41-й год глазами врага дневник начальника германского генштаба

Новости

С.БУНТМАН — Ну что ж, мы продолжаем, и мы уже весь май, в общем-то, мы обращаемся к истории Второй мировой войны. И сегодня снова Олег Будницкий у нас в гостях. Добрый день, Олег!

О.БУДНИЦКИЙ — Здравствуйте!

С.БУНТМАН — И сегодня мы будем опять читать дневник начальника германского генштаба. Вот, и спрашивают — в интернете было — «Неужели в записках Гальдера появилось что-то новое за это время?»

О.БУДНИЦКИЙ — Да, хороший вопрос, и вполне закономерный.

С.БУНТМАН — Да.

О.БУДНИЦКИЙ — Текст, слава Богу, остался неизменным. Изменились мы. И вообще-то каждое поколение прочитывает источники — поколение историков, я имею в виду, и не только историков — прочитывает источники по-другому. Мы задаем другие вопросы, обращаем внимание на другие вещи. И я, вообще, удивляюсь до сих пор, каким образом в советское время был полностью и без купюр был издан дневник, вообще, Гальдера. Это совершенно потрясающий документ, и я думаю, один из важнейших источников по истории Второй мировой войны и по истории Великой Отечественной войны Советского Союза, без которого, я думаю, историю написать невозможно — да и не пишут, в общем-то. При этом, я думаю, что едва ли даже те, кто купил в свое время этот четырехтомник — там в трех томах, но в четырех книгах он выходил в конце 60-х — начале 70-х годов, — когда-нибудь одолел целиком эти четыре тома. Во всяком случае, подавляющее большинство вряд ли это сделало. Это, в общем, сухой текст, это на самом деле дневник. Деловой дневник там, где ежедневно идут записи, касающиеся, в общем, таких, профессиональных вещей о, скажем, пищевом рационе, о количестве эшелонов, которые нужно подать, о запасах горючего… масса номеров, конечно, дивизий, армий и т.д., и т.п. Очень редко проскакивают какие-то личностные моменты — вот, ну, там, в отношении Гитлера или Гудериана. И очень редкие проскальзывают эмоции. Это очень сухой, деловой текст. При этом текст, если читать его со знанием, так сказать, дела, очень эмоционально насыщенный, на самом деле. Но я думаю, все-таки для начала немножко о том, кто такой Гальдер, поскольку я думаю, что наверное, все-таки далеко не все те, кто слушает, представляет, что это за фигура и что это за дневник. Франц Гальдер — это был не больше, не меньше, как, по существу, главный разработчик «плана Барбароссы». Это начальник генерального штаба немецких сухопутных сил. Это профессиональный военный, его семья служила Германии, вот, на военной службе, 300 лет. Его отец был генералом, и сам Гальдер уже поступил на военную службу в 18-летнем возрасте. Он, вообще, 1894 года рождения, прожил долгую жизнь, умер в 1972 году. В 1940 году он стал генерал-полковником — это его высшее воинское звание, а в 1938 году в августе месяце он стал начальником генерального штаба сухопутных сил Германии, гитлеровской Германии, и находился на этом посту до 24 сентября 1942 года, когда Гитлером с этого поста снят. Гальдер вел дневник, вот такой, деловой дневник, с августа 1938 года до 24 сентября 1942 года. Т.е. это как раз начало Второй мировой войны и важнейшие события вплоть до, собственно говоря, начала Сталинградской битвы. Гальдер не принадлежал к поклонником нацистов и лично Гитлера. Более того, в 1938 году он вроде бы, вместе с Беком, возглавлял — чуть ли не возглавлял — заговор против Гитлера, но это было накануне Мюнхенского сговора, Мюнхенского соглашения, когда германские генералы боялись, что авантюрная политика Гитлера приведет к разгрому Германии в тот момент, когда она еще не готова к войне. На самом деле, гитлеровская авантюра удалась, и после этого Гальдер от каких-либо антигитлеровских вещей отходит. Отходит, и хотя недоволен фюрером, но исправно и верно служит. Правда, после отстранения, по некоторым данным, в конец 1943 года начали подумывать нацисты о том, чтобы устроить процесс открытый над Гальдером — ну, нужны были козлы отпущения по поводу поражения Вермахта. Тогда они арестовали, арестовали 23 июля 1944 года, после покушения на Гитлера, обвинив Гальдера, заподозрили его в том, что он каким-то образом причастен к заговору, что было, в общем-то, не так. И отправили в Дахау, он был в разных лагерях, и в общем-то, это его пребывание в лагерях избавило его, видимо, от скамьи подсудимых. Он был не обвиняемым, а свидетелем. Дневники свои он вел стенографически и правильно делал, поскольку некоторые его там замечания, особенно в отношении Гитлера, они могли бы послужить вполне реальным преследованиям. После войны он оказался в руках американцев, и под его руководством, при его участии происходила расшифровка этих дневников. Они были размножены сначала на ротаторе, для служебного пользования, на немецком и английском языках, и использовались, вот, военно-историческим отделом армии США, а также использовались на Нюрнбергском процессе и на некоторых других процессах против нацистских…

С.БУНТМАН — Расшифровывая, ничего не переделывали?

О.БУДНИЦКИЙ — Нет, нет. Нет. Ну, это же было под контролем, и естественно, американцы были заинтересованы в полной расшифровке текста. Да и сам Гальдер, видимо, не усматривал в своих дневниках ничего такого, что можно было бы вменить ему в вину. При этом там страшные записи содержатся. Именно там содержится запись… указание Гитлера о том, что необходимо уничтожить Москву и Ленинград, потому что «не в состоянии мы кормить население этой зимой». Или запись Гальдера… там никаких комментариев нет, просто сухие деловые записи. Лагерь советских военнопленных, 20 тысяч человек, тифозные — «они все обречены, потому что у нас нет лекарства против тифа». Или другие лагеря — он тоже записывает хладнокровно, что они, видимо, умрут с голоду, и «мы, в общем-то, ничем помочь здесь не можем, наши ресурсы ограничены». Т.е. он, как бы, сожалеет об этих военнопленных, но что же делать…

С.БУНТМАН — Но именно «как бы». Да.

О.БУДНИЦКИЙ — Умрут, так умрут.

С.БУНТМАН — Да.

О.БУДНИЦКИЙ — Вот такие…

С.БУНТМАН — Именно «как бы».

О.БУДНИЦКИЙ — Вот такие вот тексты. И многие, значит, другие такого рода записи, которые очень хорошо ложились вот в такую, антинемецкую парадигму — и совершенно справедливо. Так что дневник расшифрован полностью, и ни у кого никогда никаких сомнений не вызывало в его подлинности. Удивительно то, что когда его издали в 60-е годы в Германии, он мгновенно практически стал переводиться на русский язык, и был издан, вот, военным издательством с соответствующими комментариями, но без купюр. Я не могу это никак объяснить, видимо, только тем, что наверное, цензор не осилил дневник. Не осилил дневник и счел, что, наверное, это сугубо такая… такой текст, который интересен только для военных специалистов и военных историков, и ничего там этакого нет.

С.БУНТМАН — Ну а в принципе, есть, что резать? Ну вот так, с точки зрения 60-х…

О.БУДНИЦКИЙ — Ну, я, вот…

С.БУНТМАН — А это какие 60-е? Начало?

О.БУДНИЦКИЙ — Это… нет, нет, нет, это 1968 год, начал он издаваться, а завершилось издание в 70-е годы, в начале 70-х. Т.е. самый, вот, период застоя…

С.БУНТМАН — Это когда уже, там, товарищ Депешев, да, там, все уже…

О.БУДНИЦКИЙ — Да, да, да, да, да. Я, вот, приведу одну цитату — только одну. 27 июля 1941 года — все цитаты из дневника 1941 года. Кроме одной. Вопрос военной администрации: «Украинцы и уроженцы прибалтийских государств будут отпущены из плена». Это в эпоху, значит, мифа о единстве и дружбе народов, да? Как вот эта вот запись? Я думаю, что любой советский человек пришел бы в искреннее недоумение, что это такое и почему. Ну, эта запись никак не комментируется, просто она есть и есть. И многие другие вещи, которые, в общем, с точки зрения советской доктрины, советской военной истории, они никак не вписывались вот в ту парадигму, которая была выстроена… в ту концепцию, которая была создана и пропагандировалась. Ну, читая этот дневник свежими глазами, на какие вещи обращаешь внимание прежде всего? Ну, первое, что поражало и тогда, и теперь — это насколько хорошо была организована немецкая военная машина, с чем мы столкнулись. Учтено было, казалось, все — от рациона солдат до, там, я не знаю, чего. Ну, например, начальник генштаба, о чем он… какие вопросы он обсуждает? О поголовье свиней, например. Что поголовье свиней сократилось с 27 миллионов до 20 миллионов, в связи с этим требуется сократить рацион солдат и гражданских больше, чем солдат — для солдат с 1500 г мяса до 1350 г мяса в неделю, гражданских — с 500 до 400 г. Между прочим, такой, хороший звонок уже был для Германии, да?

С.БУНТМАН — Да.

О.БУДНИЦКИЙ — Когда она вынуждена была сокращать, это еще не началась война с Советским Союзом. Сокращать рацион питания. Ну, отчасти они шли в Россию, а особенно на Украину за этим самым — за хлебом и мясом. При этом там запись такая, что крупный рогатый скот трогать нельзя — ну, он же дает молоко и прочее, масло, поэтому увеличить мясо… рацион мясной за счет говядины нельзя — только свиньи. Это деталь, штришок, который показывает, как они готовились. Я уж не говорю о горючем, о транспорте — там чуть ли не каждый грузовик и каждая лошадь, вообще, учтена и описана. И главная гордость, конечно, Гальдера — это подготовка немецкого офицерского корпуса. Он с гордостью пишет, что «сколько лет мы работаем над подготовкой командования дивизионного звена. Теперь мы можем на них положиться, они могут действовать самостоятельно даже на просторах России, где нет такого чувства локтя и единого фронта». И далее он — потом, позднее встречаются такие записи — он с ужасом пишет «в моей бывшей дивизии батальоном командуют лейтенанты». Это люди, получившие высшее военное образование или среднее специальное, но для него это нетерпимо.

С.БУНТМАН — Мы продолжим разговор о дневнике Гальдера через пять минут.

НОВОСТИ

С.БУНТМАН — В нашей программе, совместной с журналом «Знание — сила», мы читаем дневник Гальдера. Олег Будницкий у нас в студии. Ну что ж, продолжим тогда.

О.БУДНИЦКИЙ — Да, так вот, что еще не может не поражать в дневнике Гальдера. Во-первых, полная и абсолютная уверенность в быстрой победе. Более того, нападение на Советский Союз рассматривается как одно из средств восстановления господства в Европе для того, чтобы убедить Англию в том, что у нее нет шанса на континенте. Это просто этап в борьбе с Англией, не больше, не меньше. Вот он пишет: «Решение о проведении операции «Барбаросса». Оно имеет далеко идущие последствия. Причина — лишить Англию последней надежды на поддержку со стороны России и завершить реконструкцию Европы без Англии». Отчасти эта уверенность объясняется тем, что немцы были уверены в очень плохой подготовке нашего офицерского корпуса. Вот мнение атташе Кребса, которое воспроизводит — это 5 мая 1941 года — Гальдер: «Русский офицерский корпус исключительно плох, производит жалкое впечатление. Гораздо хуже, чем в 1933 году. России потребуется 20 лет, чтобы офицерский корпус достиг прежнего уровня». Проблема в том, что здесь он был отчасти прав. К сожалению. Отчасти прав, и здесь дело было не только в тех репрессиях, которые обрушились на Красную армию в 1937-38 годах. К сожалению, рост армии не успевал за ростом квалифицированных офицерских кадров.

С.БУНТМАН — Наоборот, т.е. рост квалифицированных офицерских кадров не успевал…

О.БУДНИЦКИЙ — Ну да, рост… да, да, конечно.

С.БУНТМАН — …за ростом армии.

О.БУДНИЦКИЙ — Армия росла колоссальными темпами — это было понятно, потому что была явная угроза войны, особенно с 1939 года, — и только за полгода 1941 она выросла более, чем на миллион человек. Вот представьте сейчас нашу армию, да — мы, в общем, сейчас, ну, не то, чтобы богатая, но не бедная страна — взять и увеличить на миллион человек — это же катастрофа. А там это сделали — в тогдашнем Советском Союзе, который был не просто бедной, а нищей страной, если посмотреть с точки зрения, так сказать, европейской — увеличить армию за полгода более чем на миллион человек, и где взять для этого офицеров? Т.е. проводили колоссальную работу, открыли множество военных академий, создавали военные факультеты в гражданских вузах, открывали множество военных училищ. Тем не менее, состояние было такое: в Красной армии в командно-начальствующем составе 7 процентов имели высшее военное образование и 56 процентов — среднее военное образование. Это, в общем, катастрофа. Запрограммированная заранее. Так. Более того, уровень этой подготовки, тех, кто заканчивал училища и академии накануне войны, был далеко не всегда высоким, поскольку нужны были преподавательские кадры — где их было взять. На них обрушились репрессии еще на рубеже 20-30-х годов. Это была большая проблема. Кроме того, очень важным был общий образовательный уровень. В прошлой передаче как раз это обсуждалось…

С.БУНТМАН — Да, да.

О.БУДНИЦКИЙ — И по-моему, это вызвало вот такое возмущение слушателей — да как это, низкий образовательный уровень, у всех в головах сидит, значит, формула «индустриализация, коллективизация, культурная революция». Все это требует времени — испечь образованного человека быстро невозможно. Для этого требуются годы и десятилетия. Чтобы дать нормальное образование, нужно подготовить учителей — нужна интеллигенция, с которой тоже понятно, как поступили в 20-30-е годы. И для того, чтобы понять, каков был образовательный уровень советских людей, не нужно ходить в архивы. Нужно посмотреть всесоюзную перепись населения 1939 года. На 1000 человек приходилось 6 человек с высшим образованием. И 77 человек с незаконченным высшим, средним и неполным средним образованием. Если брать армию нашу, вот, на начало 1941 года, то 10 процентов были с законченным высшим и законченным средним образованием, 65 процентов были с незаконченным средним образованием, но выше 6 классов, 25 процентов — четверть — ниже 6 классов. Это, в общем, увы, не слишком высокий образовательный уровень, и это, в общем, складывается, прямо или не прямо, на действиях армии в очень сложных условиях, и особенно когда армия насыщается сложной военной техникой. Более того, чем дальше, тем становилось хуже, к сожалению, потому что призывали людей старших возрастов. Всего было призвано 29,5 миллионов человек в армию за годы войны, и призывали старшие возраста в значительной степени. Т.е. те люди, которые не попали под это вот всеобщее, даже начальное образование, и вот, образовательный уровень, а также, между прочим, языковой уровень, потому что когда начался массовый призыв из Средней Азии и Казахстана, то в армию приходили люди, не знающие в большинстве своем русского языка. Это создавало большие проблемы. И… ну, едва ли не главный мотив, конечно, Гальдера, как генштабиста — то, что руководство Красной армии слабо, то, что Красная армия не выдержит удара немецких вооруженных сил. И так, казалось, и пошло с начала войны. Через 14 дней — и эту запись невозможно читать без злорадства — Гальдер написал, что война, в сущности, выиграна. На 14-й день войны. И действительно, к этому времени Красная армия понесла огромные потери, был захвачен ряд важнейших, так сказать, пунктов, авиация, казалось, была если не полностью уничтожена, то ей были нанесены невосполнимые потери. И в общем, по нормальным европейским меркам война была выиграна. Просто армия любой другой страны, она бы уже кончилась, как вскоре кончилась бы и территория любой другой европейской страны. Но не России. Кстати, еще любопытно: Гальдер никогда не называет нашу страну Советским Союзом, только Россией. Россия, русские. Для него, как бы, все эти образования и вообще, идеология все время за скобками. А для него существуют геополитические интересы Германии, и он рассуждает именно такими категориями. Но, вот, объявив уже о том, что, как бы, война выиграна, он начинает все чаще записывать о крайне упорном сопротивлении советских солдат. Он пишет, что они в плен не сдаются, они сражаются до последнего человека, особенно артиллеристы. Они пытаются рассеяться по лесам, переодеться в гражданскую одежду и куда-то скрыться. Но правда, это было в первые дни. Потом, надо сказать, что дух существенно упал красноармейцев, и число пленных стало возрастать в геометрической прогрессии. Но первое впечатление было такое. И он постоянно отмечает упорное — неожиданно упорное сопротивление — Красной армии. При этом крайне низкая оценка руководства постоянно, крайне низкая оценка. Что его удивляет, чувствуется, все время — он не пишет «я удивляюсь», но он все время это, как бы, замечает. Нет отхода оперативного. Ну вот на вас обрушились, да, неожиданный удар. Первая мысль: отойти, подготовиться, зарыться, встретить противника. Красная армия все время контратакует. Контратакует и несет огромные потери. И он пишет о несамостоятельности, о низком уровне оперативного мышления и т.д.

С.БУНТМАН — Все это июль, да?

О.БУДНИЦКИЙ — Июль, и в общем, в августе тоже такие записи встречаются, но больше в июле. Один из… вот его впечатления июльские о том, как, собственно говоря… в чем достоинства и в чем недостатки воинского мастерства и воинского умения Красной армии и ее руководства. Характеристика, 25 июля. «а) Грубое насилие со стороны руководства, невзирая на жертвы; б) значительные достижения: непритязательность войска; в) гибкость и бесплановость ведут к неожиданностям». Вот такой неожиданный у него момент. Действительно, когда фронт, по существу, распадался, когда образовывались различные очаги сопротивления, то в общем, нередко части Красной армии вели себя нелогично, с точки зрения немецкого командования, а именно, они бились до последнего. Самая, наверное, страшная запись, с моей точки зрения, в дневнике Гальдера вот такая — это 6 июля: «Русская тактика наступления: трехминутный огневой налет, потом пауза, после чего атака пехоты с криком «ура!», глубоко эшелонированные боевым порядком. До 12 волн. Без поддержки огнем тяжелого оружия даже в тех случаях, когда атаки проводятся с дальних дистанций. Отсюда невероятные большие потери русских». Вот такой мгновенный слепок, снимок, который объясняет те гигантские, просто гигантские потери, которые понесла Красная армия в 1941 году в числе прочих причин. Кстати, любопытно, что Гальдер очень плохо представляет, кто на самом деле руководит русскими войсками. У него встречаются в дневнике только три фамилии. Это Ворошилов, Буденный и Тимошенко.

С.БУНТМАН — Так.

О.БУДНИЦКИЙ — Вот, ну и вообще, мнение о такой, очень хорошей немецкой разведке, оно, в общем, рассыпается, когда читаешь его дневник. Например, Т-34 для него неожиданность.

С.БУНТМАН — Как? Как она может быть для него неожиданностью?

О.БУДНИЦКИЙ — А вот так.

С.БУНТМАН — Для начальника генерального штаба.

О.БУДНИЦКИЙ — Да, да, да. Вот, он, значит, «у русских очень хороший танк, к сожалению, мы не смогли захватить пока ни одного целого танка», чтобы разобраться, как эта штука работает. Какие-то танки сгорают на поле боя, но целого пока у них еще в августе не было. Так же как он пишет с некоторым почтением о гигантских танках, т.е. КВ. Кстати, о гигантских — у него есть любопытная запись об этой знаменитой пушке «Дора», вокруг которой в последнее время вдруг появились какие-то публикации, совершенно нелепые. И он пишет, что это произведение искусства, но совершенно бесполезное. Огромная пушка, которая стреляла снарядом в 7 тонн. Ну, понятно, что для нее нужен был специальный поезд, специальный подъездной путь и все такое прочее, и с точки зрения практической войны это была совершенно бессмыслица вроде Царь-пушки на Красной площади. Еще один любопытный момент: как и положено, в генштабе немецком заранее планировали потери, свои потери. И вот прогнозы Гальдера: в приграничном сражении, он пишет, потери до 275 тысячи человек. Причем приграничные сражения он, видимо, считает от июня до конца августа. И немцы, видимо, рассчитывали перемолоть Красную армию вот в этих приграничных сражениях, уничтожить живую силу. В сентябре — поэтому я и говорю, что планировали до конца августа, потому что следующий прогноз на сентябрь идет сразу — 200 тысяч человек. Т.е. видимо, когда будет уже сражение за Москву. Что получилось на практике? На практике эти потери оказались таковыми: за июнь, за последнюю вот эту декаду июня неполную и до конца августа около 450 тысяч человек вместо запланированных 275. За сентябрь около 100 тысяч человек, т.е. меньше, чем планировалось заранее. Но все равно уровень потерь выше. Это я называю все потери, не только безвозвратные, но и вообще все — санитарные в том числе. И вот любопытно посмотреть, сколько всего… у Гальдера что еще не может не поражать, так сказать, советского человека, когда мы оцениваем наши потери приблизительно, да, и у нас меняются, там, на миллионы человек, там записывается постоянно — мониторинг такой потерь — до человека. До человека еженедельно, ежемесячно, а то и чаще. И вот, немецкие потери с 22 июня по 31 декабря 41 года: ранено 19 016 офицеров, 602 292 унтер-офицера, рядового; убито 7120 офицеров, 166 602 унтер-офицера и рядового; пропало без вести 619 офицеров, 35 254 унтер-офицера. Итого общие потери около… ну, не около, а точно назову. Общие потери сухопутных сил Германии 830 903 человека. Т.е. без малого 26 процентов численности всех сухопутных сил на восточном фронте. Это, конечно, превышало запланированное. Правда, заметим, что здесь безвозвратные потери — около 210 тысяч человек. Остальные — это санитарные, т.е. раненые.

С.БУНТМАН — Убитыми и пропавшими без вести.

О.БУДНИЦКИЙ — Да, да, да. Санитарные могут вернуться… это означает то, что эти люди могут вернуться в строй. Не все, разумеется, некоторые ранения были такие, после которых в строй не возвращались, но значительное число. По оценкам Гальдера, 70 тысяч ежемесячно возвращались в действующую армию вот из этих раненых. Ну, вероятно, напрашивается сравнение с нашими потерями. К сожалению, они были чудовищными по сравнению с немецкими в 1941 году. Безвозвратные потери, по официальным данным нашего министерства обороны — 3 миллиона 308 тысяч человек. Только безвозвратные. Это 70 процентов всех потерь, понесенных за это время на советско-германском фронте. Колоссальные цифры, но на что бы все-таки хотел обратить внимание. При всей ужасности такой статистики, наши людские ресурсы были существенно выше, чем немецкие. И у германской армии возникают большие проблемы с пополнением уже в начале 1942 года. Уже тогда Гальдер пишет, что придется призвать в армию 300 тысяч человек из народного хозяйства, чего не планировалось делать. И там мелькает еще такая запись, что «таких сухопутных сил у нас больше никогда не будет, как в июле 1941 года». Это очень…

С.БУНТМАН — Т.е. по уровню обученности…

О.БУДНИЦКИЙ — Конечно.

С.БУНТМАН — …подготовленности, потому что те, кого приглашают…

О.БУДНИЦКИЙ — Опыта.

С.БУНТМАН — …призывают из резерва, это уже другое.

О.БУДНИЦКИЙ — Конечно, конечно, конечно. Т.е. вот, 1941 год, видимо — и об этом, кстати, писал маршал Жуков в своих мемуарах, сыграл решающую роль в победе. Именно тогда не только были нанесены очень серьезные потери германской армии, хотя мы потеряли гораздо больше, но то, что потеряли немцы, было невосполнимо. И с точки зрения опыта, и с точки зрения, собственно говоря, человеческого материала как такового. Самым важным, конечно, было то, что сорвался «блицкриг». А вести затяжную войну Германия была просто не в состоянии. Просто не в состоянии. И интересно, что у Гальдера уже мелькают записи не о том, что, вот, «мы одержим победу», а о том, что «нам бы как-то добиться мира на выгодных для нас условиях». Еще…

С.БУНТМАН — Т.е. это все несмотря на то, что вся Украина уже у Германии…

О.БУДНИЦКИЙ — Да.

С.БУНТМАН — Что у Германии там вся Белоруссия, кусок огромный Европейской России, вплоть до Москвы и Ленинграда.

О.БУДНИЦКИЙ — Да, но не будем забывать еще вот о чем: что ресурсы Германии были ограничены. Территория, которую она контролировала, была огромна. И требовались для этого не только живая сила, требовалась техника, требовались ресурсы, требовалось горючее. Горючее — это, наверное, одно из самых часто встречающихся слов в дневнике Гальдера. Это была колоссальная проблема германская, и они не могли произвести… не использовали больше танков не потому, что не могли их произвести — нечем было их заправлять. Еще одно такое… ну, вообще, историку положено относиться к источнику и вообще, происходящим событиям, как бы, с высоты птичьего полета и эмоции прятать в карман, да? Но не могу не сказать, что я еще в одном случае испытал колоссальное злорадство. Это читая записи Гальдера о пыли. 24 июля: «большое количество поломок из-за пыли со времени перехода наших войск через Березину». 25 июля: «состояние моторизованных и танковых войск: 60-70 процентов танкового парка требуют, вообще, того, чтобы их как-то не то, чтобы отремонтировали, но требуют переформирования и техосмотра. По последним данным, даже после такой передышки следует ожидать увеличения числа аварий танков, поскольку танковые моторы серьезно пострадали от воздействий пыли». 2 августа: «Состояние дорог. Пыль портит моторы». 19 ноября. «Из 500 тысяч автомашин, которые были на восточном фронте, 30 процентов уже не могут быть отремонтированы. 40 процентов автомашин требуют капитального ремонта. И только 30 процентов автомашин требуют незначительного ремонта или готовы к употреблению». Ну, невольно хотелось сказать, если бы Гальдер был жив — а он скончался в 1972 году — то прежде, чем нападать на Россию, нужно почитать Гоголь. Значит, тут вторая по значимости беда России сыграла в нашу пользу: немецкая техника не выдержала этого движения, кроме чисто потерь в столкновениях, значит, то, что никакого шоссе до Москвы не оказалось, это сыграло весьма позитивную роль. И уровень…

С.БУНТМАН — Может, мы до сих пор так думаем?

О.БУДНИЦКИЙ — (смеется) Вот. И уровень, так сказать, моторизации немецкой армии довольно существенно снизился. Кстати говоря, там в нашем представлении таком, среднестатистическом, немецкая армия была сплошь моторизована. Это далеко не так, по той простой причине, что не хватало не только автомобилей, но и горючего, и в немецкой армии было, например, 600 тысяч лошадей, и конская тяга там использовалась очень широко. И Гальдер тоже там пишет о лошадях, о том, что временами, там, падеж лошадей достигал 1 100 лошадей в день, и что необходимо пополнить конский запас, а пополнять его нечем. И т.д. Т.е. с целым комплексом проблем столкнулась германская армия, но самое главное, конечно, было то, что они не рассчитывали, что Красная армия, несмотря на эти чудовищные потери и чудовищные поражения, на потерю такого большого количества ключевых пунктов, что она все равно будет сопротивляться. И несмотря на то, что немцы постоянно имеют преимущества и постоянно одерживают победы, за редким исключением, когда они вынуждены были под давлением Красной армии, там, отойти от Ельни и последующим, там, под Ростовом в ноябре 1941 года, не говоря уже о битве под Москвой, но боевая мощь, вот, сокращается, сокращается, сокращается, и это все время чувствуется по дневнику. Фон Браухич, командующий сухопутными войсками, уже в конце июля признает, что «это самый сильный противник из тех, с которыми мы до сих пор сталкивались». И это в конечном счете… Да, и еще один чрезвычайно, конечно, важный момент. Это роль Гитлера, которая прослеживается в дневнике Гальдера. У нас много исписали бумаги, говоря, что, вот, германские генералы списывали на Гитлера свои ошибки и свои поражения. Это и так, и не так. И кстати говоря, Гальдер здесь, наверное, внес наибольший вклад, в 1949 году он выпустил такую брошюру «Гитлер как полководец», показывая, как Гитлер мешал генералам. Но когда читаешь его дневник, а это записи, сделанные вот, сегодня, то видишь, что действительно, Гитлер постоянно вмешивается, и особенно поразительно его указание от 22 августа 1941. Директива. Цитирую: «Важнейшей задачей до наступления зимой является не захват Москвы, а захват Крыма, промышленных и угольных районов на реке Донец и блокирование путей подвоза русскими нефти с Кавказа. На севере такой задачей является окружение Ленинграда и соединение с финскими войсками». А Гальдер предложил после этого Браухичу совместно подать в отставку. Потому что с его точки зрения это просто крах, вообще, всей стратегии, и как это, 22 августа объявить, что наша главная задача — не захват Москвы. Ну…

С.БУНТМАН — При разогнанном наступлении уже, в смысле, уже разогнали…

О.БУДНИЦКИЙ — Более того, фон Бок, командующий группы армий «Центр», он говорит: «Мы не можем держать оборону в ожидании. Мы можем только наступать. Если мы позволим противнику сосредоточить против себя силы, мы не сдержим его». Несмотря на это… и в отставку, кстати, никто не ушел. Браухич сказал, что это все равно ничего не изменит, мы должны оставаться на посту, и они остались оба. А войска повернули на юг, на Украину. Очень любопытный момент. И в общем, мы должны сказать спасибо Адольфу Алоизовичу, да, за вот такое неожиданное решение. Не очень до конца понятно, почему Гитлер так поступил, и почему он думал таким образом. Гальдер записывает однажды, что «мы должны, в конце концов, определиться, какие наши задачи важнейшие — стратегические или хозяйственные». Возможно, Гитлер считал, что хозяйственные задачи для Рейха в той ситуации важнее. Возможно — есть одна из теорий, высказанных недавно в книжке Майкла Келлога, американского историка, о воздействии белых на нацистскую идеологию — о том, что на Гитлера очень сильное воздействие произвели идеи деятелей общества «Aufbau», «Возрождения» — было такое общество с 1920 по 1923 год, русско-германское, где были… в котором участвовали прибалтийские немцы — Розенберг и, там, некоторые другие — Шойбнер-Рихтер. И деятели, бывшие деятели, скажем так, администрации Скоропадского на Украине: генерал Бискупский, Василий Викторович… был такой Иван Полтавец-Остраница и некоторые другие, которые были такие, германофилы, которые считали, что вот, необходимо создать независимую Украину при некотором союзе и может быть, под протекторатом Германии, и что это будет взаимовыгодно для обеих сторон. И вот, с тех пор в голове у Гитлера засела, значит, идея о том, что Украина — это важнейший такой, сырьевой ресурс, и что захватив Украину, Германия обеспечит себе светлое будущее. А Москва как-нибудь потом приложится. Так это, или не так — это вопрос для дальнейшего изучения, но факт остается фактом, что 22 августа Гитлер издает безумную с точки зрения германского генштаба директиву о том, чтобы не идти на Москву, а идти на захват Крыма и Украины.

С.БУНТМАН — Но на Москву-то все равно пошли.

О.БУДНИЦКИЙ — Да, пошел, но потом. А вот это и сыграло решающую, наверное, роль. И под Москвой случилось то, что если верить в магию цифр, случилось под Парижем в 1914 году — если 14 и 41 переставить местами, такая получается, некоторая мистика. И был некоторый эффект дежа вю, когда тогда был вот он, Париж, а сейчас была вот она, казалось бы, рядом Москва, но уже в ноябре, в конце ноября Гальдеру понятно, что до Москвы не дотянутся, и что войскам нужно переходить к обороне. Но даже в страшном сне он не мог себе представить контрудара, такого контрудара Красной армии под Москвой. 19 ноября он записывает, что наступление Красной армии невозможно.

С.БУНТМАН — Именно 19 ноября?

О.БУДНИЦКИЙ — 19 ноября, да.

С.БУНТМАН — Того самого 19 ноября!

О.БУДНИЦКИЙ — 1941 года, да. Вот. Так что, в общем, весьма любопытный источник, и вот такое медленное и вдумчивое чтение дневника Гальдера дает нам весьма много.

С.БУНТМАН — Т.е. достаточно известного и опубликованного у нас документа, и его можно и должно читать, я бы сказал. Как и другие. Спасибо! Олег Будницкий, и мы сегодня почитали дневник Гальдера и сделали кое-какие выводы.

МАЛЕНЬКИЕ ТРАГЕДИИ ЕЛЕНЫ СЪЯНОВОЙ
ЧЕЛОВЕК ИЗ АТЛАНТИДЫ.

В январе 1914 года в популярнейшей русской газете «Новое время» вышла статья известного публициста Михаила Осиповича Меньшикова. Меньшиков — один из духовных лидеров своего времени, имел репутацию глубокого мыслителя, серьезного писателя, не склонного к сенсациям и эпатажу. Но эта статья вызвала у серьезных читателей серьезного издания головокружение и оторопь.

В суховатой форме научного отчета Меньшиков изложил результаты исследовательской экспедиции, предпринятой неким московским меценатом в район Атлантического океана. Множество ценнейших находок, поднятых с океанского дна, принадлежали, по мнению, специалистов, к древнейшей цивилизации Атлантиды. Среди них, на палубу судна, была поднята и хронокапсула с телом самого атланта, находящегося в глубоком анабиозе.

«Если по доставлении его в институт экспериментальной медицины петербургские врачи сумеют вернуть его к жизни — можете себе представить, сколько интересного расскажет этот выходец из 130 века до Рождества Христова», писал Меньшиков.

Можете себе представить … физиономию обывателя — интеллигента, открывшего за завтраком этот номер «Нового времени»?

Мистификаций от такого человека, как Меньшиков, не ждали. А публицист решительно идет дальше: он публикует отрывки из расшифрованного манускрипта, который был найден в хронокапсуле, рядом с атлантом:

«Я, Гоормес, жрец и потомок жрецов шлю привет сознательному человеку… Нас много и все мы воскреснем, дабы поведать миру великую драму Атлантиды…Эти строки пишутся ещё в те годы, когда никто в народе не знает о надвигающейся катастрофе… Но раз возникшее неуничтожимо… Да будет же мир земнородных ненарушим… пока не придет роковая минута…»

Московский меценат, который обнаружил хронокапсулу атланта, как пишет Меньшиков, сумел связаться по поводу этого манускрипта с парижскими учеными, и те быстро сделали перевод, поскольку тексты напоминали египетские.

Ссылка на французских ученых, возможно, говорит о том, что Меньшикову был известен такой факт: текст подобного же манускрипта от имени жреца Фрагопита, ученика философа Фраготепа, был обнаружен ещё 125 годами раньше. Французская академия наук опубликовала его в 1788 году, в канун Великой революции.

«По-прежнему, как многие тысячелетия тому назад, продолжает атлант Гоормес, на базарах кипит торговля, слышатся песни и крики, всё также звучат священные трубы, собирая немногих верующих в храмы, по-прежнему раздаются призывы уличных красавиц, а на площадях идут лекции ученых… и никто ещё даже не подозревает о том, что весь материк наш уже близок к тому, чтобы окончательно опуститься на дно океана… Знаем лишь мы, жрецы, передающие эту тайну…»

Снова, как тогда во Франции, эти слова прозвучали словно бы предупреждением о надвигающейся катастрофе. Теперь уже в России. Прозвучали одиноко и странно: в год всеобщего патриотического подъема. Прозвучали и сбылись.

Старая Россия рухнула, как когда-то — старая Франция. А новая Россия вспомнила о знаменитом публицисте. В 1918 году он был обвинен в монархическом заговоре. Следствие по его делу велось около недели; решением полевого штаба новгородской ЧК Меньшиков был расстрелян.

Новая Россия, однако, сохранила интерес к литературному наследию Михаила Меньшикова. Лишь публикация о поднятом со дна океана атланте так и осталась для одних шуткой, для других — формой пророчества.., а для третьих — загадкой из тех, ключ к которым точно подобрал Николай Рерих:

«Необходимо осознать, наконец, космичность жизни, следует привыкнуть к этому осознанию, чтобы понять устои грядущего мира. Самая красивая сказка — есть фактическая реальность».

Похоже, эту точку зрения великого художника разделяли и молодые советские спецслужбы. В 1922 году криптографы спецотдела Глеба Бокия занимались расшифровкой манускрипта, найденного московским меценатом. «Дело» атланта Гоормеса» получило продолжение.