О московской старине в середине XVIII века
И. Забелин
В половине XVIII столетия в Москве многое еще напоминало времена царя Алексея Михайловича. Старина сохранялась не только во внешнем устройстве города, но и в общественном и семейном быту москвичей, в образе их жизни и привычках. Самые преобразования Петра Великого, как ни были они деятельны в отношении Москвы, особенно вначале, не могли, однако ж, слишком изменить ее древнюю физиономию. Москва почти триста лет жила самостоятельною своею жизнью, собрала всю Русь в одно целое, «рядила и судила» всю землю, трудом и потом выработала себе известные формы и успела окрепнуть в них, усвоив себе название «первопрестольного царствующего великого града». Линии, по которым она застроилась, проведены были не цепью или циркулем, а самою жизнью, свободно и привольно. Поэтому желание Петра Великого придать древней своей столице европейскую внешность встречало здесь препятствия почти на каждом шагу…
Если в сравнении с Петербургом она и теперь представляет много своеобразного, привольного, даже сельского, то легко вообразить, что было за сто лет назад. Это был город по преимуществу «деревенский», город, в котором не только самая большая часть домов, но даже и многие мостовые были еще деревянные. Улицы были неправильны, где слишком широки, так что походили на площадь, где слишком узкие, так что трудно было разъехаться. Было много также тупиков, т.е. переулков, которые прегражадались строениями. Значительнейшая часть домов состояла из обыкновенных крестьянских изб, больших и малых, которые не только не были ничем окрашены, но нередко были курные, черные, или с деревянными трубами, крытые тесом и дранью, а в ямских слободах и вообще на краю города — даже соломою, что строго запрещено было только в 1753 году. Под окнами таких домиков и изб почти всегда можно было найти завалинку или лавочку, которые занимали не последнее место в общественном быту москвичей низшего разряда. По праздникам они выходили обыкновенно погулять за ворота «на улицу», сидели и толковали с соседями на завалинках, грызли орехи, смотрели на проходящих и таким образом довольно приятно проводили время. […] На самых улицах, особенно в отдаленных частях города, стояли вечные лужи, где постоянно жили гуси и утки и вообще домашние животные. Одни только большие проезжие улицы были вымощены камнем, многие были мощены еще по-старому бревнами или фашинником, а большая часть оставалась вовсе немощеною. Вообще грязь московских улиц, превращаясь от времени в тучный чернозем, еще в XVIII ст. составляла отличное удобрение для садов; в царские сады того времени каждый год возили с мостовых удобрение по нескольку сот возов. Нужно много читать указов и разного рода постановлений по этому предмету, чтобы вполне поверить, каких усилий и постоянных забот стоило правительству содержать возможную чистоту в городе. Все это взятое вместе действительно представляло довольно живописную сельскую картину, которая вообще очень мало напоминала то, в чем мы привыкли узнавать город.
Хроника общественной жизни в Москве с половины XVIII столетия. Современник, 1852. Т. XXXII. Отд. II. С. 1-3.
