Ариадна Тыркова, железная леди русского либерализма
Стенограмма передачи “Не так” на радиостанции “Эхо Москвы”
С.БУНТМАН — Мы начинаем нашу передачу, совместную с журналом «Знание — сила». Наш пейджер 961-33-33 для абонента «Эхо Москвы». Олег Будницкий. У нас две смуты, у нас все время, вот весь август, весь июль и август у нас вот 17 век, 20 век, 17 век, 20 век.
О.БУДНИЦКИЙ — Вот сейчас мы свяжем, между прочим.
С.БУНТМАН — Да?
О.БУДНИЦКИЙ — В прямом смысле этого слова.
С.БУНТМАН — Так, хорошо.
О.БУДНИЦКИЙ — Да. Ибо наша сегодняшняя героиня — Ариадна Владимировна Тыркова, потомственная дворянка родилась в Новгородской губернии, в том самом поместье, прежде — вотчине, которое было даровано ее предкам за участие в походах Скопина-Шуйского.
С.БУНТМАН — Так. Вот, вот, все связалось у нас уже.
О.БУДНИЦКИЙ — Все связалось, а между прочим один из потомков этих самых людей, которые, в конечном счете, привели на трон Романовых, участвовал в убийстве одного из них. Это родной брат Ариадны Тырковой — Аркадий Тырков, который был в отряде наблюдателей за выездами Александра II и относился по классификации и тогдашней полицейской, и последующей Общества политкаторжан к цареубийцам. Ну, Ариадна Владимировна к цареубийцам не относилась. Более того, до поры до времени она вела вполне стандартный, я бы сказал, благополучный образ жизни. Закончила гимназию, поступила на первый курс Бестужевских курсов, на отделение математики, между прочим. Вышла замуж 21 года за инженера Бормана. Инженер — это 90-е годы 19 века, это очень состоятельный человек.
С.БУНТМАН — А он по какой части был инженер?
О.БУДНИЦКИЙ — По-моему, что-то по механической. Но уж знаете…
С.БУНТМАН — По механической. Ну, во всяком случае, инженер.
О.БУДНИЦКИЙ — Инженер, да. Вы задаете мне вопросы, которые выше моего интеллектуального уровня.
С.БУНТМАН — В этом моя должность и обязанность.
О.БУДНИЦКИЙ — Когда заходит речь о железках, то это как-то не по моей части.
С.БУНТМАН — Понятно. Хорошо.
О.БУДНИЦКИЙ — Родила двоих детей. Выезды, балы, все замечательно. Проходит 7 лет, и Ариадна Владимировна разводится с мужем и начинает заниматься, чем бы вы думали? Журналистикой.
С.БУНТМАН — Так.
О.БУДНИЦКИЙ — Журналистикой. Это 1897 год, а родилась она в 1869. И начинает писать, писать, причем на страницы столичной печати пробиться нелегко, пишет в провинциальных газетах. Вскоре ее замечают, начинает пописывать и в столичные, и, в общем, зарабатывает наша потомственная дворянка литературным трудом. А в 1901 году, в марте месяце принимала участие в демонстрации в защиту студентов, в поддержку студентов, у которых были большие проблемы с начальством. То их в солдаты сдавали, то еще что-нибудь. И была арестована. Сидела 10 дней в Литовском замке. И в протоколе, составленном жандармским офицером, когда ее отпустили, надо было написать: за что ж сидела-то. «10 дней сидения в Литовском замке, — я цитирую, — зачесть наказанием за праздное любопытство».
С.БУНТМАН — Так.
О.БУДНИЦКИЙ — Ну, через пару лет Тыркова была вновь арестована. Теперь уже не за праздное любопытство, а за перевоз, транспортировку нелегальщины в Россию, а именно — журнала «Освобождение». Была арестована с транспортом на границе, и на этот раз посадили ее уже серьезно. Просидела пару месяцев, отпустили до суда, а на суде приговорили к двум с половиной годам заключения в крепости, что было совсем не сладко. И Ариадна Владимировна предпочла бежать за границу, прихватив двоих детей. Кстати говоря, отпустили ее на поруки. Поручительницей выступила одна из ее соучениц, которая была замужем за командиром лейб-гвардии конногвардейского полка.
С.БУНТМАН — Так. Да.
О.БУДНИЦКИЙ — Я не случайно заговорил о ее одноклассницах, ибо еще одна одноклассница — Нина Берг была замужем за Петром Бернгардовичем Струве, в семействе которого Тыркова в основном и провела эмигрантские годы. Еще одна одноклассница Тырковой лучше знакома радиослушателям — Надежда Константиновна Крупская.
С.БУНТМАН — Да, мы знаем такую даму, да.
О.БУДНИЦКИЙ — Которую однажды Тыркова посетила в Женеве, где пообщалась и, видимо, не очень хорошо, с мужем Надежды Константиновны, который, я думаю, в представлениях не нуждается. Когда муж Надежды Константиновны — Владимир Ильич Ульянов провожал ее на вокзал, то заметил между делом. Я цитирую: «Вот подождите, таких как Вы, мы будем на фонарях вешать». Тыркова засмеялась: «Нет. Я вам в руки не дамся». «Это мы посмотрим», — ответил Ленин.
С.БУНТМАН — Джентльмен.
О.БУДНИЦКИЙ — Ну, конечно, этот диалог воспроизведен самой Тырковой в ее дальнейших воспоминаниях, но, в общем, что-то в этом есть. Надо сказать, что больше они не встречались, поэтому как бы все кончилось для Ариадны Владимировны благополучно, и дожила она почти до 93 лет. Вот. Но, а что же она из себя, собственно, представляла как женщина, я имею ввиду? Не возникает ли в умах слушателей образ такого «синего чулка», да? Пописывает, нелегальщина, круг такой.
С.БУНТМАН — Сразу и, в общем-то, подруги такие. Как-то так… Да.
О.БУДНИЦКИЙ — Да. Кстати, еще одна одноклассница была замужем за Туган-Барановским — еще одним отцом российского легального марксизма. Так что окружение было такое, довольно забавное. И вот что писал о Тырковой Мстислав Добужинский, художник, который вовсе не был причастен ни к каким конспирациям. А писал он о ней так, что это была необыкновенно красивая женщина с огненными глазами и горячей речью. И если что и толкало Тыркову на общественную деятельность, то вовсе не неудачи какие-то в личной жизни. Толкало ее, хотя жизнь была сложная и не без проблем. Но у кого она, в общем-то, без проблем? Толкало ее общественный темперамент и, в общем, недюжинный интеллект, а также чувство собственного достоинства. Много лет спустя она писала: «Теперь, после того, что терпит Европа, чем болеет Россия — это уже после второй мировой войны — я иначе отношусь ко многому, что тогда происходило и в чем я, так или иначе, участвовала. Мне виднее стали наши слабости, ошибки, заблуждения, но я не отрекаюсь от своего прошлого, от основных идеалов права, свободы, гуманности, уважения к личности, которым и я по мере сил служила. Уважение к личности, самодержавие — это было абсолютно не совместимо». Сейчас, после советской эпохи, после сталинских лет принято с умилением некоторым смотреть на дореволюционную Россию, но самодержавная Россия в смысле уважения к личности мало, чем отличалась от России советской. Конечно, не было столь чудовищных репрессий, но вот этого уважения к правам личности, в общем-то, не было.
С.БУНТМАН — Это ложный выбор, который очень часто делают между или Россией до 17-го года, или Россией после 17-го года.
О.БУДНИЦКИЙ — Совершенно верно.
С.БУНТМАН — Что нет какого-то пути, который бы, может быть, Россия и прошла после 17 года, повернись несколько по другому. Но это тоже такая зыбкая почва. Но вполне возможно, как и другие страны, прошла бы. От невнимания к личности, недостаточного внимания. Та же Германия, например. Хотя там другие немножко проблемы.
О.БУДНИЦКИЙ — Да. Были свои проблемы.
С.БУНТМАН — Давайте не будем заплывать слишком далеко.
О.БУДНИЦКИЙ — Не очень хороший пример для сравнения. Но вернемся к Тырковой. И вернулась она в Россию после манифеста 17 октября, после амнистии и, что естественно, приняла участие в создании партии кадетов — главная партия российских либералов. И что уже было совсем удивительно, в 1906 году была избрана в ЦК этой партии. Что-то я не припоминаю, чтобы женщины вообще входили в центральные комитеты политических партий в то время, а в кадетском ЦК…
С.БУНТМАН — А у эсеров?
О.БУДНИЦКИЙ — Что-то не помню женщин.
С.БУНТМАН — А Мария Спиридонова еще не была тогда?
О.БУДНИЦКИЙ — Тогда еще нет. Нет, ну, Мария Спиридонова была вообще ни кому не известной.
С.БУНТМАН — Пока о ней речи не было.
О.БУДНИЦКИЙ — Да. Она сразу там. Стреляла, потом каторга. И о ЦК речь могла идти только в 17 году, когда с каторги она вышла. Во всяком случае, в полулегальных партиях. Кстати, партия кадетов никогда не была официально зарегистрирована. Вот тоже интересные гримасы того времени: хотя ее представители сидели в Думе, официально партия не была зарегистрирована. Так вот, она была единственная женщина в ЦК до 17 года, когда в ЦК избрали графиню Софью Панину. Это была вторая женщина среди ареопага русских либералов. Причем Ариадна Владимировна отличалась сильной волей, властностью, категоричностью. Достаточно почитать ее письма, чтобы это почувствовать. И не случайно ее называли единственным мужчиной в кадетском ЦК. Но мужчин там, на самом деле, хватало, и образ либерала как некоего мягкотелого такого интеллигента — это ложный опять-таки образ. Люди они были достаточно деловые, волевые, но Тыркова, несомненно, выделялась. Выделялась она также тем, что была правее, скажем так, основной партийной группировки и даже издавала одно время, точнее, редактировала газету «Русская молва», которая расходилась в линии с центральным органом партии — газетой «Речь».
С.БУНТМАН — А чем она была правее? Потому что в разных вещах можно быть правее. Вот в чем это проявлялось?
О.БУДНИЦКИЙ — Видите ли, например, кадеты, скажем, признавали принудительное отчуждение земли. Это, в общем-то, был такой где-то социалистический уже…
С.БУНТМАН — Да, близко к тому.
О.БУДНИЦКИЙ — Вообще, по европейским понятиям партия кадетов не вписывалась в рамки либерализма. Скорее, была партия таких радикалов и с элементами социализма. Но без элементов социализма в то время добиться более-менее широкой поддержки было практически невозможно в России. И вот это и не казалось возможным. Она не была уверена, скажем так, в благотворности немедленной всеобщего избирательного права прямого, равного, тайного и т.д. И, скажем так, к здравому смыслу народных масс она относилась с гораздо большим скептицизмом, чем многие товарищи по партии, о чем я скажу несколько позднее. И 17-й и последующие годы, между прочим, этот скептицизм Тырковой в значительной степени подтвердили. Был, кстати говоря, большой скандал в партии. Как это так? Она еще к тому же была заведующим бюро печати ЦК. И тут, значит, своя газета, и она еще была первая женщина — главный редактор. Но кадеты все-таки строились не по принципу демократического централизма, и после некоторой дискуссии решили, что в партии возможны различные течения и направления, оттенки, лишь бы в основных идеях члены партии шли вместе. А в том, что Тыркова шла… то, что основные идеи кадетов она разделяла, — это было бесспорно. Но немножко о личной жизни и о том, что было за пределами политической деятельности. Тыркова опять вышла замуж. Вышла замуж довольно экстравагантно. Ее муж был, во-первых, на 7 лет ее младше. Во-вторых, он был новозеландец.
С.БУНТМАН — Так.
О.БУДНИЦКИЙ — Это был Гарольд Вильямс. И, собственно говоря, далее ее фамилия всегда двойная: Тыркова-Вильямс. Вильямс был русофилом, выучил русский язык по «Анне Карениной», поскольку увлекался толстовством. А вообще он был полиглот: он знал более полусотни языков и даже составил грамматику одного из полинезийских языков. Был он корреспондентом одной из британских газет и, собственно, уже большую часть своей жизни проводил в Великобритании, в Англии. Он был вхож в дом Струве. За границей с ним, собственно говоря, Тыркова познакомилась и вышла за него замуж. В России называли его Гарольд Васильевич. Он прекрасно говорил по-русски и прожил в России в общей сложности 14 лет. И это был счастливый брак, несомненно. Кто бы мог подумать, что Тыркова переживет своего мужа на несколько десятилетий. Кстати говоря, поскольку муж отправился в Стамбул, где был корреспондентом одной из британских газет, то и Тыркова там прожила год и написала книжку очерков о Турции. А кроме того, несколько романов опубликовала, опубликовала всякие очерки и художественные, и полухудожественные, и публицистические. Очень была активна в женском движении. Одна из первых русских феминисток. И как однажды заметил Василий Васильевич Розанов, протелефонировав, как тогда говорили, Тырковой и обнаружив, что она отправилась в лекционное турне, он заметил. Я цитирую: «Ну, вот, опять отправилась баб на дыбы поднимать». Но не нужно думать опять-таки, что Тыркова здесь была такой крайней, да? Она признавала семейные ценности. Семья для нее была ценностью абсолютной. Вот такой характерный штрих: в 26 году, уже будучи в эмиграции, она сумела вывезти из Советской России свою 87-летнюю мать.
С.БУНТМАН — Ничего себе!
О.БУДНИЦКИЙ — Значит, с сыном она была очень близка, с Аркадием Борманом. И с 18 года она написала ему более 3 тысяч писем. И вообще была такой достойной матерью и нежной бабушкой. Что было дальше? Дальше была война. Тыркова была в земсоборе, точнее, в союзе городов. Около года провела на фронте с санитарным отрядом. В 17 году была избрана от партии кадетов в Петроградскую городскую думу. Это очень важный орган для 17 года. Очень быстро разочаровалась в февральских событиях, точнее, в их последствиях, скажем так.
С.БУНТМАН — А что ее разочаровало?
О.БУДНИЦКИЙ — Ее разочаровал развал страны, т.е. как бы идеалы февраля были бесспорно ей близки. Ей не было близко то, что последовало в плане реализации этих идеалов и в плане того, что государственная власть стала вялой, дряблой и расползающейся. В условиях войны это было недопустимо. И уже тогда она начинает говорить о том, что Россию может спасти военная диктатура. После большевистского переворота она выпускает, между прочим, вместе с Александром Соломоновичем Изгоевым газету «Борьба», несколько номеров успела выпустить, антибольшевистскую. Ее квартира становится перевалочным пунктом для отправки офицеров на Дон, в добровольческую армию. Не удивительно, что при таких делах Тырковой было лучше унести ноги, если не на юг, куда было не так просто пробраться, да и там не было еще твердой антибольшевистской власти, то за границу. И вот в марте 1918 года она с Вильямсом уезжает в Великобританию. Уезжает не как русская эмигрантка, а как жена британского подданного. Вильямс был журналистом известным. Он, кстати говоря, был фактически политическим консультантом британского посла в России сэра Джорджа Бьюкенена. И не удивительно, что редактор газеты, которой писал Вильямс, устроил его встречу с премьером Ллойд-Джорджем. Насколько велика была наивность западных людей в то время, свидетельствует такой момент: Ллойд-Джордж считал, что Троцкий — это единственный государственный человек в России и что с ним можно договориться по поводу дальнейшего ведения войны против Германии. На что, я цитирую, Вильямс сказал Ллойд-Джорджу: «Я не знаю, какой Троцкий государственный деятель, но он — враг Англии». «Откуда Вы это знаете?», — спросил Ллойд-Джордж. «От самого Троцкого. Он мне об этом сообщил», — невозмутимо ответил Вильямс, который успел взять у него интервью. Вот такими необычными путями иногда передавалась информация в то смутное время. И Ариадна Тыркова в Англии делает то, что она умела делать лучше всего. Она пишет книгу, которая называлась «От свободы к Брест-Литовску». Это первая книга о русской революции. Она была немедленно переведена на английский язык и в 19 году вышла в Лондоне. Длительное время это был один из главных источников по истории русской революции. И в Англии же она входит в Комитет освобождения России, который возглавлял знаменитый историк-античник Михаил Ростовцев. Входил в этот комитет Милюков и некоторые другие видные деятели. И в 19 же году она отправляется вместе с Гарольдом Вильямсом, который стал корреспондентом нескольких английских газет при ставке Деникина, отправляется в Россию. Это были последние месяцы ее пребывания на родине. Она пробыла в России около полугода, работала в отделе пропаганды деникинской армии, помогала мужу в сборе информации, и вот в это время достаточно четко определяется поворот Тырковой вправо, в том смысле, что она переоценивает народ, на который уповали русские либералы. На конференции кадетской партии в Харькове в ноябре 19-го года она говорила. Я цитирую: «Надо поставить армию на первое место, а демократическую программу на второе. Надо создавать господствующий класс, а не диктатуру большинства. Надо создавать аристократию духа. Господство западных демократий — это обман, который устраивают в тех странах политические деятели. Надо уметь смотреть в глаза дикому зверю, который мы называем народной массой». В ответ на один из проектов резолюции, где не было слова диктатура, Тыркова заметила: «Это как возвращение к старой любви, которая нас обманула, которую мы обманули». Для народолюбия места не осталось. И возможно ключевой фразой, которую произнесла на конференции Тыркова, была такая: «Для успокоения нужны пулеметы». Вот такая эволюция, и вот такое ощущение после 2 лет новой русской смуты. Так или иначе, пулеметов оказалось недостаточно. Кроме пулеметов, нужны были какие-то новые идеи, лозунги, которые смогли бы отвлечь от большевиков массы. Их «белые» выдвинуть не сумели, чересчур велика была, я бы сказал так, культурная разница в этих самых массах и «белых», их идеологов, их командования. Большевики были все-таки к этим массам ближе и их лозунги и их простые до бессмысленности идеи «грабь награбленное» — все это было ближе. «Белые» проиграли. Тыркова с Вильямсом вместе с ними покинули Россию. Опять оказались в Англии, и тут начались тяжелые времена. Тяжелые времена и потому, что быть в изгнании всегда тяжело, и потому что Вильямс, прогнозы которого о крахе большевизма не оправдались, потерял работу.
С.БУНТМАН — Мало того, что доверие, но еще и работу.
О.БУДНИЦКИЙ — Да, конечно. Ну, кому был нужен политический аналитик, который предсказал победу одним, а победили совсем другие.
С.БУНТМАН — Олег Будницкий, программа «Не так!». Мы продолжим историю Ариадны Тырковой через 5 минут.
НОВОСТИ
С.БУНТМАН — Продолжаем нашу передачу. Вот с нами делится Евгений, наш слушатель. Прочитал книгу Гордеева «Генерал Деникин», делится соображениями, которые ему показались интересными. Вот и некоторые ошибки и выигрыши. Это действительно интересно. Это немного не по теме у нас сейчас. Собственно, военная история гражданской войны. Вот, но интересные вещи там: о создании, не создании объединенных сил кавалеристских. Интересно, надо почитать, как Вы говорите, Гордеева. Вы читали такую книгу?
О.БУДНИЦКИЙ — Нет.
С.БУНТМАН — Нет. Ну, вообще, интересно все это почитать. Если у Вас есть данные, Евгений, я бы хотел узнать. Это очень интересно все. Вот. Но мы продолжаем. Мы продолжаем об Ариадне Тырковой говорить и вот мы застали в критический момент такой жизни, когда ее мужа предположения и прогнозы не оправдались.
О.БУДНИЦКИЙ — Да. Ну, что в этой ситуации делать? Писать книжку.
С.БУНТМАН — Еще одну.
О.БУДНИЦКИЙ — И Тыркова вместе с Вильямсом, в общем-то, каковой писала она, написала роман о русской революции, где в главных героях легко угадываются она и Вильямс. Она назвала его «Василиса Премудрая» почему-то, но когда это перевели на английский язык — английским языком она фактически еще не владела по настоящему, тем более, письменным — то перевел Вильямс, и он де-факто был соавтором. Роман вышел под названием «Полчища тьмы».
С.БУНТМАН — Ну да, это как-то понятнее.
О.БУДНИЦКИЙ — Ну да, понятнее. А потом наступило чудо маленькое: Вильямса пригласили в «Таймс» заведующим иностранным отделом. И он там стал писать еще и передовые статьи. Все-таки человек он был очень знающий, блестяще эрудированный, с очень четким мышлением и ясным стилем. И начинается, может быть, самая замечательная пора в их совместной жизни. Нанимают они дом на Тейт-стрит в районе, название которого хорошо известно нашим слушателям, в районе под названием Челси, в фешенебельном таком. И продолжается эта идиллия — дочь с ней живет, внучка родилась, назвали тоже Ариадной, — до 28-го года, когда Вильямс умер после скоротечной болезни. И опять Ариадне Владимировне приходится зарабатывать на жизнь, зарабатывать пером. Пишет она очень много, пишет статьи в самые разные газеты, для души пишет книгу о Пушкине. И о чем пишет? Кроме статей политических, за которые не всегда можно было получить сносные гонорары, она пишет о жизни в Англии, то, что, в общем-то, людям за ее пределами довольно интересно. И публикуется, Бог знает, в каких местах. Например, в рижской газете «Сегодня» — одной из самых крупных и долговечных газет русского зарубежья. И представьте себе интенсивность этой работы: только за неполные полтора года 39-40-й только в газете «Сегодня» в Риге Тыркова опубликовала 56 статей.
С.БУНТМАН — Легкое перо или вот, что это за свойство такое?
О.БУДНИЦКИЙ — Вы знаете, меня вообще поражало, как эти люди могли столько писать. Они ведь писали не на компьютере, они писали пером в буквальном смысле этого слова. Легкое перо, профессионализм, самодисциплина, привычка к труду и, в общем, талант, та вещь, без которой ничего этого невозможно представить. Кстати говоря, вот когда она написала эти 56 статей, опубликовала в этой газете «Сегодня», ей было 70 лет. Статьи вот о чем: об английских детях, школьниках, студентах, женщинах, рабочих, священниках, о государственных деятелях и членах королевской семьи, а также о цветах, скачках, университетах и школах. Об отоплении в британских домах. Думаю, и сейчас это весьма актуально, был бы сюжет. Это не книжное описание Англии, это живые зарисовки с натуры, это замечательные такие очерки, которые если бы сейчас и издать, тоже бы замечательно читались.
С.БУНТМАН — Интересно.
О.БУДНИЦКИЙ — Вот. А для души пишет книгу о Пушкине. Первый том вышел в 29 году, и Тыркова писала книгу о Пушкине в противоположном, скажем так, Вересаеву духе. Не Пушкин в жизни, а Пушкин… как бы это биография, но она шла от его текстов, прежде всего. И вот характерный момент: сын спрашивал о романе Пушкина с Марией Раевской. Тыркова отвечает, цитирую: «Так много об этом пустяков написано. Надо их все забыть и остаться только с Пушкиным и с ней».
С.БУНТМАН — Хорошо. Но вот эта как раз ее работа известная.
О.БУДНИЦКИЙ — Да. Но она известна, потому что вышла в серии «Жизнь замечательных людей» у нас недавно.
С.БУНТМАН — Да, да.
О.БУДНИЦКИЙ — И когда выяснилось… напомнили, что Пушкин — это наше все и издали все, что о Пушкине когда-либо было написано, в том числе и впервые на родине замечательную книгу Тырковой. Кстати говоря, когда первый том вышел, то ей прислал свою книгу Саша Черный с такой надписью: «Автору благородной и сердечной книги о Пушкине». Ну, и если уж мы заговорили о юмористах и сатириках, то не могу не привести цитату из поздравительного письма к 70-летию Тырковой Надежды Тэффи, как известно, дамы очень язвительной и от которой доброго слова было дождаться не так легко. Вот что писала Тэффи, я цитирую: «Вы самая умная, самая талантливая и самая сильная духом женщина, которую довелось мне встречать на моем жизненном пути. Прошу Вас верить в искренность моих слов. Я ведь не очень щедра на восторги».
С.БУНТМАН — Ну да.
О.БУДНИЦКИЙ — Это уж точно.
С.БУНТМАН — Да.
О.БУДНИЦКИЙ — Вот. Что было дальше? А дальше было вот что: Тыркова написала книгу по-английски о своем муже покойном, о Вильямсе. Вышла она в 35 году, называлась в переводе примерно так: «Щедрый собеседник». Или «Щедрый даритель», можно еще так перевести. И поехала как-то к дочери во Францию погостить. Загостилась, а тут началась война, и Франция оказалась оккупированной. И Тыркова, как британская подданная, была некоторое время интернирована, но потом, в общем, под некоторым надзором продолжала жить во Франции. Вот мне довелось перечитать ее письма Василию Маклакову. Они в Гуверовском архиве находятся в Штатах, военной поры, собственно я перечитал и подготовил уже к изданию, открою маленький секрет.
С.БУНТМАН — Здорово. Обязательно скажете, когда выйдут?
О.БУДНИЦКИЙ — Ну, это еще дело не скорое, но обязательно скажу. Письма с 18 по 55 год. И вот там очень интересные письма военной поры. Обсуждают они русскую политику старого времени, Государственную думу, например, личность Столыпина. Увлекательнейшая полемика идет, хотя они во многом сходных взглядов, но кое в чем расходились. А заодно Тыркова сообщает, что, например, «думала ли я — новгородская помещица, что когда-то буду зарабатывать на жизнь тем, что собирать рыжики и продавать их французам». Французы бестолковые не знали, что это такое и как с этим обращаться, а Тыркова вот собирала и зарабатывала тем самым на жизнь. В общем, горазд на выдумку русский человек и не пропадет ни в какой ситуации. Так она и жила во Франции лет 10, а в 51 году вместе с сыном поехала в Штаты. Аркадий Борман перебрался за океан, работал там на радиостанции «Голос Америки», работал на радиостанции «Свобода», тоже писал. Был он деятель таких антисоветских организаций. И Тыркова там в семейном кругу, хотел бы сказать, доживала свою жизнь, но это было бы неточно. Продолжала писать, продолжала работать. И можно сказать, что самая главная ее книга, — с моей точки зрения, самая главная ее книга — это воспоминания, она как раз была написана после 70 лет и вышла в 52 году в Нью-Йорке во вновь образованном Чеховском издательстве, за 5 лет своего существования там вышли замечательные совершенно книги, в том числе книга Тырковой «На путях к свободе». Это была одна из частей мемуарной трилогии. Другая называлась «То, чего больше не будет», и еще одна — «Подъем и крушение». Кстати говоря, последняя публикация Тырковой — это о Льве Толстом, вышла в 1961 году, когда ей было 92 года. Вот что такое творческое долголетие. И один из таких забавных эпизодов, не могу не привести, из жизни Тырковой в Штатах. Они жили в Вашингтоне. Ариадна Владимировна гуляла там в парке и однажды оказалась на одной лавочке с женой советского дипломата. Они разговорились. Дипломатическая дама не побоялась говорить с женщиной, которая говорила по-русски. Ну, уж все-таки преклонные годы. И Тыркова спросила ее, кого из писателей, поэтов начала века знают в России? И та ей перечислила несколько имен хрестоматийных. Та сказала: «Вот кроме Маяковского все они у меня бывали». «То есть как, бывали?», — спросила пораженная дипломатша. «Ну, чай пили», — объяснила Тыркова. Ну, в самом деле, например, заведующим литературным отделом в ее газете «Русская молва» был Александр Блок, например. И действительно всех этих самых поэтов знаменитых Серебряного века она знала лично, хотя не всех жаловала, и тем не менее. Умерла Ариадна Тыркова в январе 1962 года на 93-м году жизни. Бог даровал ей долгую жизнь. Я уж не помню, кто: то ли Шкловский, то ли Чуковский сказал, что писатель в России должен жить долго. Ну, писатель должен жить долго и в эмиграции, и вообще, где бы он ни находился, особенно такой, как Тыркова. Когда я говорю: писатель, я не имею ввиду беллетриста. Все-таки ее художественные произведения: три романа, множество рассказов забыты и, видимо, справедливо. Они не плохи, но следа в литературе заметного не оставили. Она замечательна, конечно, как мемуарист и публицист. Опять-таки, о ее мемуаристике. Когда одна из других эмигрантских дам — Екатерина Дмитриевна Кускова прочла ее книгу, то написала в частном письме кому-то: «Читали ли Вы мемуары Тырковой? Наврала в них ужасно». И это и правда, и неправда, в том смысле, что любые мемуары субъективны, женские мемуары субъективны вдвойне, да не обидятся на меня представительницы прекрасного пола. А Тыркова замечала такие вещи, какие бы другому политическому мемуаристу в голову бы не пришло и заметить, обратить внимание. Например, она писала Маклакову, что Милюков ухаживал за женщинами как-то по-писарски, топорно и т.д. Вот, в отличие от Василия Алексеевича — ее конфидента и корреспондента, который был знаменитым вообще по части ухаживания за дамами, и как говорят, не стал партийным лидером, потому что не мог высидеть ни одного заседания ЦК, поскольку у него было очередное свидание назначено. И там множество вот таких вот деталей, которые не найдешь иногда в мужских мемуарах. Там есть главное, может быть, что важно для историка, да и просто для любопытного читателя: не только факты. Все-таки если хочешь точности, то читай полицейские протоколы, читай переписку того времени и, скажем, многие другие вещи, там, где можно подтвердить кое-что документально. А мемуары, тем более, которые написаны много лет спустя, естественно, дают картину немножко искаженную, особенно если у мемуариста под рукой нет никаких документальных источников, чтобы освежить память. Но они воспроизводят все-таки дух и аромат эпохи. Это не уловишь нигде. И иногда воспроизводят такие слова и такие обороты и высказывания, которые человек никогда бы сам впоследствии не воспроизвел. Ну, например, один из ее приятелей и человек, который оказал воздействие на ее формирование интеллектуальное и политическое — князь Дмитрий Шаховской. Как-то раз Шаховского — деятеля либерального движения, вполне умеренного вызвал к себе министр внутренних дел Плеве и наорал на него буквально, заявив, что если он будет продолжать свои там всякие либеральные штучки, то его в порошок сотрут и т.д. Шаховской в страшном гневе сразу от Плеве пришел к Тырковой и заявил: «Плеве нужно убить». Он ей это твердил весь вечер, умеренный либерал. Поэтому неудивительно, что когда Плеве убили, то вся либеральная и не только либеральная Россия радовалась. Это к вопросу о психологических корнях терроризма.
С.БУНТМАН — Ну да, да.
О.БУДНИЦКИЙ — Вот. И когда впоследствии Тыркова осуждала террористов и крайних революционеров, то один из рецензентов мемуаров, эсер Марк Вишняк написал: «Ну, вот интересно Тыркова, своим другом князем Шаховским она восхищается, а Каляева — убийцу Сергея Александровича, или Сазонова — убийцу Плеве она осуждает. А ведь разница в чем? Один говорил о том, что нужно убить, а другой пошел и сделал».
С.БУНТМАН — Ну да.
О.БУДНИЦКИЙ — Так вправе ли она — вот диалектика российского либерализма и радикализма.
С.БУНТМАН — Ну, вот, кстати, наши слушатели, вот два слушателя об этом как раз и размышляют: «Кричали свобода, свобода, а потом их потянуло на пулеметы. Что же вам не хватало, господа? Сидели бы потихоньку, не раскачивали лодку». Это первое у нас, от Олега. А еще здесь: «Надо было, — пишет Сергей, — оставаться тургеневскими девушками, а не держать под подушкой револьвер вместо французского романа. Может быть, тогда и не пришлось бы собирать рыжики для французов». Хорошие советы.
О.БУДНИЦКИЙ — Полезные, да. Задним числом всегда полезно давать советы. Тут надо разделить две вещи. Первая: русские либералы не были никогда сторонниками насильственных действий, во всяком случае, в той форме, в которой они происходили. Это первое. И второе: революция произошла не потому, что русские либералы что-то делали или делали что-то русские революционеры. В России революция произошла потому, что произошла мировая война. Вот мне кажется, подавляющее большинство людей, интересующихся историей, и я бы сказал даже, что подавляющее большинство историков этого как-то до сих пор не понимают. Ведь Россия рухнула и развалилась потому, что она не выдержала войны. Не было бы войны, не было бы никакой революции. До войны ведь революционные партии просто превратились в кучки эмигрантов, спорящих между собой. А была оппозиция, была думская борьба, все это продолжалось, но это было все в легальных более-менее рамках. Никакие под подушкой револьверы ни Тыркова, ни ее соратники по партии не держали. Это следует иметь ввиду. Если и поддерживали они, по крайней мере, морально, иногда, может быть, и материально революционеров, то это было в период до 1905 года и в 1905 году, когда пошла стенка на стенку. И после Манифеста 17 октября 1905 года, конечно, были разные мнения у русских либералов. Одни как Милюков заявили: «Ничего не изменилось, война продолжается». Другие заявили, что все, хватит, теперь у нас есть возможность действовать легально, никаких насильственных действий, никакой поддержки левым, крайне левым. Разные были течения в русском либерализме, но в основном все-таки это были сторонники эволюции, сторонники постепенного эволюционирования России в сторону вот западной модели развития, ибо все российские либералы тогдашние, практически все были убежденными западниками. Как впрочем, я бы сказал, и элита правящая. На самом деле, они тоже все были западниками. При всех там внешних формах и т.д. все они говорили на иностранных языках, все они получали воспитание по совсем другим стандартам. И кстати говоря, даже наследников престола, им объясняли, что конституционный строй неизбежен. Вопрос только в том, когда его следует России дать. Поэтому когда сваливают беды России на людей, которые хотели направить ее на европейский путь развития — это обвинение не по адресу. Вот бы что я ответил на этот вопрос.
С.БУНТМАН — Да откуда бы оно ни шло, потому что оно повторяется и в многих монархических кругах эмигрантских, оно повторялось неоднократно. И откуда только оно не повторялось, это обвинение. Обрушились, мне кажется, со всех сторон обрушились на русских либералов в свое время. Что именно они и болтовней, и противоправительственными действиями и призывами они как раз и разбудили вот это страшное, что произошло и перевернуло Россию.
О.БУДНИЦКИЙ — Ну, опять-таки повторю, что это обвинение беспочвенное, и когда Российская Империя рухнула, то напомню, что главный русский революционер — Владимир Ульянов-Ленин узнал об этом от молочницы, которая сообщила, что у вас там в России что-то случилось, и Ленин побежал в домашних тапочках на угол покупать газету в Цюрихе. Вот откуда революционеры узнали о том, что произошло. Для либералов, штаб-квартирой которых была Государственная дума, выступление двух полков, взбунтовавшихся — это была полная неожиданность. И сами эти полки, взбунтовавшись, перепугались и пришли к Государственной думе искать защиты. Правда, здесь они ее получили и все считали, что Россия несет такие колоссальные потери и, в общем, терпит неудачи в войне в связи с тем, что правящая клика неправильно управляет.
С.БУНТМАН — Олег Будницкий. Мы еще неоднократно будем возвращаться ко всевозможным историям и к истории революций. Спасибо большое!
О.БУДНИЦКИЙ — Спасибо, всего доброго!
