Гетман Мазепа: предатель благодетели

Аудио-лекции XVII век, Украина

Стенограмма передачи “Не так” на радиостанции “Эхо Москвы”

ЛЕВ ГУЛЬКО: Мы начинаем нашу передачу «Не так» вместе с историком Алексеем Кузнецовым. Здравствуйте, Алексей!

АЛЕКСЕЙ КУЗНЕЦОВ: Здравствуйте!

Л. ГУЛЬКО: Тема наша сегодняшняя «Гетман Мазепа» звучит в нашей бумажке, несколько меняя смысл. Хотя у нас… И на сайте, Вы сказали.

А. КУЗНЕЦОВ: Да, на сайте то же самое.

Л. ГУЛЬКО: Предатель благодетели. Хотя на самом деле, предатель благодетелей.

А. КУЗНЕЦОВ: Да, конечно. Это расковыченная цитата.

Л. ГУЛЬКО: Да. Так вот Мазепа Иван Степанович, гетман малороссийский, очень любимый художниками и писателями…

А. КУЗНЕЦОВ: Ну, и видимо…

Л. ГУЛЬКО: Мне кажется, один из самых любимых.

А. КУЗНЕЦОВ: Ну, наверное, да. Он вообще любим народом, потому что и на десятигривенной бумажке изображен. Нет, ну, действительно, Вы знаете, я с дрожью к этой передаче подходил, хотя основное, конечно, будет в следующей передаче. У нас две передаче будет о Мазепе. И все, что является основным камнем преткновения в нашей исторической памяти нашей и украинского народа — это в основном будет в следующей передаче. Но тем не менее, потому что дело в том, что мне кажется, что ни один из деятелей нашей совместной истории не вызывает на сегодняшний день настолько больших разногласий, настолько больших противоречий, при чем у всех категорий заинтересованных: и у политиков, и у историков, и у публицистов, и у простых. Простых в смысле не имеющих непосредственного отношения к исторической науке людей. Ну, я не знаю, с кем его можно сопоставить. Не с Хмельницким в этом смысле точно. Ну, может быть, только вот с… Ну, наверное, с периодом Великой Отечественной войны… С Бандерой, может быть. Я имею в виду…

Л. ГУЛЬКО: А батька Махно?

А. КУЗНЕЦОВ: Я не думаю. Понимаете, дело в том… Ну, мне кажется в России, по крайней мере, в России не вызывает Махно такой острой реакции на себя. Не встречал я каких-то особенных обсуждений. Но вот правда после книги Веллера, может быть, несколько оживился интерес к Махно. Но мне кажется, что все равно Мазепа далеко всех оставляет за кармой…

Л. ГУЛЬКО: А что? В чем дело?

А. КУЗНЕЦОВ: А дело в том, что особенного в нем… Я даже затрудняюсь сказать, что в нем такого. Но, видимо, он это человек, который попал на такой вот острый переломный момент в связи с Северной войной, в связи с событиями известными и описанными много раз. Конечно, то, что Пушкин его заметил, что называется. А надо сказать, что все реально исторические персонажи, Александром Сергеевичем замеченные, вызывают, конечно, большой интерес в силу того, что талант такой. Ну и получается так, что существует, скажем так, две крайние точки зрения на Мазепу. И при чем, я не могу их — и это было бы не правильно — назвать условно российской, условно украинской, потому что насколько я могу судить… Вот сейчас за неделю особенно готовясь к передаче, я просмотрел много различных материалов. Та точка зрения, что Мазепа — предатель, Иуда и нечего о нем говорить, он ни одного хорошего слова он не заслуживает. Эта точка зрения, безусловно, разделяется далеко не всеми в России. И другая точка зрения, что Мазепа — защитник интересов Украины, что он был вынужден совершить это предательство тысяча семьсот восьмого года, она тоже не разделяется всеми в Украине. То есть мы имеем здесь, видимо, борьбу нескольких мифов в мифологизированном сознании российского и украинского народов. И в Иване Степановиче Мазепе эти мифы таким вот образом как-то сплелись в такой особенно тугой узел. Почему именно он? Наверное, в общем, какой-то элемент случайности тоже есть, хотя его биография определенно дает основания для того, чтобы о многом поговорить, поспорить и, действительно, как мы сегодня уже, наверное, увидим те полярные точки зрения, они существовали и в те времен. И действительно Мазепа безусловно руководствовался идейными соображениями в своих поступках, а не только там, как иногда пишут радикальные анти-мазепенцы, если можно так выразиться, страхом за свою шкуру или какими-то корыстными интересами. Нет, конечно. Это, безусловно, был человек со своей позицией. И она была достаточно сложной. Видимо надо, чтобы была преемственность с прошлой передачей, вернуться к тому сложному времени, когда одновременно существовали три гетмана: гетман, поставленный при поддержке Москвы, гетман, ну, это был, скажем, гетман Брюховецкий, затем после его измены стал гетман Многогрешный; был гетман, поддерживаемый Османской империей, это был Петро Дорошенко; и был польский ставленник — гетман Ханенко. И вот одновременно три гетмана существовали на Украине плюс, так сказать, польско-турецкая война, плюс, как обычно, не оставались безучастными крымские татары. Чрезвычайно трагический период в и без того чрезвычайно трагической истории Украины. И в результате все более или менее, вроде бы, начинает налаживаться после того, как левобережным проросскийским гетманом становится Иван Самoйлович Самойлoвич. Там еще будет сложная ситуация. Дорошенко в конечном итоге откажется от гетманства и отдастся, что называется, на милость московского царя. Еще будет страшное возвращение в политику Юрия Хмельницкого. Но в конечном итоге Самойловичу удастся более или менее взять ситуацию под контроль и вот, я знаю, что некоторые украинские историки, например, считают, что при Самойловиче «руина», этот страшный период в истории Украины, он, в общем, более или менее прекратился. Хотя есть и другая точка зрения, что «руина» будет продолжаться и дальше, и в восемнадцатый век она перейдет. Ну, понятно, что это вопрос уже такой для спора профессионалов. Но так или иначе стало несколько поспокойнее, хотя Самойлович себя чувствовал — хотел было сказать на престоле, на престоле он не был — в этом положении он чувствовал себя достаточно неуверенно. И в этом во многом было виновато не только то, что он принял очень тяжелое наследство, но и то, что Москва, видимо, несколько раз очень сильно обжегшись с гетманами, практически с каждым гетманом, которого до Самойловича Москва ставила, она обжигалась. Москва, обжегшись, все время старалась каким-то образом держать Самойловича на крючке. Вот, например, то, что гетман Дорошенко в Москве был гораздо более милостиво принят, чем он мог бы ожидать: его не только не казнили и не бросили в темницу, но даже дали должностишку Вятского воеводы, а потом вернули в Подмосковье и дали ему там поместье — это, конечно, Самойловича очень напрягало, потому что он прекрасно понимал, что Дорошенко держат в качестве запасного, и вот тем самым, он понимал, Москва его контролирует. Да, так сказать, такой противовес ему имеется. При всем том, что Самойлович вполне верноподданно себя вел. И был еще один источник для Самойловича большого раздражения — это кошевой атаман Запорожского войска. А Запорожское войско, в общем-то, по-прежнему было достаточно автономным образованием. Это атаман Серко — человек совершенно фантастической биографии, человек совершенно невероятных качеств. В первую очередь, это очень удачливый, как мы бы сейчас сказали, полевой командир, человек, который за свою жизнь, как принято считать, дал около шестидесяти боев и ни разу не уходил побежденным. Это человек с очень своеобразным, для того времени видимо, привлекательным представлением о воинской чести, который воевал именно, что называется, в открытом бою, никогда не преследовал разгромленного противника; человек, который имел заслуженную достаточно репутацию защитника православной веры. Хотя защищал он ее достаточно своеобразными методами, но, я так понимаю, что эти методы вызывали у казачества одобрение. Например, один раз, когда он совершил очень удачный набег в Крым и освободил из плена несколько тысяч православных пленников, то затем он спросил их, хотят ли они вернуться, и выяснил, что несколько сот человек не хотят возвращаться ни в Россию, ни в Украину, потому что некоторые, может быть, уже успели принять ислам, а, может быть, по идейным соображения, может быть, чтобы освободиться от рабства.

Л. ГУЛЬКО: Чтобы выжить.

А. КУЗНЕЦОВ: Принятия ислама освобождало мусульман. Не можно мусульманина держать в рабстве. В общем, они попросили отпустить их обратно, то есть их освободили по ошибке. И вот тогда Серко их сначала отпустил, но потом казаки их догнали, всех перебили. И Серко якобы произнес над этими телами такую фразу: «Прощайте, братья, до страшного суда», то есть он был непримирим к изменникам православия. Но опять же этот поступок не надо осуждать с позиции начала двадцать первого века. Серко — человек семнадцатого века со всеми его противоречиями. И вот этот чрезвычайно популярный среди казачества человек находится в Сечи, и Самойлович знает, что Серко имеет определенные гетманские амбиции. Правда к счастью, и в первую очередь, к счастью для самого Серко, это моя точка зрения, для него и для его посмертной памяти очень хорошо то, что он гетманом так и не стал, потому что, судя по его личным качествам, именно для гетманства, для политической должности он рожден не был. И скорее всего, добейся он клейнод, он скорее всего как-то на свою репутацию бы бросил тень. Он был довольно простодушен, он не был мастером интриги. Он остался в истории на том месте, которое занимал по праву. Кошевой атаман — это его место и неслучайно, в общем. Насколько я могу судить, в истории Украины в самой Украине это сейчас один из самых популярных ее персонажей, действительно человек чрезвычайно интересный. Вот некоторые слушатели, несколько человек писали, что надо сделать о нем отдельную передачу. Но, к сожалению, мы целую передачу на Серко отвести не можем, я говорил с Алексеем Алексеевичем. Во-первых, мы заявили гетманов, а Серко гетманом не был…

Л. ГУЛЬКО: По закону.

А. КУЗНЕЦОВ: Да, хотя мы его иногда упоминаем не гетманов, но это не вписывается в формат передачи. Но, самое главное, дело не в этом, а в том, что этот наш цикл, который изначально замышлялся сравнительно небольшой — передач на шесть — на семь — он как-то вот взял и разросся. И сегодня уже восьмая передача…

Л. ГУЛЬКО: Зажил собственной жизнью.

А. КУЗНЕЦОВ: Зажил собственной отдельной жизнью. Это все мне напоминает историю с тем, как Маркс, садясь за стол, собирался написать небольшую брошюру для рабочих, и так, боюсь, с нашей передачей и происходит. Восьмая передача, мы только-только подошли к Мазепе, а понятно, что на нем мы не закончим, поэтому нельзя особенно расширять. Но вот сегодня, я надеюсь, мы определенный долг перед Серко выполнили, хотя мы его упоминали в предыдущих передачах тоже регулярно. И вот Самойлович, конечно, нервничает. Он понимает, что есть очень популярный человек в казачьей среде, что есть человек, на которого в принципе, если что, может поставить Москва. Это Дорошенко, который содержится там под надзором, но на свободе. И в результате Иван Самойлович старается выполнять все указания Москвы, периодически проявлять разумную инициативу, но для него такой неудачным станет мероприятие — неудачное не по его вине — это знаменитый крымский поход Василия Васильевича Голицына тысяча шестьсот восемьдесят седьмого года. Дело в том, что за год до этого Василий Голицын заключил, наконец, Вечный мир с Польшей, знаменитый мир восемьдесят шестого года, очень однозначно встреченный уже тогда в Украине, потому что он рассматривался, как логическое продолжение двух договоров, заключенных в свое время с поляками во времена еще Алексея Михайловича — это Виленские соглашения и Андрусовское перемирие. И вот этот вечный мир, с точки зрения не всех, но части жителей Украины, это было нарушение соглашений между Украиной и Россией, это такое, можно сказать, предательство интересов украинского народа, потому что опять признавались определенные права Речи Посполитой на территорию Украины. Вот эта мечта очень многих жителей о воссоединении левобережной и правобережной Украины и создании, ну, по крайней мере, автономного самоуправляемого государства, она опять откладывалась ради каких-то внешнеполитических целей, в том числе и московского государства. Она опять отходила куда-то туда, достаточно далеко. И одна из целей заключения этого Вечного мира — это его совершенно четкая анти-мусульманская направленность. И не случайно на следующий год огромное войско: около ста тысяч московского войска и около пятидесяти тысяч казаков под командованием Самойловича, а московское войско соответственно под командованием фаворита царевны Софьи, Василия Голицына оправляются в Крым. Этот поход был очень неудачным. Там все с самого начала было плохо: поздно назначили время сбора. Назначили его на февраль. В результате выступить смогли к тому времени, когда самый удачный период для перехода степи уже закончился. Уже начинает сохнуть трава. Уже большие проблемы с водой…

Л. ГУЛЬКО: Ну, да. Жарко.

А. КУЗНЕЦОВ: Жарко. И совершенно непреодолимая проблема по тем временам. А татары действовали так, как они всегда действовали в этих обстоятельствах: они совершали налеты мелкими конными отрядами, они отравляли колодцы, они всячески беспокоили московское войско. А когда для этого сложились благоприятные погодные условия, то есть трава подсохла, и ветер задул в сторону противника, они зажгли степь. При чем это было абсолютно предсказуемо. Они не в первый и не в десятый раз это делали. И поход закончился крайне неудачно, что для царевны Софьи было не просто какой-то внешнеполитической неудачей, а это, судя по всему, было неудачей ее гораздо более амбициозного плана. Она действительно была влюблена в Василия Голицына, не смотря на то, что он был женат. Она действительно строила какие-то личные планы в связи с ним. И явно совершенно назначение этого абсолютно невоенного человека руководить таким сложнейшим колоссальным предприятием, было рассчитано тем, что он вернется победителем в ареоле славы, при чем не просто победителем, а победителем над бусурманами. Это, наверное, должно было стать прологом какой-то комбинации, в результате которой он стал бы ее соправителем. Но не получилось.

Л. ГУЛЬКО: Давайте мы на этом остановимся. Сделаем паузу. Послушаем краткие новости. Затем вернемся и продолжим разговор. И там я озвучу победителей нашей игры «Красная площадь, дом один».

***

Л. ГУЛЬКО: Это передача «Не так». Радиостанция «Эхо Москвы» совместно подготовленная с журналом «Знание — сила». Еще раз напомню: историк Алексей Кузнецов и тема нашей сегодняшней «Гетман Мазепа: предатель благодетелей». Остановились мы на царевне Софье, Голицыне.

А. КУЗНЕЦОВ: Да.

Л. ГУЛЬКО: Голицын, говорят, подставлял ни один раз Мазепу.

А. КУЗНЕЦОВ: Ну…

Л. ГУЛЬКО: Как некоторые считают.

А. КУЗНЕЦОВ: Вообще-то на самом деле в эту эпоху, так сказать, все настолько…

Л. ГУЛЬКО: Друг друга…

А. КУЗНЕЦОВ: Друг друга подставляли. Не могу сказать на самом деле. Вот Голицын Самойловича действительно недолюбливал. Дело в том, что Самойлович находился в достаточно тесных отношениях с московским воеводой Григорием Ромодановским, который на Украине много и славно повоевал и бесславно иногда тоже. А соответственно у Голицына с Ромодановским были достаточно сложные взаимоотношения. Поэтому вот из-за этого похода, из которого ничего хорошего не получилось, Софье пришлось делать вид, что победа одержана, потому что никакой победы не было. До Перекопа даже не дошли. С этой целью войско было задержано вдалеке от Москвы. Под Тулой оно было расквартировано. Его не распустили на зиму, чтобы слухи о том, что произошло…

Л. ГУЛЬКО: Не пошли.

А. КУЗНЕЦОВ: … не просочились. Да. В Москве был устроен парад, на котором участвовало небольшое количество отборных и доверенных войск, но тем не менее парад, трофеи везли. Трофеев, правда, практически не было. В столкновении с каким-то небольшим татарским отрядом захватили их пожитки: какие-то телеги, какой-то котел, казан захватили…

Л. ГУЛЬКО: Чтоб было, что показать.

А. КУЗНЕЦОВ: … и клетку — самое большое на москвичей впечатление произвело. Захватили, арестовали камышового кота. Зачем его с собой таскали крымцы?

Л. ГУЛЬКО: Экзотическое животное.

А. КУЗНЕЦОВ: Совершенно открытый вопрос: зачем с собой его в боевых набегах… им было нужно это животное? Но эта огромная дикая кошка в клетке, она на москвичей произвела совершенно незабываемое впечатление, потому что кот отрабатывал свои деньги честно: он шипел, бросался на прутья. И действительно москвичи окончательно уверились, что уж если такого зверюгу одолели, то действительно видимо армия со славной победой вернулась. Но победы на самом деле не было, и нужно было как-то оправдываться. А уже в момент отступления в русской части войска пошли слухи — а такие слухи всегда рождаются, и в данном случае говорить, что нет дыма без огня абсолютно безосновательно — что степь зажгли не татары, а сам Самойлович. Дескать он татарский агент, и вот он по их приказу степь зажег. Совершенно абсурдная в данной ситуации версия, но тем не менее Голицын начал размышлять, а не свалить ли вину на Самойловича. Тем более…

Л. ГУЛЬКО: На кого-то ж надо свалить.

А. КУЗНЕЦОВ: Конечно. Это абсолютно такая комбинация простая. И вот здесь как раз мы встречаемся вплотную с Иваном Степановичем Мазепой. Сейчас мы вернемся к этой ситуации немножко назад. Вот почему собственно мы назвали передачу «Предатель благодетелей»? Это не наша идея. Это Николай Иванович Костомаров, замечательный и российский, и украинский одновременно историк девятнадцатого века. Вот ему принадлежит эта мысль. И я хочу привести цитату из Костомарова. Он критически относился к Мазепе. Вот, что он пишет о нем: «В нравственных правилах Ивана Степановича с молоду укоренилась черта, что он, замечая упадок той силы, на которую прежде опирался, не затруднялся никакими ощущениями и побуждениями, чтобы не содействовать вреду падающей прежде благодетельной для него силы», — мне очень нравится стиль, «не затруднялся». — «Измена своим благодетелям не раз уже выказывалась в его жизни. Так он изменил Польше, перешедши к заклятому её врагу Дорошенку; так он покинул Дорошенка, как только увидал, что власть его колеблется; так, и ещё беззастенчивее, поступил он с Самойловичем, пригревшим его и поднявшим его на высоту старшинского звания. Так же поступал он теперь со своим величайшим благодетелем, перед которым ещё недавно льстил и унижался». Но это уже о Петре Первом разумеется. И вот опираясь на эту цитату очень авторитетного, уважаемого всеми историка, есть соблазн сказать какую-нибудь красивую фразу, что трусость и предательство красной нитью прошли через всю жизнь гетмана Мазепы. И как пишет другой современный, но замечательный тоже, я без всякой иронии говорю, наш историк Андреев, на монографию которого об Алексее Михайловиче я уже не однократно ссылался, он тоже пишет, так сказать, что задолго до семьсот восьмого года в жизни Мазепы были основания говорить о том, что он начал путь к этому ордену Иуды, которым его Петр мечтал наградить. Но на самом деле все, конечно, гораздо сложнее. Потому что некоторые из тех обстоятельств, о которых здесь говорит Костомаров, Мазепу обвинять, конечно, не стоит. Он действительно начинал как шляхтич, как польский дворянин, хотя Мазепа — православные и этнически они украинцы, но, тем не менее, он был не очень заметным придворным при дворе Яна Казимира. Он учился сначала в Киеве в этом знаменитом учебном заведении Киево-могилянском. Затем он учился в Варшаве в Иезуитском коллегиуме. Затем он поучился еще в нескольких европейских городах, в Италии в частности он был. Он прекрасно был образован. Он свободно говорил на нескольких европейских языках, еще несколько языков он понимал довольно прилично. Придворная его карьера не задалась. Там разные существуют версии, в том числе и вполне такая романтическая из-за чего она прервалась. Якобы там у Мазепы случился роман — у Костомарова это все подробно описывается — женой одного польского шляхтича. Шляхтич его выследил, поймал, наказал примерно: привязал голым к коню и пустил через колючки. И вот опозоренный Мазепа должен был убираться соответственно сначала на Украину, а потом уже подался к казакам. Вот тем самым, значит, он переметнулся к Дорошенко, предал поляков. Ну, почему он предал поляков? Не знаю, он не был, насколько я понимаю, скажем, там офицером польской армии. Да, он был польским придворным. Ну, случилось там не хорошо. Как я понимаю, это в то время не считалось предательством. Можно вспомнить польского короля, будущего Генриха Третьего Французского, который узнав о том, что французский престол освободился, вообще мухой просто метнулся из своего королевства польского, захватив к тому же еще и…

Л. ГУЛЬКО: Это называется «ничего личного, только бизнес».

А. КУЗНЕЦОВ: … часть казны. Вот это точно только бизнес.

Л. ГУЛЬКО: Конечно.

А. КУЗНЕЦОВ: То есть воззрения на это были, видимо, шире в каком-то смысле, чем сейчас. Что касается Дорошенко, история такая: Дорошенко действительно использовал его для всяких доверенных поручений, в частности именно Дорошенко послал Мазепу зондировать почву, не может ли он, Дорошенко отдаться под покровительство московского царя. Затем через пару лет Дорошенко отправил Мазепу к крымцам и османам, ища возможности соответственно очередного союза с ними. Вот здесь переломный очередной момент в судьбе Ивана Степановича. Его отлавливает тот самый — я не случайно про Серко рассказывал — запорожский атаман Серко. Отлавливает вместе с документами при нем, вместе с письмами. Когда эти письма были зачитаны казакам Серко, то они естественно единодушно предложили разорвать гонцов, а письма передать куда следует. Но что интересно. Серко вступился за Мазепу и, видимо, отбил его от казаков. И более того, когда Самойлович затребовал пленника к себе, видимо, для дальнейшей передачи в Москву, то Серко его отправил, но снабдил такой вот припиской к Самойловичу. Напомню, что Серко и Самойлович небольшие в общем друзья. «Зело и покорно вельможности твоей прошение свое приносим о Иване Мазепе. Твоя милость яки отец милосердный покажи милость, чтобы он в неволе не был». То есть Серко еще и просит за Мазепу.

Л. ГУЛЬКО: У него что были свои планы?

А. КУЗНЕЦОВ: А Костомаров и целый ряд других историков пишут о том, что самым настоящим талантом Мазепы было очаровывать людей не только женщин, но и государственный и военных деятелей. Вполне возможно, что… Что повлияло? Я не знаю. Может быть, какие соображения. Серко ведь тоже в общем-то менял покровителей, хотя не так, может быть активно. Но тем не менее это его фраза, которую мы цитировали с Алексеем Алексеевичем в предыдущей передаче, что нужда переменяет присягу, нужда переменяет закон. Так что может быть. Серко был человеком малограмотным при всех своих талантах. Может быть, грамотность, политесное обращение произвели на него впечатление. Я затрудняюсь сказать. Но факт остается фактом. Серко практически спас Мазепе жизнь, Серко приложил усилия, чтобы того хорошо приняли у Самойловича. А самому Серко Мазепа не очень хорошо отплатит за это. И тут из песни слова не выкинешь. Когда Мазепа доедет уже до Москвы и будет там давать показания перед почти всесильным Артамоном Матвеевым, он, видимо, в угоду Самойловичу, зная об этой нелюбви, он о Серке наговорит нехорошего, прямо скажем. Вот тут, скажем, личное предательство, может быть, громко сказано — они не были друзьями, но неблагодарность была проявлена. Это правда. Затем Мазепа будет в Москве встречен как пленник, отпущен с наградою. Вернется к Самойловичу. Будет у него доверенным лицом, в том числе будет воспитывать у него детей, как человек высокообразованный. Самойлович был сам человек образованный и ценил таких людей. И вот в этой ситуации восемьдесят седьмого года, когда над Самойловичем нависает собственно обвинение в измене, вот здесь Мазепа сыграл какую-то непонятную роль. Здесь такой детектив. Дело в том, что тот же самый Николай Иванович Костомаров, человек очень добросовестный в нескольких своих книгах, а история Украины собственно основная его тема, он в разных книгах дает разную оценку. Вот, скажем, в самом, наверное, его известном нашим слушателям труде «История России в жизнеописании ее главнейших деятелей» в главе «Мазепа» он пишет, что мы не знаем точно роли Мазепы в обвинениях, предъявленных Самойловичу, поэтому мы его судить не можем, но в более ранних своих произведениях, скажем, в работе «Руина» он перечисляет даже некоторые основания полагать, что Мазепа был активным или пассивным, но участником вот этого поклепа на Самойловича, в результате которого тот был лишен гетманства, в результате которого судьба самого Самойловича и его семьи сложилась достаточно трагически. Для Самойловича и одного из его сыновей это закончилось дальней ссылкой в Тобольск, где Самойлович и умрет, и сын его потом там умрет. Другой из его сыновей будет казнен. Ну, третий сын, правда, еще до описанных событий, умер своей смертью, поэтому не попал под раздачу, что называется. Поэтому есть такая точка зрения. Другие историки и прошлые, и современные убеждены, что Мазепа даже подкинул Голицыну идею обвинить во всем Самойловича, а Голицын вроде не очень этого хотя, но, понимая что что-то надо делать, этот план принял. Тут надо опять сказать, что тот же Костомаров отмечает такое определенное, действительно… почву для если не дружбы, то взаимного уважения между Мазепой и Голицыным. Они оба западники. В каком смысле? Они оба люди западного воспитания, они оба очень ценят вот эту вот польскую, в том числе и распространившуюся на Украину, вот эту вот образованность, другой образ мышления, большую открытость что ли. Василий Васильевич действительно был самым известным московским западником того времени. И тут, наверное, были основания для личной симпатии, которые затем подкрепились взаимными интересами. Правда, очевидно, что у Мазепы больший интерес к Самойловичу, чем наоборот, потому что именно Мазепа в восемьдесят седьмом году после смещения и ареста Самойловича, при активной поддержке Голицына становится гетманом. При этом надо сказать, что для украинцев Мазепа на тот момент — фигура достаточно чужая. Он то ли лях, потому что пришел из Польши. Да?

Л. ГУЛЬКО: То ли?

А. КУЗНЕЦОВ: То ли московский ставленник, потому что Самойловича не любили. Самойлович себе составил достаточно плохую репутацию среди значительной простых людей и старшины. Он проводил отчетливо промосковскую политику. Он для того, чтобы обеспечить участие в различных войнах на стороне Москвы, он проводил очень жесткую налоговую политику, он раздавал откупа, в первую очередь, винные и табачные. И в результате тем самым грабился простой народ, потому что откупщики задирали цены на эти два важнейших — на три даже, там еще деготь был, дегтярный откуп тоже был очень важен — на три важнейших товара первой необходимости. Но смещение Самойловича, замена его на Мазепу, который был с одной стороны правой рукой Самойловича, а теперь его поддерживает Москва, тоже вызвало определенное смятение в умах. И Мазепе в отличие от Самойловича… Понимаете, Самойлович это такая древняя, ну, не древняя, но такая старая казацкая фамилия. Они там все между собой свояки, родственники, зятья и так далее вот. Он все-таки свой. А вот Мазепа — чужой с этой точки зрения. Он не принадлежит казацкой старшине. И поэтому, кстати, возможно это был один из аргументов, которыми Голицын убеждал свою покровительницу поставить именно на Мазепу: «Он будет наш! Он вынужден будет стать нашим, потому что нет, не укоренен он в этой самой малороссийской старшине и вынужден будет проводить политику, опираясь на нас». Фигурирует история со взяткой. Некоторые историки утверждают, что не было взятки. Но сам Мазепа — у меня как обычно документик припасен…

Л. ГУЛЬКО: Ну, так правильно. Что же?

А. КУЗНЕЦОВ: Так у нас положено.

Л. ГУЛЬКО: Конечно.

А. КУЗНЕЦОВ: Так у нас принято. Сам Мазепа признавал эту взятку. Сейчас я найду эту бумажку. Признавал эту взятку в даже больше, чем десять тысяч рублей…

Л. ГУЛЬКО: Приличные деньги на тот момент.

А. КУЗНЕЦОВ: Приличные. Более чем приличные. Так вот уже после падения Софьи и после падения автоматически с ней Голицына уже царю Петру Мазепа подает челобитную, в которой доносит, что Леонтий Неплюев — это один из дьяков — угрозами вынудил у него дать князю Голицыну отчасти из пожитков отрешенного гетмана Самойловича, отчасти из собственного своего «именьишка», которое по милости монаршей нажил на гетманском уряде, одиннадцать тысяч рублей червонцами и ефимками, — ефимки — это Йоахимсталер, серебряная монета, перечеканенная в Москве, — более трех пудов серебряной посуды, на пятьсот рублей драгоценных вещей и три турецких коня с убором». Тут на двадцать тысяч на самом деле, если верить Мазепе. Это перечисление, очень напоминающее, видимо, «Иван Васильевич меняет профессию». Помните?

Л. ГУЛЬКО: Что-то есть. Да.

А. КУЗНЕЦОВ: Три пиджака кожаных…

Л. ГУЛЬКО: Все, что нажито непосильным трудом.

А. КУЗНЕЦОВ: Непосильным трудом. Да. Он подчеркнул, что в том числе из собственного именьишка пришлось заплатить. Была взятка, не была. Мы сейчас, конечно, не разберемся. То, что это после падения Голицына, конечно, может быть и наветом. И вот понимаете, какая получается история. Да, Мазепа, видимо, достаточно случайно оказался в восемьдесят девятом году в Москве. Он бывал там более или менее регулярно. Но вот ехал он к Голицыну в очередной раз доложиться, так сказать. Он уже два года как гетман. А попадает на переворот. И когда первый раз еще в Троицко-Сергееву Лавру, где Петр пережидает этот переворот, его туда приглашают, Мазепа, наверное, пережил достаточно тяжелые минуты, потому что он ставленник Голицына и вполне мог ожидать, так сказать, расправы. Но Петр принял его очень милостиво. Почему? Видимо, потому что Москва не хотела менять гетмана. Вот два года Мазепа там. Вроде более или менее спокойно. Петр еще не уверен, как переворот закончится. Сестра проиграла, но еще как примет страна и все такое. И в этой ситуации опять-таки переполошить Украину тем, что начать там менять гетмана… Видимо, по этим соображениям была сделана ставка на Мазепу. И надо заметить, что на двадцать лет Петр не прогадал. На двадцать первом случится неприятность, но двадцать лет Мазепа будет достаточно верно служить Петру. И об этом мы обязательно в следующей передаче подробно поговорим. Но с этой точки зрения, выбор на тот момент… кадровое решение, что называется, было принято правильно. И соответственно Мазепа вернется с подтверждением своих полномочий. И вот получается, в пику… а в строку гетману ставится польский король, Дорошенко, Серко, Самойлович. Впереди, так сказать, семьсот восьмой год и измену Петру. Плюс вспоминается, разумеется, подробно описанная, звучащая у Пушкиным ситуация с его соперником Василем Кочубеем. И вот до конца передачи остается несколько минут, на ней надо, видимо, остановиться. Уже шестидесяти пятилетний Мазепа, он тридцать девятого года рождения, то есть речь идет о тысяча семьсот четвертом годе…

Л. ГУЛЬКО: Влюбляется.

А. КУЗНЕЦОВ: … влюбляется. Влюбляется. У Пушкина она почему-то называется Марией. Марией она никогда не была. Она Матрена, Мотря. Это одна из двух дочерей генерального судьи Украины Василя Кочубея. Ей шестнадцать лет. Романтическая история. И…

Л. ГУЛЬКО: Она его крестница была? Нет?

А. КУЗНЕЦОВ: Она его крестница. И в этом-то и была формальная сторона проблемы, потому что с точки зрения церкви, отношения с крестником, крестницей, в общем, напоминали инцест. Хотя с биологической точки зрения, это не то, но вот духовной…

Л. ГУЛЬКО: Духовной, конечно.

А. КУЗНЕЦОВ: И Мазепа простил у Кочубея руки. И у него, видимо, были какие-то основания полагать, что он сумеет добиться церковного разрешения этой ситуации. Но Кочубей, а еще в большей степени, похоже, его жена, женщина своенравная — по крайней мере, Мазепа Кочубею потом об этом будет писать, потом и укорять его: «Ну, как же так, как же баба в доме бал правит». И так далее.

Л. ГУЛЬКО: Все она…

А. КУЗНЕЦОВ: Да. И Мазепа получит отказ. Мать начнет девушку травить и упрекать, по крайней мере, с ее слов. Девушка бежит к гетману. А гетман ее отошлет, хотя будет ей в след писать очень нежные письма о своей любви. Они все опубликованы, в том числе и в Интернете. Наши слушатели могут с ними ознакомиться. Кстати говоря, они выдают в Мазепе человека, безусловно, литературно одаренного. Безусловно. Но будет объяснять в своих письмах, что вот нехорошо переступать через родителей и так далее. Видимо, письма, предполагалось, что будут увидены отцом, то есть это, видимо, очередное приглашение Кочубею помириться. И вот эта вот история, которой мы, наверное, в следующий раз еще коснемся, она послужила основанием для самых разных спекуляций по поводу того, зачем Кочубей писал на Мазепу многочисленные доносы и разными путями отправлял. Кочубей, потом уже выданный Петром Мазепе, под пыткой в мазепином же лагере признается, что да, он возвел на гетмана напраслину из-за Матрены, то есть только личные обиды и вроде как никаких оснований не было. Но под пыткой признание. Все понятно. Доверять ему, конечно же, трудно. Но дело в том, что писал Кочубей, безусловно, и без этого. Они, безусловно, были соперниками. Кочубей видел себя с гетманскими клейнодами. Тоже несомненно. И, кроме того, вот интересный момент, что когда Мазепа вступал на гетманство в восемьдесят седьмом году, было подписано очередное соглашение — Коломакские статьи тысяча шестьсот восемьдесят седьмого года — и там, в частности, оговаривалась обязанность старшины доносить в Москву на гетмана. То есть Москва пытается очередное средство контроля за гетманом… И в данном случае Кочубей с его доносами, а он доносил на то, что Мазепа якобы планирует предательство уже тогда. Это просто часть его долга. Он должен это делать. То, что Петр поставил в данном случае не на Кочубея, а на Мазепу — об этом в следующий раз мы поговорим, почему это произошло. Но, так или иначе, Мазепа прекрасно знал, что доносы Кочубея это одна из тысяч бумаг, которые поступают на него, потому что казачья старшина активно на Мазепу пишет. Такой, сякой, разэтакий.

Л. ГУЛЬКО: Ну, что ж. «Гетман Мазепа: предатель благодетелей». Продолжение в следующую субботу.

А. КУЗНЕЦОВ: Обязательно.

Л. ГУЛЬКО: Продолжение в следующую субботу. Вел передачу Лев Гулько, а как всегда рассказывал и показывал практически, поскольку у нас работает сетевизор, историк Алексей Кузнецов. Кстати, как пишет Виктор, полный тезка актера Алексея Кузнецова, который играл водителя москвича в «Зеленом огоньке».

А. КУЗНЕЦОВ: Ну, что же. Мне очень приятно.

Л. ГУЛЬКО: Вот такая вот закольцованность. Спасибо огромное и до встречи!