ХРИСТИАНСКИЙ ПОРЯДОК ВЛАСТИ
ХРИСТИАНСКИЙ ПОРЯДОК ВЛАСТИ. II Вселенский Собор 381 постановил, что Константинопольский епископ да имеет преимущество чести после Римского епископа, потому что град оный есть новый Рим.
Но постепенно преимущества чести превратились в преимущества власти, подтвержденные IV Вселенским Собором, а затем влияние расширилось и на другие патриархаты.
Последующие исторические события и резиденция в одном городе с императором при завоевании остальных патриархатов магометанами особенно усилили положение Константинопольского Патриарха. Будучи по благодати архиерейства «первым среди равных» среди других Патриархов и даже подчиненных ему епископов, Константинопольский Патриарх был выше всех иерархов Востока по принадлежавшей ему церковной власти. Он один пользовался правом вмешательства в пределы других патриархатов. Он принимал участие во всех главнейших делах Православной Церкви, совмещал в себе все функции верховной власти в ее высших обнаружениях, и к его кафедре обращались все искавшие окончательного правосудия, и важнейшие вопросы получали у него окончательное решение. Его кафедра была средоточением церковного управления, хотя он и не был епископом епископов в католическом смысле, каковой термин определяет папу как видимого главу, от которого все другие епископы получают свои полномочия, с которым связывается непогрешимость суждения в вопросах веры и церковной дисциплины. Он не первоисточник всех полномочий, а Вселенский Патриарх, т. е. первостоятель Церкви, содержащей вселенскую истину. В его руках нет полноты церковной власти, и он не непогрешимый судья, но имеет лишь высшую церковную власть как старейший и главный правитель. Если римский папа не имеет над собой никакой высшей власти и не подлежит ничьему суду, то Константинопольский Патриарх, напротив, подлежит общему суду епископов и ответствен за свои распоряжения. Но он главный представитель и высший правитель для всего православного Востока. Голос его был необходим для сообщения полного значения важнейшим церковным постановлениям, и без его согласия эти постановления не имели правомерного действия.
Таково было положение Византийского Патриарха. Понятно, что и царь всех православных христиан мог быть коронуем только высшим предстоятелем Церкви. Император ведь принимал живейшее участие во всех важнейших церковных делах, в период Вселенских Соборов его комиссары иногда председательствовали на этих Соборах; он подписывал соборные грамоты; при возникновении разногласий в церковном учении он созывал Соборы в качестве внешнего епископа, по выражению историка Евсевия. Он имел преимущественное попечение о Церкви и был поставлен, по выражению II Вселенского Собора в послании к имп. Феодосию, для установления общего церковного мира.
В некоторых случаях между Патриархами и царями возникала борьба, которая нередко кончалась то насильственным низложением Патриарха, то публичным торжественным в Св. Софии покаянием императора перед Патриархом. Важно установить тот принцип, который лежал в основе этих отношений, и тот иерархический порядок, который признавался между актами церковной и государственной власти и основывался на приоритете церковного права, как особого источника права, перед государственным правом. Император издавал законы, касавшиеся не только внешнего положения Церкви в государстве, но и внутреннего церковного распорядка. Его законы наряду с канонами составляли сборники особых постановлений. Императорская подпись под церковными постановлениями лишь сообщала им защиту государственной власти.
Церковь представляла и представляет из себя организм с самостоятельным законодательным органом из высшей духовной иерархии, существовавшим до появления христианской императорской власти и могущим существовать без нее. Законы императора в Церкви имели силу, поскольку они находились в соответствии с церковными правилами, или же в вопросах, не регулированных еще Церковью, молчаливо ею допускались и т. о. становились легитимными.
Об этом говорит нам и та присяга, которую приносил каждый император перед коронованием Патриарху. Вот она: «Я (имярек) во Христе Господе Нашем верный Император и Самодержец Римский собственною сие предписах рукою: Верую во Единого Бога (весь Символ веры до конца); прочее приемлю и исповедую и утверждаю Божественные и апостольские предания. Такожде уставы и утверждения семи Вселенских и Поместных Соборов, во все время бывших, паки привилегии и обычаи Святыя великия Церкви и все, яже святые отцы истинно канонически установили и покончили, приемлю и подтверждаю. Подобне же верным и истинным сыном святыя Церкви служителем и защитителем ея, к народу же державы моея милосердным и милостивым, елико возможно и праведно, пребыти обещаюсь. Хранитися же имам от кровопролития и всякаго рода немилосердия елико возможно: всякой же правде и истине последовати. Елико святые отцы отвергли и прокляли, сам такожде отвергаю и проклинаю и всею мыслью, душою и всем сердцем святому вышереченному Символу согласую и вся сие сохраняти обещаюсь, пред святою Божией кафолической Церковью месяца… дня… и года… Сему там прочтенному исповеданию подписует тож, что и в начале написал, т. е. … во Христе Боге нашем верный Самодержец Римский собственною рукою подписуя и святейшему моему господину Вселенскому Патриарху… вручаю и святому с ним сущему Синоду».
Эта присяга ставила границы императорскому законодательству указанием на высший, чем императорская власть, правоисточник — право Церкви. В государственной жизни император обязан был направлять дела всеми средствами государственной власти сообразно с воззрениями Церкви и, по идее, император преследовал те же цели, которые имела и Церковь.
Норму должных отношений между императором и Патриархом описывает Эпанагога — законодательный памятник IX в., приписываемый патр. Фотию. Т. к. общежитие, подобно человеческому организму, состоит из частей и органов, то царь и Патриарх суть самые важные и необходимые части. Посему полное единомыслие между царской властью и властью иерархии есть условие мира и благоденствия подданных по душе и телу. Царь и Патриарх изображаются так, как высшие представители двух сфер общежития. Царь есть законный заступник, общее благо для подданных своих, наказывающий не по неудовольствию и награждающий не по симпатии. Задача его деятельности состоит в том, чтобы посредством доброты сохранять и упрочивать наличные государственные средства, возмещать посредством неусыпного попечения потерянное и делать новые приращения в государственном благосостоянии и могуществе посредством мудрых и справедливых мер и предприятий. Царь должен защищать и соблюдать все написанное в Божественном Писании, потом то, что установлено на семи Вселенских Соборах, а также признанные римские законы. Царь должен отличаться Православием и благочестием. Он должен изъяснять законы, установленные древними, и применительно к ним издавать новые законы о том, на что не было закона. Патриарх же есть живой образ Христа, словом и делом изображающий Истину. Задача его в том, чтобы сохранить в благочестии и чистоте жизни тех, кого он принял от Бога, потом в том, чтобы и всех еретиков по возможности обратить в Православие и единение с Церковью, а всех неверующих заставить последовать вере, действуя на них посредством чистой и чудной жизни. Конечная цель его служения — спасение вверенных ему душ, жизнь со Христом, распятие миру. Патриарх должен быть учителем, держать себя равно с людьми высокого и низкого общественного положения, быть кротким в правде, обличительным в отношении непослушных, относительно истины и защиты догматов говорить перед лицом царя не стыдясь. Патриарх один может изъяснять правила, установленные древними, определенные святыми отцами и изложенные древними Соборами. Он должен судить и решать то, что происходило и установлено древними отцами на Соборах частных и поместных.
Государство и Церковь мыслятся здесь как две самостоятельных организации, призванные к сотрудничеству. По Эпанагоге царь должен толковать государственные законы, а Патриарх — церковные. В действительной жизни постановления Константинопольского Патриаршего Синода издавались без утверждения государственной власти и публиковались от лица Патриарха и Синода. Когда же они относились к гражданской сфере и им надо было обеспечить исполнение в области государственных отношений, то прибегали к санкции государственной власти. Епископы избирались Собором епископов и поставлялись по решению епископов без участия светской власти; только в позднейшее время при поставлении Патриархов выбор из трех кандидатов, намеченных Собором епископов, принадлежал царю.
Церковь была от государства самостоятельной правовой организацией, но со своей стороны из факта освящения ею императорской власти не делала тех практических юридических выводов, которые были сделаны на Западе, после восстановления империи Карлом Великим, со стороны римских пап, возлагавших корону на голову императора. В Византии эта зависимость ограничивалась сферой церковной, в которой, по признанию самого государственного закона в Юстиниановом кодексе, светские законы, противные правилам церковным, не имеют силы. То же соотношение воспринято и Номоканоном (см.: Кормчая) Фотия. Принцип этот воспроизведен и в новелле имп. Никифора в 1080, повторен имп. Львом Мудрым и признавался основным до конца империи.
Но Церковь допускала императора по законодательству и в церковной среде, т. е. предоставляла ему, хотя и субсидиарно, право юрисдикции. Ему в Церкви усваивалось особое положение. Константинопольский Патриарх Антоний, требовавший от вел. кн. Василия I поминания царского имени на богослужении, писал, что имя его должно поминаться всеми православными христианами, ибо он один — царь природный, законы которого действуют во всей Вселенной, и никакие Соборы, никакие каноны, никакие отцы не упоминают о других царях. Он один помазуется миром в царя и самодержца римлян, т. е. всех христиан. Положение императора на практике ввиду неразличения церковно-юридических понятий нередко приводило к превышению полномочий императорской власти в Церкви. Церковное право различает власть священнодействия и власть правительственную. На практике император претендовал на право учительства, когда издавал законы, относящиеся к религиозному учению: не должно забывать, что, даже когда император защищал еретическое учение, он не противопоставлял его учению Церкви, а считал, хотя и ошибочно, себя лишь верным выразителем церковного учения, еще не нашедшего своего выражения на Вселенских Соборах. Это было превышением его компетенции, ибо власть по установлению вероучения предполагает наличность особой архиерейской благодати. Тому же смешению понятий обязано и то, что император благословлял в Церкви народ архиерейским благословением с дикирием в руках. Однако сама возможность этого смешения объясняется тем, что Церковь через коронование и Миропомазание выделяла императора из мирян и делала из его должности особый священный чин, с которым практика связывала привилегии, предполагающие высший духовный иерархический сан.
Акт коронования, бывший сначала государственным чином избрания на царство, с введением христианства превратился в чин церковный, при котором царский венец стал получаться в Церкви и от Церкви. Первые христианские государи вступали в свой сан по особому чину, еще напоминающему прежнюю языческую инаугурацию. На открытом поле перед римскими легионами император надевал на себя порфиру и возлагал венец, после чего облеченного в императорское достоинство ставили на щите и поднимали на копьях при восторженных приветствиях, затем уже император в храме приносил благодарственную молитву.
Но уже в V в. коронование производится в Церкви, возложение венца на голову завершается Патриархом и сопровождается литургией, а перед священнодействием венчания на царство император произносит вышеприведенную клятву верности Православию и принимает обязанность хранить его в государстве. В X в. присоединяется Миропомазание, и при помазании миром Патриарх возглашает: «Свят, свят, свят». Этот возглас, освящающий личность императора, троекратно повторяется клиром и народом, равно как и возглас «аксиос», который трижды произносит Патриарх при возложении венца на голову царя. Император в священнической одежде входил после рукоположения в алтарь через царские врата, приобщался во время литургии по священническому чину отдельно Тела и Крови Христовой, кадил Св. трапезу Патриарха и народ, а во время Великого выхода при перенесении Святых Даров с жертвенника на престол шел впереди иерархов в златотканой мантии с жезлом в левой руке и с крестом в правой. Кодин Куропалат, византийский историк, рассказывает: «Император же тогда имеет на себе чин церковный депутата (депутаты стояли на степени диаконской в Греческой Церкви), обоя носящ си — есть крест и скипетр, идет перед всем входом; с обою сторону споследствуют ему варанги, все оруженосцы, юнота высоко благородная числом около сотца, вси Императору сопоследствуют, за Императором идут диаконы и священницы, святия сосуды и самыя святая носящии». Симеон же Солунский говорит: «Святым Царь тако предходит, свидетельствуя яко поручничествовати долженствует и мирствовати Церковь, и предходити той и управляти тую и вся подклоняти той и рабы творити. Понеже сам рабство той свидетельствует и веру, не покровен сый странным тайным предходя».
При возложении порфиры Патриарх читал над порфирой молитву: «Господи Боже наш, Царь царствующих и Господь господствующих». При возложении короны он читал молитву «Тебе, единому Царю человеков» и сам возлагал ее на голову императора. После коронации и литургии царю подносили сосуд с человеческими костями и предлагался мрамор для выбора материала для своего гроба. В момент величайшего возношения ему напоминалось тем о бренности всего земного и необходимости смирения.
Таинство Миропомазания сообщало императору благодатные дары для несения царского служения, и благодать сия почитается столь сильной, что, подобно пострижению в монашеский чин, с ним Церковью связывается полное прощение всех до того совершенных грехов. 12-е правило Анкирского Поместного Собора, постановления которого наравне с постановлениями других 10 Поместных Соборов были по силе приравнены 2-м правилом Вселенского Трулльского Собора к постановлениям Вселенских Соборов, говорит: «Прежде крещения идоложертвовавших и потом крестившихся разсуждено производити в чин священный, яко омывших грех».
К этому правилу приложено в официальном сборнике правил Православной Церкви руководственное толкование канониста XII в. Вальсамана, из которого явствует, какую силу усвояет Церковь таинству Миропомазания. Вот что он говорит: «Пользуясь настоящим правилом, св. Патриарх Полиевкт раньше исключил из священной ограды святейшей Божьей Церкви императора Иоанна Цимисхия, как убийцу императора Никифора Фоки, а потом принял его. Ибо вместе со Св. Синодом в состоявшем в то время соборном постановлении, которое хранится в архивах хартофилакса, признал, что как помазание при святом Крещении прощает совершенные до того времени грехи, какие бы то ни было, так, само собой разумеется, и помазание на царство прощает совершенное ранее Цимисхием убийство. Следуя тому постановлению, те, которые были расположены к снисходительности и считают Божие милосердие выше суда, говорят, что и помазанием в архиерейство прощаются совершенные до того прегрешения, и справедливо защищают мысль, что архиереи не подлежат наказанию за душевные скверны, совершенные до архиерейства, ибо подобно тому, как цари именуются и суть Божии помазанники, таковыми же именуются и суть и архиереи. Они доказывают свою мысль тем, что одну и ту же силу имеют и те молитвы, которые читаются при помазании царей и при хиротонии архиереев. А вместо елея, который по древнему закону изливался на царей и архиереев, служит, говорят, для архиереев бремя Евангелия, которое возлагается на голову им, и печать хиротонизации через призвание Святого Духа… и заметь на основе правил 19 Никейского Собора, 9 и 11 Неокесарийских и 27 правила св. Василия Великого, что хиротония архиереев и помазание царей изглаживают все грехи, совершенные до хиротонии и помазания, какие бы то ни было, рукоположение же священников и других священных лиц прощает малые грехи, как поползновение к греху, ложь и другие подобные, которые не подвергает низвержению, но не прощает блудодеяния».
Предкоронационная присяга, являющаяся по церковным правилам условием принятия в священный чин, руковозложение и Миропомазание, сообщающие особую благодать Святого Духа, произнесение слов «свят, свят, свят» показывают, что с возведением в царский сан Церковь связывала принятие в особый чин, отличный от мирян. Он сообщал особые права, как, напр., причащение отдельно Тела и Крови Христовых, вхождение в алтарь через царские врата, права субсидиарного законодательства и участие в делах Церкви, но и возлагал особые обязанности: быть в мире представителем Церкви и защитником вселенской древнехристианской истины. Этот же церковный чин призван быть ограждать императора от происков всяких врагов. Подобно монашескому чину, царский чин в Церкви, являя отречение от личной жизни, выделяет носителя его из среды мирян; но в то время как там это отречение делается во имя сораспятия Христу, так здесь оно совершается во имя подвига для других, ради дарования им безмятежного жития и примера нравственного величия. Царь Иван Грозный прекрасно это понимал, когда, заботясь о возведении себя в царский сан компетентной властью Патриарха, в числе доводов представлял заслуги своих предков по содействию делу Церкви, когда перечислял заслуги своих сородичей, принявших иноческий сан, и имена тех, кто просиял в Церкви и причислен ею к лику святых.
Вознесенный на недосягаемую высоту через священное коронование и через Миропомазание, византийский император был в глазах восточного христианства верховным покровителем Церкви, государственным представителем Православия, защитником древнехристианской истины, эпистимонархом. Следствием рецепции нами Византийского права является то, что русские императоры венчались согласно ст. 57 и 58 Основных законов по тому же церковному чину и, следовательно, занимали то же положение по отношению к Церкви, о котором точнее говорит ст. 64 Основных законов: «Император, яко Христианский Государь, есть верховный защитник и хранитель догматов господствующей веры и блюститель правоверия и всякого в Святой Церкви благочиния. В сем смысле Император в Акте о престолонаследии от 5 апр. 1797 именуется Главою Церкви». Это все тот же внешний епископ — защитник веры. Рассмотрение Византийского права показало нам, что с понятием самодержавного монарха там вовсе не связывалось понятие о власти безграничной. Напротив, власть его обусловливалась верностью Церкви и в этом находила незыблемую твердыню и непоколебимое основание. Это же стало основанием царской власти в России.
Как следует из вышеизложенного, царская власть, вытекая из церковного миросозерцания, органически связана с Церковью и от нее неотделима. При возложении рук на голову государя по чину коронования венчающий его святитель, низводящий через рукоположение на него благодать Святого Духа, испрашивает ее не только на управление государством, но, как гласит читаемая им молитва, «просит Бога соблюсти его в непорочной вере, показать его хранителем Святыя кафолические Церкви догматов». Эта обязанность составляет интегральную часть обязанностей царя, как церковного чина, в который он вступает через рукоположение и Миропомазание.
К чину византийского коронования при царе Федоре Алексеевиче было прибавлено в Русской Церкви поучение, которое читает каждому коронуемому царю венчающий его святитель не лично от себя, а от лица Церкви, в котором Церковь говорит о благодати, низведенной на царя через рукоположение, и об обязанностях царя.
Вот это поучение: «О Святом Духе Господин и возлюбленный сын Святыя Церкви и нашего смирения, князь великий всея Руси самодержец! Се отныне от Бога поставлен еси князь великий и боговенчанный царь правити хоругви и содержати скипетр Царства Русского и венчан еси Царским венцом, по благословению великаго чудотворца Петра митрополита всея Руси и по данной нам благодати от Святаго и Животворящаго Духа, рукоположением нашего смирения с архиепископы и епископы Русския митрополии и со всем священным Собором, в святей Соборной Церкви Успения Пресвятой Богородицы в царствующем твоем граде Москве, и ты, господине сыну, боговенчанный царь, князь великий, всея Русии самодержец, имей страх Божий в сердце и храни веру Христианскую греческаго закона чисту и непоколебиму, соблюди царство свое чисто и непорочно, якоже ныне приял еси от Бога; к святей же соборной Церкви и ко всем святым церквам имей веру, страх Божий и воздавай честь, понеже в ней, царю, второе порожен еси от святыя купели; святым честным монастырем великую веру держи, по данной ти от Бога Царской власти, к нашему же смирению, ко всем своим богомольцам о Святом Дусе царское свое духовное повиновение; братью же свою по плоти, о богочестивый и боголюбивый царю, люби и почитай по царскому своему духовному союзу, бояр же своих и вельмож жалуй и бреги их по их отчеству и ко всем же князем и княжатам и детям боярским и ко всему христолюбивому воинству буди преступен и милостив и приветен по царскому своему сану и чину; всех же православных христиан блюди и жалуй и попечение о них имей от всего сердца; за обидящих же стой царски и мужески, и не попускай и не дай обидеть не по суду и не по правде; се бо, о царю, приял еси от Бога скипетр правити хоругви великаго царства Русскаго и разсудити и управити люди твоя в правду; блюди и храни бодрено от дивиих волк губящих ее, да не растлят Христово стадо словесных овец. И паки глаголю ти, боголюбивый царю: блюди с Богом и храни елика твоя царская власть и сила содержится, покрываем Вышняго десницею и храним благодатью Святаго Духа, от всех врагов твоих видимых и невидимых: вас бо Господь Бог в себе место избра на землю и на Свой престол вознес, посади, милость и живот положи у вас, вам же подобает, приемше от Вышняго повеление, правление человеческаго рода, православных царей, не токмо о своих пещися и свое точию житие правити, но и все правимое от треволнение спасати и соблюдати стадо его от волков невредимо. И паки ти глаголю, о боговенчанный царю: цело имей мудрование православным догматом, почитай излище матерь твою Церковь, яже о Святым Дусе тя воздои, и сам почтен будеши от нея; языка же льстива и слуха суетна не приемли, царю, ниже оболгателя послушай, ни злым человеком веры емли, смотряй в себе, о боговенчанный царю, яко всем человеком мудрость честнейши есть: все бо ту яко благо похваляют, и любемудру быти подобает, или мудрым последовати, на них же воистину яко же на престоле Бог почивает. Тщися, о боговенчанный царю, сия царства исправити нравы благими, и аще хощеши милостиво имети себе Бога и Царя Небеснаго, милостив буди и ты, царю, ко всем. Силою Творца, и премудростью Искупителя, и Духа Святаго Утешителя возмогай, о благочестивый царю, о Христе; паки Им возмогай, да наследник будеши и Небеснаго Царствия со всеми святыми православными цари, да возможеши с дерзновением рещи и во Второе пришествие Господа Бога и Спаса Нашего Иисуса Христа: се аз, Господи, и людие твои, их же ми еси дал великаго твоего царства Русскаго».
Повторяем, что без православного миросозерцания нельзя понять царской власти, ибо она мыслится как орудие Божьего Промысла, действующего через помазанника Церкви. Если она неприемлема для гуманистически безбожного миросозерцания, то она неизбежна для миросозерцания православного, которое делает верховным принципом жизни личный нравственный подвиг.
Русский народ, так метко выражающий свои религиозные и правовые понятия в пословицах, понял и оценил рождение новой власти в лице Грозного царя, воспев его в былине:
Когда начиналась Москва,
Зачинался в ней и Грозный Царь.
В целом ряде пословиц русский народ выразил свое понимание христианского порядка царской власти. Он чтит не породу в царе, а священную миссию сана, его помазанность, делающую его освященным орудием Промыслительной Десницы: подобно Грозному царю, он не любит породу, не любит бояр. О боярах он говорит: «Не держи двора близ княжаго двора», «С боярами знаться, греха не обобраться», «В боярский двор ворота широки, а вон узки: закабаливают», царь же в его глазах — источник справедливости: «Где Царь, там и правда». Близость к царю повышает человека: «Близ царя — близ чести».
Не верит он в силу человеческого разума в делах земных: «Один дурак бросит камень, а десять умных не вытащат». «Глупый погрешает один, а умный соблазняет многих». «Горе царству, которым владеют многие». Человек не может строить общежития, если не находится под действием Высшей правды. «Кто не умеет повиноваться, тот не умеет и приказывать». «Кто сам к себе строг, того наставят царь и Бог». Народ хочет повиноваться тому человеку, чья освященность подчиняет его нравственному идеалу. «Царь от Бога пристав», «Царь земной под Царем Небесным ходит», «Суд царев, а правда Божия», «Сердце царево в руке Божией», «Чего Бог не изволит, того и царь не изволит», «Царский гнев и милость в руках Божиих», «Как без Бога свет не стоит, так без царя земля не правится». Реальность веры здесь в Промысл Божий исповедуется самим делом; человек верит, что, сделавши все для подчинения воле Божией, он не будет оставлен Богом и в своем политическом строительстве. «Государь батюшка, надежа, православный царь», — говорит он. Для гуманиста-нехристианина даже непонятен этот язык.
Не породу, а православный сан, выражение христианского порядка чтит народ в царе. Когда кончилась династия Рюриковичей, народ под руководством Патриарха выбирает не наилучшего родом Василия Шуйского, а сравнительно с ним худородного Бориса Годунова; он сводит с царства лучшего родом и умного Шуйского за то, что он избран боярами и дал им запись на себя; он выбрал новую династию из бояр Романовых, страдавших при Годунове, в лице сына митрополита, идейно связывая ее через свойство с прежней династией, просиявшей количеством прославленных в Церкви лиц.
Когда кн. Д. М. Пожарский рассылал грамоты об избрании выборных для совета «как нам теперь безгосударным быти», по его зову составился избирательный Собор 1613. Не представляя себе иной формы правления, Собор видел в себе не учредительную власть, призванную дискутировать о выборе формы правления, а собрание всех чинов Московского Государства, имеющее сказать, кому быть выразителем народного духа и вершителем судеб народа. Грамота по возможности устраняет даже наличность момента избирательного, зависящего от народных желаний, старается установить преемство с угасшей династией. Перечислив всех великих князей и царей до Владимира Святого, она пишет: «Все едиными устами вопияху, глаголюще, что быть на престоле от их царского благородного корени родившемуся Михаилу Феодоровичу Романову-Юрьеву». Государь мыслился духовным преемником строителей земли Русской, всех своих предшественников, ныне призванных ожить в историческом нравственном преемстве новых царей, освящаемых благодатью Церкви.
Русский народ, чтущий инобытие в своем богослужебном культе, церковном пении, в своем иконописании, в своей сказке о неведомом граде Китеже, в своей могучей мистической музыке, светом этого инобытия озарил и свой верховный политический принцип.
Закончить здание «Третьего Рима» — христианского порядка власти — удалось только сыну Грозного царю Федору Ивановичу. Апостольское 34-е правило гласит: «Епископом всякаго народа подобает знати перваго из них и признавати его, яко Главу, и ничего превышающаго их власть не творити без его разсуждения: творити же каждому только то, что касается до его епархии и до мест, к ней принадлежащих. Но и первый ничего да не творит без разсуждения всех. Ибо тако будет единомыслие и прославится Бог о Господе во Святом Духе, Отец и Сын и Святой Дух». Правило это является основой канонического строя каждой поместной Православной Церкви. И до введения в XVI в. патриаршества в Москве был таким первосвятителем Московский митрополит (см.: Митрополиты русские), носивший свое звание не в качестве почетного титула (как в Петербургский период), а как ранг, связанный рядом прав по высшему руководству Русской Церковью.
Но для восполнения «священной двоицы» и возвышения Русской Церкви на подобающее ее действительному значению во Вселенской Церкви положение недоставало сана Патриарха. Только с установлением патриаршества можно было считать законченным преемственную передачу Византийского наследия.
В июне 1586 царь воспользовался пребыванием в Москве Антиохийского Патриарха Иоакима и собрал Совет Боярской думы для рассуждения о том, чтобы возбудить вопрос перед приехавшим Патриархом об устроении в России патриаршества. Боярин Годунов вступает по уполномочию царя в переговоры с Патриархом и просит, чтобы желание царя было поставлено им на обсуждение со Вселенским и всеми остальными Патриархами и Константинопольским патриаршим Синодом, и просит Патриарха сообщить царю о результатах этого совещания и о способе поставления Патриарха. Согласившись лично за себя на установление патриаршества, Патриарх заявляет, что такое великое дело можно учинить только по решению всех Патриархов и Собора. В 1587 в Москве узнали от некоего грека Николая, что оба Патриарха — Антиохийский и Константинопольский — посылали за Александрийским и Иерусалимским, чтобы сообща обсудить в Константинополе царское желание.
В июле 1588 Константинопольский Патриарх Иеремия приехал в Москву. Снова царь собрал совет из супруги и бояр и возбудил вопрос о приглашении приехавшего Вселенского Патриарха остаться у нас и сделать свою кафедру во Владимире. После долгих переговоров Патриарх наотрез отказался устанавливать патриаршество вдали от царя, «ибо патриарх всегда бывает при царе». Государь тогда возбудил в Боярской думе вопрос о том, чтобы просить Константинопольского Патриарха поставить в Патриархи Московского митрополита и дать чин поставления для руководства на все будущие времена. На это Патриарх Иеремия согласился, и в янв. 1589 собрался Духовный Собор, которому царь сообщил о согласии Восточных Патриархов установить в Москве патриаршество и о необходимости обсудить способ его введения. Собор предложил царю выработать порядок установления патриаршества, что царь и сделал. Выработанный им чин избрания и наречения был одобрен Духовным Собором и представлен Патриарху Иеремии, который его и утвердил. В назначенный день в Московском Успенском Соборе собрался Духовный Собор во главе с Константинопольским Патриархом. Этот Собор выбрал трех кандидатов, из которых одного должен был окончательно избрать царь для поставления в Патриархи.
В установленный день Патриарх Иеремия вместе со всем Собором поставили избранного и нареченного Иова, повторив над ним весь чин архиерейского посвящения (для сообщения сугубой благодати). При поставлении Патриарха участвовал по чину и царь. Патриарх Иеремия вручил новопоставленному Иову посох, а царь надел на него золотую панагию и сказал речь, в которой указал, что «Великий престол чудотворца Петра и патриаршества даются ему рукоположением и освящением Патриарха и святых отец архиепископов и епископов нашего Самодержавного Царствия». Перед поставлением нареченный Патриарх исповедал Православную веру перед лицом Патриарха и царя, сидевших на амвоне в полных облачениях своего сана.
В мае же 1590 в Москву была доставлена из Константинополя уложенная грамота за подписями Патриархов Вселенского, Антиохийского, Иерусалимского и бывших на Соборе 42 митрополитов, 19 архиепископов и 20 епископов об установлении в России патриаршества. В этой грамоте было сказано между прочим: «И смирение наше собственными очами видело и радовалось благодати, величеству и распространению, данному от Бога сему царствию, ибо один только на земле царь великий и православный, и не пристойно было бы не учинить воли его; мы же, приняв по разуму его, поставили на Москве Патриарха Иова именем и благодатью Божией, дали ему хриссовулу патриаршую и произволили, да он архиепископ Московский властвует как пятый Патриарх и будет достоинством и честью почитаться с иными Патриархами во веки». Затем говорится о соборном установлении патриаршества на все будущие времена по постановлению всех Патриархов и всего Вселенского Собора.
Так актами Восточных Патриархов, стараниями и заслугами царя Грозного и его сына Федора теория «Третьего Рима» нашла теперь осуществление в Москве, и рядом с единым царем православным стоял равноправный с прочими Патриархами Патриарх Московский и всея Руси.
Отношение царя и Патриарха вплоть до Петра I были построены на основании, воспринятом из Византии. Это было время расцвета церковных Соборов и совместной деятельности царя с Церковью, в соответствии с Византийскими традициями. Соборы созывались многократно (в 1551, 1562, 1573, 1580, 1620, 1654, 1660, 1667, 1675 и пр.) либо с предварительного согласия царя, либо по его непосредственной инициативе (1551 и 1667); царь на них принимал живейшее участие, но акты соборные подписывались только членами Освященного Собора. Государственная власть придавала им силу государственного закона либо привешиванием государственной печати (1503), либо просто указанием в конце соборного постановления, что «Царь и Патриарх приговорили»; постановления Соборов назывались «уложением Царским и Святительским» или «Соборным уложением». Собор 1667 решал как полномочный правитель и судья церковные вопросы с участием Восточных Патриархов и разбирал спорное дело между Патриархом и царем.
Со своей стороны церковная власть принимала участие во всех важнейших и законодательных, и правительственных делах государства, а в Смутное время в лице Патриарха сщмч. Гермогена объединила Русскую землю, была оплотом против шатания умов и центром национального самосознания.
