Правила приема иноземных послов в Московии
С. Герберштейн
Посол, отправляющийся в Московию, подъезжая к ее границам, посылает в ближайший город вестника, который возвещает начальнику этого города, что он, посол такого-то государя, намеревается вступить в пределы княжеских владений. Начальник тотчас тщательно осведомляется не только о том, от какого государя он послан, но также какого сословия и достоинства сам посол, равным образом как велика его свита; узнав это, он посылает какого-нибудь чиновника со свитой для приема и сопровождения посла, причем принимается в расчет как достоинство государя, от которого он послан, так и достоинство самого посла. Между тем он немедленно дает знать великому князю, откуда и от кого приехал посол. Точно так же посланный на встречу с дороги посылает вперед кого-нибудь из своих уведомить посла, что приближается Большой Человек, который примет его в известном месте (место означается). Они употребляют титул Большого Человека, потому что этот эпитет — Большой — придается всем важным особам; какой-нибудь вельможа, благородный или барон не величается у них ни светлейшим, ни вельможным, ни каким-либо другим подобным титулом. Впрочем, при встрече, этот посланец не сходит с места; в зимнее время, напр., по его приказанию сметается или расчищается снег там, где он остановился, чтобы посол мог пройти к нему, а сам он между тем не двигается с расчищенной или большой дороги. Кроме того, при встрече соблюдается еще следующее. Отправляют к послу вестника с просьбой сойти с лошади или выйти из повозки. Если же кто-нибудь станет извиняться или усталостью, или болезнью, тогда отвечают, что государевых слов нельзя ни произносить, ни слушать иначе, как стоя. Кроме того, посланец тщательно остерегается первый сойти с лошади или выйти из повозки, чтобы не уронить этим достоинство своего государя; потому он только тогда сходит с лошади, когда заметит, что сходит посол.
В первое мое посольство я объявил посланцу, встретившему меня за Москвою, что я устал с дороги, и что мы выполним весь церемониал на лошадях. Но по его мнению, этого никак нельзя было сделать (причем он повторил приведенную прежде причину). Толмачи и прочие уже сошли с лошадей и убеждали меня сделать тоже. Я отвечал им, что я также сойду, как только сойдет московит: видя, что они так высоко ценят это, я сам не хотел унизить моего государя и уменьшить его значение. Но так как он отказался сойти первым, и эти перекоры немножко затянулись, то я, желая положить им конец, вынул ногу из стремени, как бы в намерении сойти. Заметив это, посланец тотчас сошел с лошади; я же медленно спустился с седла, так что после он досадовал на меня за этот обман.
Полезная статья про кухни.
[…] Таким образом, выйдя из Дубровны, литовского городка, лежащего на Борисфене, и сделав в тот день 8 миль, мы вступили в пределы Московии и переночевали под открытым небом. […] 26-го апреля достигли мы Москвы. Когда мы были на полмили от нее, нам встретился спешивший и покрытый потом старик дьяк, тот самый, который был при посольстве в Испании; он объявил нам, что его государь посылает нам навстречу великих людей, называя этим именем тех, которые ожидали и должны были принять нас. К этому он прибавил, что при свидании нам следует сойти с лошадей и стоя слушать государевы слова. После того, подав друг другу руки, мы разговаривали. Между прочим я спросил его, что за причина, что он в таком поту, — и он тотчас отвечал мне громким голосом: «Сигизмунд, у нашего государя иначе служат, чем у твоего». […] перейдя через Москву и послав вперед всех других, сами следовали за ними. На берегу есть монастырь: оттуда нас вели по равнине, через толпы людей, которые стекались отовсюду в город, до самых гостиниц, находившихся на противоположном конце. В домах не было ни людей, ни мебели. Оба пристава говорили каждый своему послу, что они, вместе с теми приставами, которые пришли с нами из Смоленска, имеют приказание от государя заботиться о доставлении нам всего нужного. Приставили также при нас писца, говоря, что он поставлен для того, чтобы ежедневно приносить нам пищу и все нужное. Наконец они просят нас, чтобы мы им сказали, если в чем будем нуждаться. Потом они посещали нас почти каждый день, постоянно осведомляясь о наших нуждах. Содержание для германских послов у них определено в таком размере, для литовских — в ином, для других — опять иначе. Назначенные пристава имеют, говорю я, известную предписанную меру, сколько именно они должны давать хлеба, напитков, мяса, овса, сена и всего другого, по числу людей. Они знают, сколько дров для кухни, также сколько для нагревания бани, сколько соли, перцу, масла, луку и других самых малейших вещей они должны давать на каждый день. Эту меру соблюдают также пристава, которые провожают послов в Москву и из Москвы. Впрочем, хотя они обыкновенно доставляли довольно и даже больше, чем нужно, как пищи, так и напитков, однако почти все, что мы просили сверх того, они давали нам, обменяв на прежде данное. Они всегда приносили нам пять сортов напитков, три сорта меда и два сорта пива. Иногда я посылал на свои деньги за некоторыми вещами на рынок, в особенности за живой рыбой. Они упрекали за это, говоря, что это большая обида их государю. Я говорил приставу, что хочу достать кровати для дворян, которых было со мною пятеро. Он тотчас отвечал, что нет обыкновения доставлять всякому кровать. Я отвечал ему, что не требую, но хочу купить, и потому сообщаю ему это, чтобы он потом не рассердился как прежде. И так, возвратясь на следующий день, он сказал: «Я докладывал советникам моего государя, о чем мы вчера говорили. Они велели сказать тебе, чтобы ты не платил денег за кровати. Ибо они обещаются обходиться с вами также, как вы обходитесь с нашими людьми в ваших странах».
Записки о Московии. СПб., 1866. С. 180-182,185-187.
Миниатюра: В.Г. Шварц. Посол князя Курбского Василий Шибанов перед Иваном Грозным