Христианская мораль и народное мировоззрение в XII столетии
П. Милюков
Привить народу правила христианского аскетизма духовенству не удалось. Покаянное настроение скоро переходило в шутку, и нравоучительная притча легко превращалась в пародию. В те же самые века, когда народное творчество овладевало сюжетами христианской легенды, оно овладело также и знаменитой темой о «бражнике», которая, уже несомненно, шла вразрез с основными аксиомами христианской морали. Кажется, не было предмета, по поводу которого и христианская легенда и древняя нравоучительная литература чаще громила верующих, как «пьянственное питие». Легенда производила вино от адского корня, посеянного в раю дьяволом. От виноградной лозы вкусили Адам и Ева, преступивши Господню заповедь. Церковная проповедь производила от пьянства все остальные грехи и грозила пьяницам вечными муками. В этом духе сочинена была известная русская повесть в стихах о Горе-злосчастье. Все бедствия героя повести происходят от того, что, вопреки родительскому наставлению, он «принялся за питье за пьяное». После многих скитаний молодец находит себе спасение от горя там, где искал его древнерусский интеллигентный читатель, — в монастыре. Такова византийская струя, проникшая мало-помалу и в народное мировоззрение. Теперь сравним с этим западную смехотворную повесть, полюбившуюся народу и принявшую в России особенно задорный характер. Герой повести во Франции мужик, в Германии — мельник. В России мужика и мельника заменили пьяницей, превративши, таким образом, социальный протест в моральную браваду. «Был некий бражник, — так начинается русская повесть, — и зело много вина пил во вся дни живота своего, а всяким ковшом Господа Бога славил». По смерти бражник является перед воротами рая и начинает препираться с отворяющими ему святыми. Сперва является апостол Петр и спрашивает, кто стучится у райских врат. — Аз есмь грешный человек, бражник, — отвечает ему герой повести, — хочу с вами в раю пребыти, — Бражников сюда не пускают, — отвечает апостол. — А ты кто такой? — спрашивает бражник и, узнав, что с ним говорит Петр, продолжает: — А помнишь, Петр, как ты от Христа отрекся: зачем же ты в раю живешь? — Петр, посрамленный, уходит прочь. Такая же участь постигает ап. Павла, Давида, Соломона, святителя Николая и Иоанна Богослова, которому бражник напоминает: «Вы с Лукой написали в Евангелии: друг друга любите; а вы пришельца ненавидите? Либо руки своей отрешись, Иоанн Богослов, либо слова отопрись». После этого Иоанн отвечает: «Ты еси наш человек, бражник», — и вводит его в рай. Бражник бесцеремонно располагается на самом лучшем месте и дразнит обидевшихся на это святых: «Святые отцы, не умеете вы говорить с бражником, не то что с трезвым». Насколько распространилась среди читателей повесть о бражнике, видно из того, что списки запрещенных книг начали в XVIIв. включать в свой состав и ее заглавие.
Очерки по истории русской культуры. В3 т. Париж, 1931. Т. 2. Ч. 1. С. 293-294.
Миниатюра: Иоанн Богослов в молчании