«Боже, как гру­стна наша Россия»

Н. Бердяев

Пушкин, прочитав «Мертвые души», воскликнул: «Боже, как гру­стна наша Россия». Это восклицала вся русская интеллигенция весь XIX век. И она пыталась уйти от непереносимой грусти русской действительности. Этой идеальной действительностью была или допетровская Россия, или Запад, или грядущая революция. Русская эмоциональная революционность определялась этой непереноси­мостью действительности, ее неправдой и уродством. При этом пе­реоценивалось значение самих политических форм.

Интеллигенция была поставлена в трагическое положение меж­ду империей и народом. Она восстала против империи во имя наро­да. Россия к XIX веку сложилась в огромное мужицкое царство, скованное крепостным правом, с самодержавным царем во главе, власть которого опиралась не только на военную силу, но также и на религиозные верования народа, с крепостническим дворянст­вом, в средней массе своей очень непросвещенным и самодурным, с небольшим культурным слоем, который легко мог быть разорван и раздавлен.

Интеллигенция и была раздавлена между двумя силами — силой царской власти и силой народной стихии. Народная стихия пред­ставлялась интеллигенции таинственной силой. Она противопола­гала себя народу, чувствовала свою вину перед народом и хотела служить народу. Тема «Интеллигенция и народ» — чисто русская тема, мало понятная Западу.

Во вторую половину века интеллигенции, настроенной револю­ционно, пришлось вести почти героическое существование, и это страшно спутало ее сознание, отвернуло ее сознание от многих сто­рон творческой жизни человека, сделало ее более бедной. Народ безмолвствовал и ждал часа, когда он скажет свое слово. Когда этот час настал, то он оказался гонением на интеллигенцию со стороны революции, которую она почти целое столетие готовила.

Самые интересные квесты в минске.

Русская идея. Париж. 1946. С. 31-32.