О причинах популярности Петра III

Н. Фирсов

При упоминании имени Петра III, пред умственным взором нынешнего интеллигентного читателя встает до­вольно комическая фигура. Некоторые современники и особенно современницы этого императора дали в своих мемуарах пикантный материал для весьма нелестной ха­рактеристики его, как человека и государя, которая сде­лалась чуть ли не общим местом в суждениях о нем в наши дни.

[…] Пусть будет в этой характеристике значительная доля правды; однако нельзя ограничиться только той сто­роной вопроса, которая так или иначе обрисовывается в пристрастных мемуарах. Есть еще другая сторона воп­роса о Петре III, которая собственно и интересует нас в настоящий момент, это — отношение к таинственно погибшему императору простого народа в царствование Екатерины II. Дело в том, что едва ли кто из русских государей XVIII в. был так популярен в простом народе, как этот «голштинец», как этот, может быть, в качестве «личности», и действительно непутевый человек, склон­ный к озорству — типа гг. Головлевых, — озорников, гениально очерченных нашим незабвенным сатириком. Были, стало быть, особые причины симпатии народа к Петру III?

Да, были — и серьезные.

Первая из них та, что Петр III первый из русских государей прикоснулся к все сильнее и сильнее затяги­вавшемуся крепостному узлу и сделал попытку несколь­ко его ослабить: указом этого государя […] были осво­бождены монастырские крестьяне; его же указом было запрещено покупать крестьян к купеческим фабрикам и заводам. Хотя Екатерина II в общем и подтвердила эти указы, но они в сознании народа соединились не с ее именем, а с именем ее супруга: все-таки первый из них вышел от Екатерины с такими изменениями, кото­рые были не безразличны для фактически изъятых из рук духовенства церковных крестьян, названных эконо­мическими.

И вообще Екатерина не только не оправдала возбуж­денных отмеченными указами Петра III народных ожи­даний, но, напротив, сразу дала понять, что на нее, как на заступницу за народ, надеяться отнюдь нельзя.

Вторая причина популярности Петра III в народных массах, мы полагаем, заключается в том, что он сделался очень угоден раскольникам. На первый, поверхностный, взгляд, это тоже как будто странно: такой непочтенный, презирающий все русское, государь-иностранец, совсем ничего общего не имевший с «древлим благочестием», и вдруг — популярность среди раскольников!.. А между тем эта кажущаяся странность просто объясняется тем облегчением, которое получили раскольники в мимолет­ное царствование Петра III и которое казалось еще зна­чительнее оттого, что последовало за крайне нетерпи­мым отношением к расколу в предшествовавшее двад­цатилетнее царствование Елизаветы Петровны, отличав­шейся благочестием, но совсем не «древлим». Петр III, поклонник Фридриха II (может быть, по неосмысленно­му подражанию «вольнодумству» своего идола), отнесся к раскольникам с терпимостью, к коей они не привыкли… И не избалованному благожелательностью власти раскольничьему миру было достаточно и этого отноше­ния, чтобы поставить Петра III высоко в своих пред­ставлениях, как защитника старой, правой веры, «креста и бороды». Раскольничий же мир был силен своим вли­янием на всю серую народную массу. Это было тогда, можно сказать, единственное культурное влияние, встре­чавшее сочувствие во всякой, даже официально и чис­лившейся в православии, ревизской, но, разумеется, не «мертвой» душе…

Раскольничье влияние на народные массы было тем могущественнее, что не встречало никаких внутренних препятствий: были одни внешние, которые обыкновенно лишь увеличивают симпатии к гонимым учениям. В силу этого понятно, что раз начал благоговеть пред именем Петра Феодоровича, как защитника «креста и бороды», раскольничий мир, — пред тем же именем «за крест и бороду» преклонился и весь «крещеный» крестьянский мир…

Насильственное лишение Петра III царства непокор­ной женой и крамольниками-господами не могло не вы­звать в народе большой симпатии к царю, пострадавше­му от «бабы», стакнувшейся с «боярами».

Пугачевщина. М., 1921. С. 47 —49.