам, и в них-то гл. обр. выражались почести, которые им оказывались. Церемония встреч происходила на Красном крыльце, которое во время посольских приемов наполнялось дворовыми людьми и служилыми людьми младших разрядов, стоявшими здесь по обе стороны пути в богатейших одеждах, выдаваемых на этот случай из царской казны. Обычно по лестнице и по крыльцу стояли подьячие и дети боярские в цветном и золотном платье, а в сенях и у дверей Приемной палаты — жильцы в бархатных и объяринных терликах и в золотных шапках, с протазанами и алебардами в руках. Особенно пышные встречи делались только иноземным послам высшего ранга. Число встреч было неодинаково и сообразовывалось со значением и рангом посла: именитому послу и лицу царского происхождения давались три встречи. Первая, меньшая — у лестницы на подъездном помосте или рундуке, вторая, средняя — на крыльце против средней лестницы, ведшей в Грановитую палату, а иногда в сенях Приемной палаты, наконец, третья, большая — у самых дверей палаты. Другим, менее значительным лицам делались только две встречи: меньшая — на крыльце и большая — в сенях, а иным, как напр. иноземным посланникам, гонцам, купцам и т. п., устраивалась лишь одна встреча — в сенях, у порога или «недошед порога в сажень». Встречниками назначались в обычных встречах стольники с дьяками, а в более торжественных — боярин или окольничий со стольником и думным дьяком. Само разделение встреч на меньшие, средние и большие сообразовалось с родовой честью встречников: в меньших встречах участвовали помоложе, а в больших — постарше родовой честью. Дьяки при встречах говорили, обычно через толмачей, приветственные речи, объясняя, что великий государь, воздавая честь послу, повелел его встретить такому-то и такому-то; при этом провозглашались имена стольника и самого дьяка. Особенно дорогих гостей встречали с еще большими церемониями. В 1644 во время приема датского королевича Вольдемара, жениха царевны Ирины, после обычных трех встреч встретил гостя среди Грановитой палаты царевич Алексей Михайлович, сопровождаемый боярами и предшествуемый окольничими и стольниками, и наконец сам государь Михаил Федорович встретил королевича у ступени трона. Из трех лестниц, ведших в Грановитую палату, для встреч назначены были только две: Благовещенская и Средняя. Послы христианских государств входили во дворец Благовещенской лестницей, а послы и гонцы персидские, турецкие и татарские — Средней, потому что значение Благовещенской лестницы, как соборной паперти, не дозволяло входить по ней лицам нехристианского исповедания. Сами аудиенции давались с к. XVI в. в Грановитой палате, как самой обширной и роскошной, в которой царь являлся в полном блеске древнего великолепия, столь изумлявшего иностранцев. Царица на аудиенции не присутствовала, но для нее устроена была в Грановитой палате Смотрильная комната, тайник, сохранившийся до сих пор, хотя уже совершенно в ином виде. Он находился вверху, над святыми сенями, у западной стены и смотрильным окном выходил прямо против того места, где искони стоит государев трон. В этом большом окне вставлена была смотрильная решетка, обитая красной тафтой на хлопчатой бумаге; решетка задергивалась завесой с кольцами на медной проволоке. Скрытые т. о. царица, малолетние царевичи, старшие и младшие царевны и др. родственницы государыни следили за всем церемониалом приемов. Иноземные гонцы и посланники низших рангов принимались менее торжественно в Столовой избе. В Грановитой и Столовой палатах происходил только торжественный прием послов, переговоры же их с боярами велись в Ответной, или Посольской, палате, что вообще называлось ответом. Выражение «быть в ответе» значило вести переговоры, давать царские ответы или решения посольских дел. В Ответной палате, подобно Грановитой, устроен был тайник, тайное окошко, у которого государь слушал иногда посольские совещания. На отпусках, т. е. прощальных аудиенциях, иноземные послы с к. XVI в. до 1670 представлялись в Средней или Золотой палате, которая до к. XVI в. имела то же значение, что и Грановитая. Случалось, впрочем весьма редко, что в передней теремного дворца государь принимал иноземных послов запросто. Это была необычайная и величайшая почесть, которой удостаивались немногие. В апр. 1662 там были приняты цесарские послы, которые получили эту высокую почесть взамен посольского стола, даваемого обычно иноземным послам после приема. Такой же почести удостоен был 24 апр. 1664 английский посол Чарлус Говарт; 4 дек. 1667 в передней были приняты на отпуску польские послы Станислав Беневский и Киприян Брестовский. Гонцам и посланцам делались иногда приемы на крыльцах. Вероятно, это было самой меньшей степенью того почета, который должен был оказываться послу низшего разряда.
Мы видим, что при московском дворе выработалась законченная система почестей и обрядов, которыми должен был сопровождаться приезд иноземных послов сообразно их рангу и значению. Здесь все было определено заранее, ничто не возбуждало сомнения: сами послы играли при этом роль пассивную. Этого далеко нельзя сказать про церемониал самого приема, в котором послы должны были принимать активное участие и который устанавливался по соглашению послов с боярами. Редкая аудиенция в XVI и XVII вв. обходилась без споров и пререканий, которые иногда сильно обостряли отношения сторон; то посол отказывался исполнить церемониал, предложенный боярами, то он, в свою очередь, предъявлял требования, которые московский двор считал несовместимыми со своим достоинством. Для предотвращения подобного рода столкновений Москва заключила с западноевропейскими государствами целый ряд договоров с целью определить, как должны держать себя на приеме послы и государи договаривающихся держав. Так, в 1671 был заключен договор с Польшей о том, чтобы послы обеих держав являлись на прием с непокрытыми головами; такое же соглашение состоялось в 1674 со Швецией. Более подробные определения дает договор 1687 с курфюрстом Бранденбургским. Все эти договоры проникнуты стремлением московского двора «быть в равной чести» с дворами других держав. Цари требовали, чтобы их послы принимались при западноевропейских дворах с такими же почестями, какие оказывались иноземным послам в Москве, и ревниво охраняли свое достоинство, не считая для себя обязательными обычаи западноевропейские. Домогательства эти встречали особенно сильный отпор в австрийском дворе: государь австрийский, как цесарь Священной Римской империи, не допускал, чтобы московские цари считали себя в равной с ним чести. Поэтому сношения Москвы с цесарем наиболее изобилуют столкновениями по поводу церемониалов приемов. Так, напр., в 1698 едва не сорвалась в Вене аудиенция московского посольства, в состав которого инкогнито входил сам Петр I, путешествовавший тогда по Европе, т. к. австрийский двор отверг требования, предъявленные московскими послами, как несогласные с достоинством цесаря. Недоразумения подобного рода прекратились лишь при Петре I, в XVIII в., когда вообще внешняя сторона дипломатических отношений значительно упростилась. При преемниках Петра положение России как первостепенной европейской державы до того упрочилось, что отчасти она могла уже установить обязательный для всех иноземных послов церемониал. В 1744 появился «Церемониал для чужестранных послов при Императорском Всероссийском Дворе». Церемониал этот различает приемы приватные или партикулярные, без публичного въезда посла, аудиенции публичные, которые давались после публичного въезда посла в столицу, и приемы отпускные, при которых соблюдался тот же порядок, что и при публичных. После публичного приема посол в тот же день представлялся членам Императорской Фамилии, каждому отдельно. В тот же день, или по крайней мере на следующий, посол обязан был делать визиты канцлеру и вице-канцлеру, которым предписано «встречать его, 4 или 5 ступеней сшед с крыльца, и провожать его до кареты, дожидаясь до тех пор, пока он поедет, еже и посол равномерно соблюдает» при получаемых им контрвизитах. Церемониал 1744 действовал до 1827, когда были выработаны новые «Высочайше утвержденные этикеты при Императорском Российском Дворе и обряды, наблюдаемые при представлениях Их Императорским Величествам и Их Императорским Высочествам дипломатических и других особ». Церемониал 1827 во многом напоминал обычаи Московского двора: он принимает целую иерархию дипломатических агентов различных рангов; различие в почестях, оказываемых агентам того или другого разряда, сводилось к более или менее торжественной «встрече» их. Различались следующие разряды лиц, представляемых на приемах: 1) послы европейских держав; 2) чрезвычайные посланники и полномочные министры; 3) поверенные в делах и др. дипломатические агенты; 4) знатные иностранцы. Публичный съезд послов в столицу был отменен, приватный прием сохранен для таких только случаев, когда первая аудиенция должна была даваться в каком-либо из загородных императорских дворцов; на такой прием послы приезжали в собственных экипажах, обычно же послы прибывали на приемы в придворных экипажах в сопровождении церемониймейстера. Наверху парадной лестницы посла принимал камер-юнкер Его Императорского Величества и шел перед ним до первого входа в апартаменты, где посла встречали обер-церемониймейстер с гофмаршалом и сопровождали его до комнаты ожидания. У дверей комнаты перед залом приема встречал посла обер-гофмаршал, а перед входом в сам зал приема принимал его обер-камергер. Все эти особы, равно и сопровождавшие посла чины посольства, оставались в комнате ожидания, и в залу аудиенции никому входить не позволялось. По окончании приема посол препровождался обер-церемониймейстером и церемониймейстером на прием к государыне императрице, на котором присутствовали обер-гофмейстерина или гофмейстерина. В знак особенного внимания к пребывавшим в столице послам разрешено было им, и им одним только, при приезде ко двору выезжать в каретах (непременно парадных) на большой двор и выходить из них на большом подъезде дворца, но карета должна была немедленно же удалиться и приехать за послом по окончании аудиенции, «ибо никакой карете не дозволяется на большом дворе Императорского дворца оставаться для ожидания». Аудиенции дипломатов низших двух разрядов и знатных иностранцев отличались все менее и менее торжественными встречами: их встречали придворные чины низших рангов и в меньшем числе. Знатные иностранцы представлялись послом, если он в тот день сам имел аудиенцию, в противном случае церемониймейстером. Особые правила соблюдались при приезде к Высочайшему двору посольских супруг.
В н. XX в. все дела о государственных приемах были сосредоточены в Экспедиции церемониальных дел, управляемой обер-церемониймейстером и состоящей из церемониймейстеров, правителя дел Экспедиции и двух секретарей. Последние трое во всех торжественных случаях принимали на себя обязанности помощников церемониймейстера и встречали особ дипломатического корпуса. По существовавшим правилам, начальники иностранных миссий для испрошения приемной аудиенции императора как для них самих, так и для членов их семейств, а равно для чинов своих миссий и именитых иностранцев, обращались к министру иностранных дел. Последний, получив соизволение особ, уведомлял начальников миссий о дне и часе приема и в то же время сообщал о них министру Императорского двора, который, в свою очередь, извещал обер-гофмаршала и обер-церемониймейстера для зависевших от них окончательных распоряжений. Прием государыни императрицы испрашивался министром иностранных дел не непосредственно, а через министра Императорского двора, который, получив соизволение, поручал обер-церемониймейстеру уведомить начальников иностранных миссий и давал знать обер-гофмаршалу. Прием у императорских высочеств испрашивался начальниками миссий через обер-церемониймейстера. В Экспедиции церемониальных дел велись списки всех лиц дипломатического корпуса и знатных иностранцев, представленных к Высочайшему двору, с обозначенным временем приема каждого. С. Ю.
