ВОИНСКИЙ ДОЛГ

ВОИНСКИЙ ДОЛГ, обязанность защищать Отечество, составная неотъемлемая часть национального, государственного и религиозного сознания русских.

Солдаты и офицеры шли на войну и совершали подвиги не во имя личных интересов, не ради почестей, но памятуя о христианском служении, которое понималось как долг перед национальным целым. Русское войско состояло не из наемников, а из граждан, защищавших Отечество. Соответствующее отношение к воинской службе воспитывалось с детства всем общим настроением окружающей среды. Идеал смелого, сильного, верного Отечеству воина, надежного товарища проходит через весь фольклор — от былин до поздних солдатских песен. Примечателен сам факт широкого бытования солдатских песен — темы их были близки всему крестьянству.

С уважением относились крестьяне к солдату из своей деревни и неизменно приветливо, гостеприимно встречали солдат из других мест. Проводы в солдаты всегда проходили торжественно. Новобранца благословляли родители, а также крестные отец и мать. Возвращение со службы тоже составляло событие для всего селения. Множество народа собиралось в избу послушать его рассказы. Тема сражений, воинских подвигов в прошлом и настоящем была одной из самых постоянных во время бесед на встречах взрослых, часто в присутствии детей. В рассказах о войнах основное внимание уделялось успехам русских войск. Дурные вести с фронта проникали в народ эпизодически. И неудачам народ не придавал особого значения, будучи уверен, что враги не смогут устоять против русских, что «сам Бог, Божия Матерь и святой Никола Угодник не допустят этого».

Пехота конца XVIII века

Пехота конца XVIII века

По сообщению из Шадринского у. Пермской губ., отдаваемые в военную службу молодые люди, конечно, не без грусти и слез расставались с родными и родиной. «Но жалоб вы здесь не услышите. «На то воля Божия», — говорит будущий воин. А потому между ними нет беглецов: все служили и служат с честию». Свящ. Т. Успенский свидетельствовал: «В моем приходе было из здешних крестьян до пятидесяти отставных и бессрочных солдат, поступивших в 1854 вновь на службу: большая часть из них — унтер-офицеры и имеют знаки отличия. Семь на десять приходилось таких награжденных воинов». Когда проводилась мобилизация, запасные люди, судя по губернаторским отчетам, собирались везде быстро; уклонившихся от явки по призыву практически не бывало.

В войсках призывник сразу же окунался в атмосферу служения Отечеству. Российская армия и флот были православными не только по духу, но и по форме. Православность пронизывала воинские ритуалы, службу и быт воинов; об идее защиты веры напоминали все военные реликвии.

Особую роль играл ритуал принятия присяги. После торжественного богослужения, в присутствии командира части, всех офицеров и солдат, присягающий должен был «положить левую руку на Евангелие, а правую руку поднять вверх с простертыми двумя большими перстами. А солдатам (понеже их множество) правую только руку поднять пред лежащим Евангелием, и говорить за читающим присягу, и по прочтении целовать Евангелие». Заканчивалась присяга молебном о воинах, вступивших в ряды Русской армии.

Нарушение присяги считалось большим грехом перед Богом и людьми. Если воин погибал в бою, священник обычно говорил в память умершего небольшое поучение, подчеркивая, что лежащий в могиле твердо помнил данную присягу и исполнил ее до последней капли крови: «Царство Небесное да даст ему Господь на небе! А нам, живым, да будет он одушевляющим примером».

Верноподданническая присяга произносилась под сенью знамени, на котором изображались крест Господень, корона царская и двуглавый орел. В символическом смысле это означало надежду на победу и царское благословение, которым Помазанник Божий как общий Отец Государства благословлял все семейство полка. Знамя сопутствовало воину во всех его службах и опасностях. Оно считалось полковой святыней, которую надлежало защищать до смерти.

Смотрите информацию распечатать план эвакуации на фотолюминесцентной пленке тут.

Русская армия была христолюбивой. В специальные праздничные и торжественные дни, а в период войны в каждый воскресный и праздничный день, в конце молебного пения о даровании победы Российскому воинству (и воинству союзников) возглашалось многолетие — «христолюбивому всероссийскому победоносному воинству многие лета». В сознании солдат слова «христолюбивый» и «победоносный» неизменно соседствовали.

Христолюбие предполагало синтез тех качеств, которые обозначались словами «во Христа верующий» и «со Христом пребывающий» (а тому, кто искренне верует во Христа, «все возможно по вере его» — Мк. 9, 23). Благодать Божия вдохновляла православного воина на подвиг не только духовный, но и телесный.

Набожность русского солдата вытекала из непоколебимого убеждения в истинности проповедуемого Святой Церковью учения. Глубокой религиозностью снискивалась помощь Божия, без которой никакое дело, по народному убеждению, не могло иметь успеха. Солдаты говорили: «Кто боится Бога, тот неприятеля не боится». Человек православный, всецело преданный Промыслу Божию, терпеливо переносил все лишения и испытания и со спокойной смелостью шел навстречу любой опасности. Всякий воин был убежден, что, идя умирать за своих ближних, исполняет закон Христа. Подвижничество русского солдата было основано на вере в высшую правду, за которую он бескорыстно отдавал свою жизнь, не требуя ни наград, ни похвал.

В тяжелые времена религиозность воина заметно возрастала. С большим нетерпением ожидали на фронте совместных богослужений. Солдаты, офицеры, генералы вместе молились, причащались перед сражением. Общая молитва превращала воинский коллектив в монолитный организм; каждый являлся его частицею и поступал по воле Божией. За годы службы солдат выучивал на слух множество молитв. Кроме того, они печатались на страницах военных журналов.

Описание молитвы на русско-японском фронте оставил о. Митрофан Сребрянский: «В котловане между гор расположилось тысяча восемьсот людей: масса лошадей, масса костров, разговоры, песни. Вдруг все смолкло. Труба заиграла зорю, и понеслась по нашему огромному лагерю молитва Господня: в одном конце «Отче наш», в другом раздается «да будет воля Твоя», в третьем — «победы над сопротивныя даруя»; в каждом эскадроне отдельно! Впечатление грандиозное!»

На биваках часто устраивались спевки церковного хора. В перерывах между боями на войне всегда стоял вопрос, как занять свободное время, отвлечься от невеселых раздумий, и множество слушателей получали на этих спевках и утешение, и развлечение. Пели «Херувимскую», «Тебе поем», «Отче наш».

Главными отличительными чертами русского солдата всегда признавались не только храбрость, но и способность безропотно переносить труды и лишения военной жизни. Православное просвещение считалось в русской армии лучшим залогом хорошей дисциплины. В катехизисе для воинов свт. Филарета, митр. Московского, утверждалось: «Будь доволен своим положением, то есть содержанием, какое тебе определено, должностью, какая на тебя возложена, чином, в какой ты поставлен от самого государя или чрез военачальника».

Считалось, что в войне успеха добивается тот, кто не боится умирать. А умирать не боится тот, кто исповедует веру в Искупителя и усваивает христианское отношение к бренной жизни. В православной России вера отцов говорила о бессмертии души, о ее бесконечной жизни у Бога. Она предупреждала о Страшном Суде Господнем, о муках, которые ожидают грешников, но всей своей полнотой возвещала не смерть, но воскресение из мертвых. Символ веры, как известно, заканчивается словами: «Чаю Воскресения мертвых и жизни будущего века. Аминь».

Русский православный воин не боялся смерти, поскольку веровал в Промысл Божий. А. Н. Куропаткин, начальник штаба М. Д. Скобелева в русско-турецкой войне 1877—78, с 1898 военный министр, изложил свое видение военной доктрины в трехтомном труде «Задачи русской армии». В нем он уделил много внимания духовной силе русского войска: «Кто близко видел обнаженные головы тысяч людей перед движением на штурм, видел серьезные лица, губы, шепчущие молитвы, видел затем то спокойствие, которое овладевало массою после молитвы, отдавшей их на волю Божию, тот никогда не забудет этого зрелища и поймет, какую страшную силу мы имеем в религиозности наших войск».

25 дек. 1905 о. Митрофан Сребрянский перед началом сражения въехал в строй 4-го эскадрона, стал в ряды с солдатами: «Не робей, братцы! Я с вами, буду молиться за вас; кого ранит или кто заболеет — приобщу. Вот видите, Святые Дары на мне! Кто умрет героем в честном бою, отпою погребение: не зароем как-нибудь». «Умирать один раз в жизни, — ответил солдат Архипов из запасных. — От могилы не уйдешь все равно, а умирать в бою — это действительно хорошо. Что ж? Дай, Господи». «Да ты, верно, семейный? — спросил священник. — Разве тебе не жаль родных?» «Что ж, батюшка, жалеть? Бог им даст силу, перетерпят; к тому же на каждого едока государь теперь дает 1 рубль 50 копеек в месяц: прожить можно, зато душе спасение».

В основании Православной веры лежало самоотречение. Усвоение христианских заповедей — возлюбить ближнего своего как самого себя и положить душу свою за други своя — было способно поднять воина на недосягаемую степень нравственной высоты. Подсознательная готовность к принесению жертвы была неотъемлемой частью подвига солдата. При этом подобное состояние души обычно проявлялось в скромной, незаметной форме, которая вполне соответствовала христианскому смирению русского народа.