ПРЕСТОЛОНАСЛЕДИЕ
ПРЕСТОЛОНАСЛЕДИЕ, российские Основные законы устанавливали два порядка престолонаследия, основной — для мужского пола по праву первородства и субсидиарный — для женского пола по праву заступления, т.е. для обоих порядков применялись совершенно различные принципы. Ст. 27 гласила: «Оба пола имеют право к наследию Престола; но преимущественно принадлежит сие право полу мужскому по праву первородства; за пресечением же последнего мужского поколения наследие Престола поступает к поколению женскому по праву заступления». Затем следовали две статьи, 28 и 29, устанавливавшие наследование по линиям в порядке первородства. Именно ст. 28 говорила: «Посему наследие Престола принадлежит прежде всего старшему сыну Царствующего Императора и по сем всему его мужскому поколению», а ст. 29 указывала: «По пресечении сего мужского поколения наследство переходит в род второго сына Императора и в его мужское поколение; по пресечении же второго мужского поколения наследство переходит в род третьего сына и т. д.».
Следующая же статья, 30-я, говорила уже о субсидиарном порядке престолонаследия, особенно подчеркивая его субсидиарность допущением его лишь «по пресечении последнего поколения сыновей Императора», когда Престол переходит к женскому поколению последнецарствовавшего. Ст. 30 предполагала восстановить и при переходе в женские линии опять порядок предпочтения мужского лица женскому, делая исключение лишь для того женского лица, от «которого право беспосредственно пришло».
Важно прежде всего уяснить, кого разумеет законодатель под сыновьями Императора. Разъяснение этому давала ст. 129 Основных законов, которая говорила, что «все младшие сыновья Императора или младшие Его поколения, т. е. все, кроме первородного, считаются по рождению своему яко сыновья Государевы». В силу ст. 130 «вторые и все младшие сыновья старших поколений, яко сыновья определенного для заступления Престола, считались наравне с сыновьями Государевыми с предоставленными для них правами». В противоположность сыновьям Государевым закон российский знал Государевых детей, о которых говорила ст. 128: «Старший сын Императора и все старшие, от старшего поколения происшедшие, доколе Фамилия Императорская существует, уважаются и почитаются, ввиду Императора, яко наследники Престола, и носят наименование Государевых детей».
Для уяснения этих терминов сам имп. Павел I в Учреждения от 5 апр. 1797 дал пояснения примерами для всех последующих рядов поколений Императорской крови. «Дабы все вкупе ясно изображено было, и чтобы никто под видом справедливости некоторого двойного толка изречениям всего нашего учреждения не представил, назначаем мы точный оному смысл объяснить именами, предполагая в пример наших двух сыновей, Александра и Константина, в виде размноженных их фамилий, а посему определяем, что 1) Константин, яко младший наш сын, не имея права к наследию Престола, доколе мужское поколение Александрово не пресечется, получает все определенное для Императорского сына… 2) Александр, старший наш сын, по праву наследства почитается наследником и наследное имеет содержание. Дети его, происходя от наследника Престола, быть должны в виде детей Императора, и для того старший его сын считается наследником и пользуется титулом, содержанием и всеми прочими преимуществами, для последних нами предположенными. Второй сын и все прочие его сыновья, хотя по родству нам уже внучата, но титул и содержание получают равное с назначенным для великого князя Константина. Дети второго сына сына нашего Александра на равной будут степени с детьми Константина, и все поколение его подобно и того правом пользоваться должно. Дети старшего сына сына нашего Александра разделение между собой иметь будут, согласное с разделением, назначенным для детей наших, и старший потому будет наследником, а младшие получают равную степень в титулах и пенсиях с определенными для второго сына нашего, и так далее во все последующие ряды поколений Императорской крови. Из всего сказанного и заключается, что все старшие, от старшего поколения происшедшие, доколе Фамилия Наша существует, почитаемы быть должны, касательно до преимуществ и содержания, как наследники. Все младшие сих старших поколений, яко сыновья определенного для заступления Престола, считаться будут сыновьями Императора с предположенными для них правами».
Под это определение сыновей Императора подходили все лица мужского пола от Царствующих Императоров, т. е. все агнаты Дома. Их порядок преемства и регулировался как основной в первую очередь в вышеуказанных ст. 28 и 29. Устанавливалось наследование по линиям с предпочтением линии старшего сына, исключающей линии младших сыновей; дети и потомки старшего сына исключали еще живущего второго сына. В немецкой терминологии линия старшего сына именовалась главной линией, а другие — побочными. В линию отца, занимающего трон, включались все линии его сыновей. Наконец, главная линия в немецкой терминологии не есть непременно старшая, ибо в случае занятия Престола младшей линией, если в старшей линии нет соответствующих требованиям закона наследников, эта младшая линия становится главной, по отношению к которой все другие являются побочными. Главной линией, т. о., является линия царствующая, а все другие — нецарствующими линиями Царствующего Дома, хотя бы они были старшими.
Прежде чем перейти к принципу первородства и рассмотрению вложенных в него идей, надо указать на то, что весь этот агнатский порядок престолонаследия являлся именно основным, по отношению к которому наследование женщин и когнатов являлось порядком субсидиарным, не только у нас, но и вообще в немецком праве, откуда до мельчайших подробностей заимствованы были все основные принципы российского престолонаследия.
Принцип первородства, являясь объективным принципом, призванным регулировать порядок престолонаследия, вовсе не был таковым без предъявления всяких дальнейших требований к лицу, могущему наследовать Престол. Принадлежность к Царствующей Фамилии была лишь первым и основным условием для права на Престол; также и первородство не являлось абсолютным принципом, а лишь указателем пути, по которому надо искать престолонаследника, отвечающего требованиям закона: первый, в порядке первородства отвечающий этим требованиям, и призывался к престолонаследию.
В большей части немецких государств наследование женщин и вообще когнатов или вовсе исключено, как в Пруссии, Ольденбурге, Кобург-Гота, Ангальте, Веймаре, в обоих Рейссах, в обоих Мекленбургах, или же допущено субсидиарно, именно: в Австрии, Баварии, Вюртемберге, Брауншвейге, Гессене, Саксонии, Мейнингене, Шаумберге-Липпе, Рудольфштадте, Зандергаузене и Вальдене (в Бадене при этом допускаются к престолонаследию только мужские потомки принцесс, но не они сами). Предположение против наследования когнатов всегда подразумевалось и в немецком государственном праве, и в семейных статутах, и это вполне понятно, ибо в основе системы наследования лежало ленное право; лены же в принципе наследовались только мужчинами, и наследственное право женщин вводилось как особое исключение в силу особой императорской привилегии.
В силу такого положения при отсутствии особых законодательных определений считалось возможным умалять наследственные права когнатов, установленные нормами семейных статутов, без их согласия, чего не допускалось в отношении агнатов.
В женских линиях порядок престолонаследия следовал не праву первородства, а праву заступления, обратному праву первородства.
При установлении в России этого субсидиарного порядка наследования законодателю пришлось установить особые предписания на тот случай, когда Престол дойдет до такого лица, которое и царствует на другом Престоле и исповедует иную веру.
Согласно ст. 188 Основных законов, «Лицо Императорской Фамилии, вступившее в брачный союз с лицом, не имеющим соответственного достоинства, т.е. не принадлежащим ни к какому царствующему или владетельному Дому, не могло сообщить ему прав, принадлежащих Членам Императорской Фамилии». Дети следовали состоянию родителя, принадлежавшего к худшему состоянию. Достаточно взглянуть на браки московских царей, чтобы увидеть, что московской эпохе этот принцип был вовсе неизвестен. Если Иван III был женат на Марии Тверской и во второй раз — на Софии Палеолог Греческой, т. е. на представительницах владетельных или царствовавших Домов, то в браках последующих Царей встречаем мы по преимуществу браки на подданных: Василий III первой женой имел Соломонию Сабурову, второй — Елену Глинскую, Иван IV — Анастасию Романову, Федор Иванович — Годунову Ирину, Михаил Феодорович — Долгорукову Марию и Евдокию Стрешневу; Алексей Михайлович — Марию Милославскую и Наталию Нарышкину; Петр I — Евдокию Лопухину и Екатерину I Алексеевну.
Роды, к которым принадлежали эти лица, большей частью вовсе не занимали суверенного в государственном смысле положения или утратили его давным-давно к моменту их бракосочетания поступлением на московскую службу, не говоря уже о том, что среди них встречались и лица низшего социального положения, как Екатерина, жена Петра I. Перемена наступает с воцарением в лице Петра III Гольштейн-Готторпского Дома. С ним начинаются браки на немецких принцессах из царствующих в немецких государствах Домов. Так, Петр III был женат на принцессе Ангальт-Цербстской, Павел I в первый раз — на принцессе Гессен-Дармштадтской, во второй раз — на принцессе Вюртембергской, Александр I — на принцессе Баденской, вел. кн. Константин Павлович в первый раз — на принцессе Саксен-Зальфельд-Кобургской, Николай I — на принцессе Прусской, вел. кн. Михаил Павлович — на принцессе Вюртембергской.
Перед тем как вел. кн. Константин Павлович женился во второй раз 12 мая 1820 на польской графине Иоанне Грудзинской, последовал манифест Александра I от 1 марта 1820, по которому лица Императорской Фамилии, вступая в неравнородный брак, не могли сообщать преимуществ, принадлежащих членам Императорской Фамилии, другому лицу, и дети от такого брака не имели права наследовать Престол. Понятие неравнородства было принесено из немецкого права, где оно составляло сложные таблицы расчетов, сложностью своей напоминающие наше старое наследственное преемство служебных отношений в московскую эпоху, известное под названием местничества, хотя оно было нечто от него совершенно отличное. Статут каждого высокодворянского Дома определял, какой брак признается для его членов равнородным; право это могло быть писаным или составлять домашний обычай, наличность которого удостоверялась семейным советом; поскольку не устанавливал правил статут Дома, применялось общее княжеское право.
Принцип равнородства был признан в XVIII—XIX вв. только в немецких государствах Германии, а также в Австро-Венгрии, где действовало общее немецкое княжеское право. В России этот принцип был введен манифестом от 20 марта 1820. В 1886 он был еще усилен требованием для равнородства принадлежности к одной из царствующих династий, так что из равнородства исключались прежде царствовавшие европейские Дома. В 1889, 23 марта, Именным Высочайшим Указом были запрещены членам Императорского Дома браки с неравнородными лицами, но сила этого указа была несколько ослаблена Именным Указом от 11 авг. 1911, запретившим такие браки только великим князьям и великим княжнам, разрешив их, т. о., для князей и княжон Императорской крови.
Напротив, во всех других государствах, кроме немецких и России, т.е. в Англии, Испании, Норвегии, Швеции, члены Царствующих Фамилий могли заключать браки, полноправные для своего потомства, с лицами, даже не принадлежащими к дворянству. Гарантией того, что брак будет соответствовать своему назначению и не будет понижать нравственного культурного уровня, всюду считается дисциплинарный контроль царствующего государя. И в этих государствах, не знавших понятия равнородства, лица Царствующих Домов могли посредством брачного договора исключить последствия, вытекающие из полноправного брака, т. е. заключить по договору брак законный, но морганатический, в смысле непредоставления жене и детям прав, связанных с принадлежностью к Царствующему Дому.
Постановления Основных законов Российской Империи, относившихся к престолонаследию в н. XX в., можно разделить на три разряда: 1) особо незыблемые для самого монарха; 2) те, об изменении которых возбуждать инициативу может только монарх; 3) те, которые могут быть изменены им единолично при соблюдении известных ограничений, вытекающих как из ст. 125 Основных законов, так и из наличности особо незыблемых законов, составляющих в нашем подразделении первую группу.
Что касается этой первой группы, ограничивающей монарха при всех проявлениях его власти, то одни постановления касаются правил престолонаследия, установленных в статьях 25—39, а другие вытекают из самого понятия царской власти как Священного чина и ее связанности в вопросах веры и Церкви. Это понятие воспринято нашими Основными законами: 1) в статьях 57 и 58 о священном короновании и Миропомазании; 2) статьях 62—64 в отделе о вере; 3) во всех статьях, являющихся развитием принципов, установленных в главах о священном короновании и о вере. Так, напр., ст. 185 в скобках содержит указание на ст. 62, как внутренне с ней связанную, а под собой содержит ссылку на тот же принцип, признающий Государя как Главу Церкви, установленный в акте от 5 апр. 1797, которому присягает Государь дважды: при вступлении на Престол и при короновании. Содержание этого принципа указано в ст. 64, устанавливающей, что Государь есть верховный защитник веры и блюститель правоверия. Под той же статьей есть ссылка на акт церковного законодательства — Высочайше утвержденное заключение Синода от 24 апр. 1841. Сначала будем говорить о статьях 25—39, касающихся порядка престолонаследия. В этот отдел внесена первая часть постановлений акта от 5 апр. 1797. На присяге Государя и основывается их особая прецептивная для самого Императора сила.
Незыблемость требует сохранения основной идеи закона — назначение наследника самим законом и независимость престолонаследия от воли царствующего Государя, устранение его воли от выбора конкретного наследника. Она не может, однако, абсолютно устранить возможность издания правил общего характера, определяющих отношения будущие. Напр., с изменением правовых воззрений возможно констатирование законом уже изменившихся в правосознании понятий. Так, напр., не видно, почему Государь не может уничтожить принцип равнородства, не отвечающий более тем политико-юридическим воззрениям, которые его породили в XVII в. Но Государь не может делать таких нововведений, которые поражают основную идею царской власти — быть выразителем нравственного идеала народа и носителем власти, обязанным ею только Божию Промыслу, а не многомятежного человечества хотению. Это понятие, как вытекающее из христианской религии, есть в идее Закон Священный.
На практике закон о преемстве Престола подвергался некоторым изменениям и после Павла I. В него вносились дополнения. Так, имп. Александр I издал правило о неравнородных браках в манифесте от 20 марта 1820. Там говорилось: «Мы признали за благо для непоколебимого сохранения достоинства и спокойствия Императорской Фамилии и самой Империи Нашей присовокупить к прежним постановлениям следующее дополнительное правило: если какое лицо из Императорской Фамилии вступит в брачный союз с лицом, не имеющим соответственного достоинства, т.е. не принадлежащим ни к какому Царствующему или владетельному Дому, в таковом случае Лицо Императорской Фамилии не может сообщить другому прав на наследование Престола». Правило это составило ст. 36 Основных законов, а правило о непринадлежности к Императорскому Дому неравнородной супруги и детей от неравнородных браков — ст. 188, лишний раз показывая, что понятие принадлежности к Императорскому Дому и право на Престол неравнозначны и в глазах закона.
Хотя манифест от 20 марта 1820 лишь дополнял правила престолонаследия, он, по существу, их изменял, поскольку возможное потомство лица Императорского Дома от неравнородного брака, могущего наследовать по праву первородства, этим нововведением от Престола устранялось. Это лишний раз показывает, что и в этом случае законодатель не усматривал в принципе первородства принципа абсолютного, которым он, впрочем, нигде и никогда не был. Он оставался лишь путеводной звездой к указанию очереди для престолонаследия, но нигде не выявлялся как единственное требование закона для престолонаследия.
В другое время другие прибавления были сделаны в незыблемой части Основных законов в другие царствования. Так, имп. Николай I ввел статьи 37 и 38 об отречении от прав на Престол: при кодификации законов о престолонаследии в женском поколении были заменены выражения «мой», «моей» словом «Император Родоначальник». Имп. Александр III в 1886 производил общий пересмотр Учреждения об Императорской Фамилии и совершенно изменил, между прочим, ст. 12, а в 1889 восстановил действие прежней. У нас нет в распоряжении соответствующих актов для документального подтверждения, но и понятие равнородства менялось: то разумелись под равнородными лица только Царствующих Домов, то вместе с ними и лица Царствовавших ранее Домов.
Но понятию незыблемости Основных законов и всему их смыслу и духу абсолютно противоречит издание царствующим Государем конкретного распоряжения по отношению к конкретному лицу Императорского Дома, касающегося его права на Престол. Сам закон указывает пределы влиянию воли Государя на престолонаследие. Так, косвенно оно возможно по закону, поскольку закон предоставляет право Государю разрешать или не разрешать браки членам Императорского Дома и тем косвенно влиять на права престолонаследия этого потомства, но он не может касаться прав престолонаследия самого лица, вступающего в брак.
Также при браке неравнородном. Государь может его разрешить и не разрешить, но не может поражать права на Престол самого лица, вступающего в неравнородный брак, и дать права на Престол потомству от этого брака. Государь может разрешить и не разрешить брак с иноверной принцессой, но не может дать этим разрешением право на ту очередь престолонаследия, которую данное лицо утрачивает через такой брак, как не может восстановить и потомству от этого брака его очередь престолонаследия, которая отдаляется происхождением от иноверных родителей в силу ст. 185. Государь не может своим распоряжением изменять права престолонаследия, вытекающие из самого закона. Поэтому применение ст. 70 Основных законов (изд. 1892) при определении правил престолонаследия абсолютно исключено. Признание такого права было бы фактическим возвращением к принципам указа Петра I о престолонаследии, абсолютно исключенным Актом от 5 апр. 1797.
Соблюдение законов о престолонаследии являлось границей для власти Государя; не противоречит этому положению и ст. 222, по которой «Царствующий Император, яко неограниченный Самодержец, во всяком противном случае (в случае неповиновения) имеет власть отрешать неповинующегося от назначенных в сем законе прав и поступать с ним, как с преслушным воле Монаршей». Что здесь не имелась в виду неограниченная власть, видно уже из того, что ст. 125 ставит власти Государя при изменении статей этого отдела общую границу в соблюдении общих законов и в невостребовании новых из казны ассигнований. Но Государь был связан еще законами о престолонаследии и о вере. Слово «неограниченный» имело скорее острие, обращенное в другом направлении, — в сторону агнатов, т. е. Государь проявлял свою дисциплинарную семейную власть без участия агнатов.
Вполне убедительным доказательством того, что эта статья не давала Государю прав лишать права престолонаследия, является, помимо общего принципа незыблемости законов о престолонаследии, и источник этой статьи, а именно § 71 Учреждения об Императорской Фамилии, из которого ясно вытекает, что под правами, которые имеются в виду в этом законе, разумелись лишь права на содержание. Там говорилось: «Расположив таким образом волю Нашу о содержании всего Нашего поколения и обеспечив каждого в получении ему определенного, хотя сим и дали Мы всем право получать и требовать принадлежащего, однако из всех сих данных преимуществ ненарушимым залогом поставляем иметь каждому из Фамилии Нашей к Царствующему Лицу совершенное почтение, повиновение и подданство, равномерно и миролюбное обращение в сохранении семейной тишины и согласия. Царствующий, яко неограниченный Самодержец, во всяком противном случае имеет право от назначенного Нами отрешать и поступать с неповинующимися воле Нашей, и воле каждого, место Наше занимающего».
Связывая начало параграфа с концом, видно, что речь идет о лишении Государем содержания неповинующегося ему члена Императорского Дома, но ни прямо, ни косвенно, путем исключения из состава Дома, Государь не может лишать права на Престол. Весь смысл незыблемости закона заключается в определении Наследника законом самим и в изъятии престолонаследия из усмотрения Царствующего Государя. В силу закона (статьи 135—143) Император извещается о всех переменах в составе Императорского Дома (о рождении, браках, смерти) и об этом публикуется во всеобщее сведение; Он же ведет родословную книгу, и запись туда является доказательством сопричтения к Императорскому Дому.
Правила о престолонаследии не ограничивались статьями 25—39, составлявшими отдел о порядке наследия Престола, но в значительной степени зависели и от других статей, в иных отделах Основных законов расположенных. Так, в силу ст. 25 первым основным условием для престолонаследия являлась принадлежность к Царствующему Дому, а состав этого Дома определялся Учреждением об Императорской Фамилии. В отделе о степенях родства есть статьи 126 и 134, которые определяли качества браков, от которых должны происходить члены Императорского Дома; в отделе о вере ст. 63 устанавливала вероисповедание Императора; в отделе о браках ст. 185 предписывала лицам мужского пола Императорского Дома, могущим иметь права на Престол, совершать заключение брака с иностранными принцессами лишь по восприятии ими Православия; следовательно, в момент открытия престолонаследия закон требовал от каждого наличности исполнения этого предписания.
Вот какими условиями связывалось агнатское престолонаследие по Основным законам Российской Империи:
I. В силу ст. 25 требуется принадлежность к Императорскому Дому в широком смысле; состав Дома определяется ст. 126.
II. Требуется быть среди агнатов первым в порядке первородства, отвечающим всем остальным предположениям Основных законов.
III. Принадлежность к православному исповеданию в силу ст. 63 и готовность к совершению священного коронования и Миропомазания по чину Православной Церкви, предписанному ст. 58 и предполагаемому ст. 39.
IV. Женитьба на принцессе, принявшей Православие до брака в силу ст. 185.
V. Происхождение от родителей, принявших Православие до брака в силу ст. 185.
VI. Согласие данного лица на принятие священного подвига самодержавной власти, ибо в силу статей 36 и 37 допускается отречение от Престола для лица, имеющего на него право. Кроме того, по существу дела всякий подвиг не может не предполагать участия воли человека в его приятии. Когда вел. кн. Константин Павлович получил известие о присяге ему из Государственного Совета, он в письме от 3 дек. 1825 писал его председателю кн. П. В. Лопухину, «что в сем случае отступили от законной обязанности принесением мне неследуемой присяги, тем более что сие учинено без моего ведома и согласия. Вашей Светлости и то должно быть известно, что присяга не может быть сделана иначе как по манифесту за Императорской подписью».
VII. В отделе о гражданских правах членов Императорского Дома ст. 165 (изд. 1857) говорит: «При торжественном объявлении совершеннолетия лиц, по крови к Императорскому Дому принадлежащих, они присягают в присутствии самого Государя как в верности Царствующему Государю и отечеству, так равно и в соблюдении прав наследства и установленного семейного распорядка». Присяга эта приводится в приложении IV к Основным законам и составляет клятву верности монархическому принципу, запечатленному в Основных законах. Вот эта присяга: «Именем Бога Всемогущего перед Святым Его Евангелием клянусь и обещаюсь Его Императорскому Величеству моему Всемилостивейшему Государю… и его Императорского Величества Всероссийского Престола Наследнику Его Императорскому Высочеству Государю Цесаревичу Великому Князю… верно и нелицемерно служить и во всем повиноваться, не щадя живота своего до последней капли крови, и все к Его высокому Его Императорского Величества Самодержавию, силе и власти принадлежащие права и преимущества, узаконенные и впредь узаконяемые по крайнему разумению, силе и возможности предостерегать и оборонять, споспешествуя всему, что к Его Императорского Величества верной службе и пользе государственной относиться может, а по званию моему Члена Императорского Дома обязуюсь и клянусь соблюдать все постановления о наследии Престола и порядке Фамильного Учреждения, в Основных Законах Империи изображенные, во всей их силе и неприкосновенности, как перед Богом и Судом Его Страшным ответ в том дать могу. Господь Бог мне в сем душевно и телесно поможет. Аминь». Если, т. о., престолонаследие дойдет до члена Императорского Дома, который отказался от такой присяги или не соблюл такой присяги, то ясно, что закон его не может призывать к наследованию по тем законам, которых он сам явно не признает. Так, напр., если бы вел. кн. Михаил Александрович не по революционному насилию, а добровольно объявил, что он примет власть только от Учредительного Собрания, т.е. в силу лишь народного суверенитета, то это было бы отказом с его стороны признать обязательность Основных законов, построенных на монархическом принципе, и такое его публичное волеизволение исключало бы его призвание к престолонаследию по силе этих Основных законов, ибо закон не может призывать к престолонаследию того, кто отвергает вложенную в него идею и его обязательность.
VIII. Хотя Основные законы ничего не говорили об этом, они не могли не предполагать известной неопороченности призываемого лица в силу уже общих законов. Закон не может призывать к престолонаследию лицо, присужденное по суду к лишению права занимать общественные должности. Т. к. члены Императорского Дома не изъяты из подсудности общим уголовным законам, то в случае осуждения к наказанию, лишающему прав состояния и права на занятие общественных должностей, они, не теряя принадлежности к Царствующему Дому, теряют права на престолонаследие, ведущее к осуществлению высшей государственной власти. Равным образом над таким лицом Церковь по церковным правилам не могла бы совершать рукоположение и Миропомазание, ибо, согласно 4-му правилу Кирилла Александрийского, принятому 2-м правилом Трулльского Вселенского Собора в число правил, стоящих наравне с постановлениями Вселенских Соборов, Церковь до рукоположения должна предварительно исследовать жизнь рукополагаемого.
Что касается того, какие преступления препятствуют рукоположению, то многие церковные правила говорят об этом в связи с принятием в клир и в священный чин. Т. к. царская власть, как мы еще раз увидим при обозрении священного коронования и Миропомазания, есть именно священный чин, то тем более не могут игнорироваться церковные правила, существующие для введения в клир; правила же эти очень строги, как видно из следующих примеров. По 18-му Апостольскому правилу: «Кто взял в супружество отверженную от супружества, не может быть ни епископом, ни пресвитером, ни диаконом, ни вообще в списке «священного чина». По правилу 19-му Апостольскому: «Имевший в супружестве двух сестер или племянницу не может быть в клире». Согласно 22-му правилу Анкирского Собора, поставленному 2-м правилом VI Вселенского Собора наряду с Вселенским, «виновные в вольных убийствах да будут в разряде припадающих, совершенного же общения да удостаиваются при конце жизни». По толкованию св. Василия Великого, такие лица должны нести епитимью 20 лет с лишением Причастия. Так же толкует Византийский юрист Вальсамон; по толкованию Зонары, для таких лиц Причастие допустимо только при смерти. Как же Церковь могла бы совершить царское рукоположение и Миропомазание с преподанием особой благодати для таких лиц? Так же, по существу, дело обстоит с точки зрения Церкви, если член Императорского Дома совершит деяние, не наказанное уголовным законом поражением его прав состояния и прав на занятие общественных должностей, но тем не менее уже констатированное общественной властью и препятствующее Церкви, по ее правилам, совершить рукоположение и Миропомазание. Вопрос же о наличности соответствующего покаяния для прощения и принятия в священный чин может быть решен только высшей иерархической властью Поместной Церкви.
