Трудное выздоровление России при царе Михаиле
Дикие народы любят независимость, мудрые народы любят порядок, а порядка нет без самодержавной власти.
Н. Карамзин
История России организуется, еще до возникновения понятия «Россия», вокруг главных задач, которые можно назвать стратегическими целями: собирание земель Москвой; преодоление татарского ига; строительство централизованного государства; борьба за море и т.д. Первая половина XVII в. была временем восстановления государства, приведения его в порядок. Эпоха Смуты — демонстрация модели разрушения государства, ответ на вопрос: как государство разрушается? Царствование первого из Романовых дает ответ на вопрос: как государство восстанавливается? Совершенно очевидно, что оба ответа не носят универсального характера, они применимы, прежде всего, к Московскому государству: как оно развалилось и как оно собралось.
Выздоровление началось избранием на престол государства, переживавшего глубочайший кризис, слабого юноши, напоминавшего современникам царя Федора. Ключевский признает: выбрали не самого способного, но самого удобного. К. Валишевский более жесток и пишет: «Восшествие на трон первого Романова, положившее конец Смутному времени, должно служить блестящим опровержением народной пословицы, по которой для приготовления рагу необходим заяц»11. К тому же мать Михаила, инокиня Марфа, «своенравная интриганка», по словам того же Ключевского, крепко держала сына в руках. Отец Михаила, который сыграет потом важнейшую роль в жизни государства, был в польском плену.
Михаил Романов вступил на престол в стране, разоренной дотла: города и деревни сожжены, крестьяне бросали пашню и бежали спасать жизнь, в казне не было денег, развалилось войско. К тому же, как выразилась мать Михаила, не желая отдавать сына в цари, московские люди «измалодушничались». Николай Костомаров констатирует: «Прежняя печальная история русского общества приносила горькие плоды». Историк безжалостно называет поколение, вышедшее из смуты, «жалким, мелким, поколением тупых, узких людей, которые мало способны были стать выше повседневных интересов»12.
В этих условиях началось восстановление государства. Избранный на царство, Михаил дал «крестоцеловальную грамоту», ограничивавшую его власть. Грамота никогда не была найдена, и единственным источником, на который ссылаются историки, говорящие о «грамоте», является упоминание о событии Григорием, Котошихиным. Свидетельство Котошихина, современника и человека, много знавшего, дополняется предшествующими примерами: как правило, цари после Ивана Грозного давали обещание судить по старым законам, никого не судить и не осуждать по своей воле, не вводить новых законов и новых налогов без земского собора. Действительно, в царствование Михаила соборы созывались часто и решали все важнейшие проблемы государственной жизни. Первая половина XVII в.
— время расцвета соборной деятельности. Лев Гумилев пишет: «Выбор был крайне удачен, ибо, процарствовав с 1613 по 1645 г., сам Михаил ничего не предпринимал». В 1992 г. историк приходит к любопытному выводу: первоначально «работу по устроению государства выполняли земские соборы… Позже… в государстве был наведен относительный порядок и нужда в земских соборах отпала»13. Иначе говоря, по мнению русского историка, писавшего в конце XX в., представительное учреждение необходимо только в минуты кризиса, в эпохи «беспорядка».
Соборы в царствование Михаила были широко представительными органами, отражая участие в государственных делах всех слоев населения в последний период смуты. Они всегда утверждали царские предложения. Единственный раз, когда собор принял решение, шедшее вразрез с мнением царя, Михаил поступил по-своему. Выборные представители рассматривали свою деятельность в соборе не как право или привилегию, а как обязанность, выполнение долга. Тем не менее, царь рассматривал присутствие собора как ограничение власти. Так видели это и современники. Григорий Котошихин, объясняя, что такое самодержец, сравнивает «своего» царя Алексея Михайловича с отцом, Михаилом Федоровичем. Алексей никакой грамоты не давал. Кроме того, «царь Михайло Федорович, хотя самодержец писался, однако без боярского совету не мог делать ничего»14. Царь Алексей обходился без «боярского совета» и поэтому был подлинным самодержцем.
Несмотря на ограниченность его функций, роль земского собора в царствование первого Романова была значительной. Собрания представителей «всея земли» легитимизировали нового царя, новую династию. Это было тем более важно, что Михаил был мягким, послушным окружению человеком. Живший в то время в Москве голландец Исаак Масса писал, что он надеется на Бога, который откроет царю глаза: России нужен новый Иван Грозный, это единственное средство удержаться на троне, русский народ благоденствует только под дланью своего владыки и только в рабстве он богат и счастлив15. Чрезвычайно знаменательно, что мнение о необходимости тяжелой царской руки и кровавых репрессий высказывает гражданин свободной голландской республики. Необходимость деспотии в России для русских станет главной темой, основным выводом всех западных путешественников, приезжавших в империю царей. Возможно, что это связано, прежде всего, с тем, что от самодержавных правителей России иностранцы всегда получали такие привилегии, которые они не могли рассчитывать получить от земских соборов.
Восстановление государства требовало прежде всего наведения хотя бы минимального порядка в государстве. Первым шагом было обуздание разбойничьих банд, гулявших по Руси. Разбойники были «благородные», боровшиеся за какие-то права, против произвола, были и обыкновенные, грабившие всех, кто попадался под нож. Еще долго продолжал беспокоить Москву Иван Заруцкий, которого сопровождала Марина с сыном, «воренком». Отбиваясь от преследователей, отряд Заруцкого уходил все дальше на юг. В июне 1614 г. около 600 волжских казаков, все, что оставались у Заруцкого, были окружены московскими стрельцами. Казаки выдали атамана и Марину с сыном, объявив, что целуют крест Михаилу. В июле пленники были привезены в Москву: Заруцкого посадили на кол, четырехлетнего сына Марины и второго самозванца повесили, а сверженную царицу посадили в тюрьму, где она вскоре умерла от болезни и, как пишет биограф, «с тоски по своей воле». А слухи о спасшемся сыне Марины продолжали жить и пугать Москву…
В северных областях — от Холмогор до Архангельска — хозяйничали банды Баловня и других вожаков: они любили набивать рот и уши жертв порохом и зажигать его.
В центральных областях бушевал Александр Юзеф Лисовский, талантливый кавалерийский командир и безжалостный разбойник. Только в 1616 г. он умер, по-видимому, отравленный. «Лисовчики» были так хорошо известны не только на Руси, но в Польше и других странах Европы, что сейм Речи Посполитой принял специальный закон, освобождавший от наказания того, кто убьет «лисовчика».
Тяжелое положение страны усугублялось наличием на территории Московского государства двух враждебных армий: шведы держали в своих руках территорию вдоль Балтийского побережья и Новгород, поляки не теряли надежды посадить Владислава на московский трон: формально он был московским царем, законно избранным земским собором. Московское войско практически не существовало. Две неразрывно связанные проблемы стояли перед молодым царем: необходимы были деньги для создания войска. Как собрать налоги в разоренной стране, как создать вооруженные силы, способные защитить государство от притязаний поляков, обладавших опытным войском, и шведов, которые под водительством Густава-Адольфа создали самую сильную армию в Европе?
Попытка собрать подати окончилась неудачей: никто не хотел платить; если же сборщики добивались уплаты, то брали деньги себе. В 1616 г. Земский собор постановил собрать со всех торговых людей «пятину», пятую деньгу с имущества (20%), причем обязательно деньгами, а не товарами, а с каждой сохи — по 120 рублей. Самые богатые люди в государстве — Строгановы — должны были заплатить 16 тыс. рублей, а потом от них потребовали дополнительно еще 40 тыс. Главным источником их богатства были сибирские меха — один из важнейших предметов русского экспорта, и соль.
Население, разоренное войнами и поборами, не могло платить того, что требовало государство, подати буквально выбивались палками. Должников били до тех пор, пока они не уплачивали налога или не умирали. В 1620 г. собранным московским купцам было сказано царем: «Ведомо вам всем, что по грехам в московском государстве от войны во всем скудость и государственной казны нет нисколько, кроме таможенных пошлин и кабацких денег государевым деньгам сбору нет»16. Питье всячески поощряется, продажа алкоголя является царской монополией: «Опричь государевых кабаков никто питья на продажу не держит». Идут поиски займов. Джон Мерик, управляющий «Московской компанией английских купцов», возникшей в XVI в. и монополизировавшей московский рынок, дал царю заем на 100 тыс. фунтов17.
Главной задачей была война, которая шла на двух фронтах. Заключение мира с Польшей и Швецией стало самым неотложным делом. Прежде всего начались переговоры со шведами, ибо их притязания носили только территориальный характер. К тому же Густав-Адольф находился в неприязненных отношениях с Польшей и Данией, а, кроме того, имел широкие планы в Германии. В переговорах участвовали в качестве посредников англичане (Джон Мерик) и голландцы. Русские послы, отправившиеся в Голландию договариваться о посредничестве, были так бедны, что в Амстердаме им дали 1000 гульденов на содержание. Несмотря на тяжелое положение, несмотря на поражение московских войск в схватке со шведами, переговоры шли долго и трудно. Наконец 27 февраля 1617 г. был подписан вечный мир. Русские получили обратно Новгород, Старую Ладогу, Гдов и их окрестности, за Швецией оставалось приморье и Ивангород, Ям, Копорье, Орешек, Корела с уездами. Московское государство потеряло выход к Балтийскому морю и приобрело цель внешней политики на сто лет.
Победа Швеции, страны, насчитывавшей примерно 900 тыс. жителей, а вместе с Финляндией — 1250 тыс., была успехом молодого короля Густава-Адольфа, поощрявшего промышленное развитие страны, ставшей главным производителем и экспортером железа и меди в Европе, и проведшего реформы — финансовую, административную, системы образования. Это дало ему возможности и средства на создание армии, которая была, возможно, лучшей в мире в 30-е годы XVII в., когда она включилась в Тридцатилетнюю войну.
Значительно сложнее были отношения с Польшей. Королевич Владислав продолжал считать себя московским царем и надеялся сесть на трон в Кремле. Его отец Сигизмунд III пришел, наконец, к выводу, что ему самому это не удастся. Он решил довольствоваться достигнутым: захватом Смоленска, триумфом в Варшаве с показом захваченного в плен московского царя Василия Шуйского. 7 апреля 1617 г. глава польской церкви архиепископ Гембицкий напутствовал в варшавском соборе Владислава на поход в Москву, вручив ему меч и хоругвь. Летом 1617 г. королевич отправился в поход. Войском командовал один из самых знаменитых польских полководцев гетман Ходкевич. В сентябре 1618 г. поляки снова были под Москвой. Вместе с ними пришли 20 тыс. запорожцев во главе с Петром Конашевичем Сагайдачным, получившим от Владислава знаки гетманской власти — булаву, хоругвь и бубны. Православные казаки вместе с польско-литовскими католиками не смогли убедить русских в необходимости поддержать польского претендента. У Владислава были аргументы. В грамотах, которые рассылались от его имени, перечислялись лишения, которым подвергались жители московского государства «от советников Михайловых, от их упрямства, жадности и корыстолюбия». Со своей стороны королевич обещал «милость, жалованье и призрение». Собранный в Москве 9 сентября земский собор постановил единодушно стоять за православие и государя, «не щадя своих голов биться против его недруга, королевича Владислава и идущих с ним польских и литовских людей, и черкас». Черкасами называли украинцев.
После неудачного приступа войско Владислава отступило от Москвы и остановилось в Тушино. Странным образом это место влекло тех, кто мечтал о московской короне. Подошедшие московские войска были слишком слабы, чтобы атаковать противника, который, в свою очередь, не имел сил для наступления. 1 декабря 1618 г. Москва и Варшава подписали в Деулине перемирие на 14 лет и 6 месяцев. Москва соглашалась на потерю Смоленска, она не добилась отказа Владислава от притязаний на московский престол. Царь Михаил получил перемирие и своего отца Филарета, который был, наконец, освобожден из польского плена. Далеким откликом на события начала XVII в., свидетельством возможностей, которые дает прошлое политикам, было решение, принятое летом 1993 г. властями молодой суверенной украинской республики. Первый корабль украинского военно-морского флота получил имя «Сагайдачный».
Возвращение отца царя изменило положение в Кремле. Молодой и слабый царь целиком подчинялся своей матери и ее родственникам — Салтыковым. Михаил был самодержцем только в титуле. Филарет, получивший после возвращения в Москву звание патриарха (церемонию совершил находившийся в Москве вселенский патриарх Феофан), был возведен в сан «великого государя». Этот титул обозначал одинаково и царя, и патриарха. Историки говорят о наступившем «двоевластии». Имея одного царя, государство управлялось двумя государями. У Филарета были те качества, которых не хватало его сыну: честолюбие, любовь к власти, жизненный опыт, авторитет. Он не имел религиозного воспитания и был известен своими светскими вкусами. Но в его эпоху это не мешало делать государственную и церковную карьеру. Современником Филарета был Ришелье. Московский патриарх имел сходные взгляды на роль монарха и государства, а кроме того власть, безоговорочно отданную сыном отцу, о которой Ришелье мог только мечтать.
Иностранцы свидетельствуют, что после возвращения Филарета были переменены должностные лица во всех приказах, были приняты меры по исправлению законодательства, прежде всего, усилилась борьба со злоупотреблениями. Одновременно огромные области, находившиеся в управлении патриарха, монастырские владения, вотчины митрополитов освобождались от податей.
Реконструкция государства имела первоначальной целью наполнение казны. Организуется перепись населения и земельных владений (писцовые книги), которая должна дать представление о состоянии государства и облегчить сборы податей. Злоупотребления переписчиков, за взятки вносивших в книги фальшивые данные, обратили внимание собора 1619 г. Тем не менее, писцовые книги давали представление о положении в стране, вышедшей из смуты.
В поисках денег государство не чурается никаких средств: накладывает налог на все, что можно, берет монополию на товары, которые вывозятся за границу: в 1635 г. монополизирована торговля льном, в 1642 г.
— селитрой. Охотно использует систему откупов.
В борьбе с разбойничеством, приобретшим пугающие размеры, используется самоуправление, возвращается использованная Иваном Грозным система выборных губных старост. Страна делится на административные единицы — губы, которые выбирают старосту из числа зажиточных дворян хорошего поведения и умеющих грамоте. Случалось, что из-за отсутствия желающих старосты не выбирались, а назначались. Губным старостам поручалось обеспечение безопасности во вверенном им районе, но права их были резко ограничены: они не могли выносить судебные приговоры без согласия Разбойного приказа в Москве, в их деятельность вмешивались воеводы. Положение губных старост — характерная особенность московской администрации, где обязанности, как правило, точно не разграничивались.
Сокращение населения после войн, голодных лет, бегства из разоренных областей в Степь, на окраину, вызвало острую нехватку крестьянских рабочих рук. Дворяне жаловались, что не могут «служить», т.е. становиться в ряды войска, ибо не имеют крестьян для обработки земли. В результате закрепление, закрепощение крестьян усиливается. Лев Гумилев, отмечая, что «крепостного права как такового в Польше не было: каждый крестьянин мог уйти от пана, если хотел», считает, что «отсутствие крепостного права создавало для крестьян условия жизни гораздо худшие, нежели при крепостном праве, имевшем место на Московской Руси»18. Крепостное право в Польше было, очень тяжелое на Украине, но русскому историку важно доказать, что жизнь в коллективе, о котором заботится государь, гораздо лучше беспокойной, отягощенной налогами, свободы. Взгляды Льва Гумилева, горячего пропагандиста русской самобытности, удивительным образом совпадают с точкой зрения голландца И. Масса, писавшего, что «народ этот (русский.
— М.Г.) благоденствует только под дланью своего владыки и только в рабстве он богат и счастлив»19.
Особенность реконструкции страны состояла в желании вернуться, насколько это возможно, к старым московским традициям, получившим серьезные удары во время Смуты. Происходила реставрация самодержавной системы, которая не встречала сопротивления, главный ее противник — высший боярский слой — был разбит и дискредитирован. «Назревшие в эпоху смуты идеи избирательной и ограниченной монархии не пустили глубоких корней», — замечает историк А. Кизеветтер20.
Время первого Романова было периодом наплыва в Москву иностранцев. Их видели в столице княжества уже при Иване III, в тесных отношениях с некоторыми был Иван Грозный; самозванцы широко раскрыли ворота для авантюристов, присутствие которых не оставило хороших воспоминаний у населения. Страна оставалась тем не менее закрытой: даже значительное количество чужеземцев, посещавших Московию в разных ипостасях, не меняло этого факта. Все было странным, чужим, иногда отвратительным для иностранцев в московском государстве, для обитателей страны — в иностранцах. Взаимно непонятными, следовательно чужими, что, как правило, значило враждебными, были верования, обычаи, география, климат.
Две главные проблемы, стоявшие перед царем Михаилом, два главных фактора восстановления страны — деньги и войско — были связаны с иностранцами. Зарубежье являлось источником средств, которых болезненно не хватало. Они могли иметь форму прямого займа: 100 тыс. фунтов (превратившиеся в 20 тыс. «благодаря» посредникам), полученных от англичан, форм таможенных пошлин, взимаемых за ввоз или провоз через московскую территорию товаров. Враждебные отношения с католической Польшей определяли «протестантскую» направленность московской внешней, в том числе внешнеторговой, политики. Главными торговыми партнерами Москвы были Англия, Голландия, Швеция (после заключения мирного договора), Голштинское герцогство. Подробности отношений между компанией голштинских купцов и Московским государством особенно хорошо известны, ибо в составе голштинского посольства посетил Москву Адам Олеарий, придворный математик и библиотекарь герцога. Его «Описание путешествия в Московию» (был дважды, в 1633 г. и в 1635-1639 гг.), — ценнейший источник сведений о Руси XVII в. Олеарий сообщает, в частности, что за право возить в течение 10 лет товары в Персию через московскую территорию голштинские купцы внесли в казну 600 тыс. ефимков21 (в английском фунте того времени было 14 ефимков).
Важной формой связей с иностранцами становится разрешение чужеземцам ставить разного рода «полезные учреждения»: заводы по производству железа, отливке пушек и ядер, выделке стекла, обработке лосиных шкур, фабрику часов и золотых изделий. На этих предприятиях работали почти исключительно иностранцы. На Руси не было мастеров, но правительство не поощряло обучение русских, требовавшее общения, ибо, нуждаясь в иностранцах, не переставало им не доверять, подозревать, видеть в них «латинян» и «люторов» — противников истинной христианской веры. Недоверчивым оставалось и отношение к промышленности. Иностранцы получали значительные льготы и привилегии, за которые они платили, но им разрешалось строить предприятия только вдали от городов, вдали от населения.
Колеблющаяся между необходимостью и чувствами политика по отношению к иностранцам в царствование Михаила вызывает диаметрально противоположные оценки историков. Польско-французский историк К. Валишевский писал в начале XX в., что Михаил и Филарет «предавали страну эксплуатации иностранцами и препятствовали ее свободному развитию». Лев Гумилев в конце XX в. писал: «В отличие от Ивана Грозного и окружения самозванцев правительство при Михаиле Романове ввело строгие ограничения для иностранных купцов… Во внешней торговле Русское государство начало безоговорочно ориентироваться на интересы своих, русских купцов».
Каждый из исследователей прошлого мог бы привести факты, подтверждающие его взгляд. Валишевский мог сослаться на жалобы псковских купцов, которые страдали от конкуренции шведов, на широкие привилегии, данные голландцам. Для Льва Гумилева важно решение земского собора, отказавшегося предоставить Джону Мерику, главе Английской компании, право торговать по Волге с Персией, по Оби с Китаем. По настоянию «торговых людей», купцов, собор отказал англичанам, недавно давшим заем молодому царю. Собор аргументировал отказ тем, что с Персией москвичи торгуют сами, перекупая товары у англичан, к тому же волжский путь опасен из-за разбойников. Еще опаснее — объясняли Джону Мерику — Обь, постоянно подо льдом, к тому же Китай государство невеликое и бедное. О Китае московские люди кое-что уже знали: в 1618 г. в Пекине побывали первые посланники — казаки Иван Петлин и Андрей Мундов. Делиться с англичанами возникшими возможностями Москва не хотела.
Погружные водяные насосы pedrollo купить.
Различная оценка внешнеторговой политики первого Романова связана с тем, что для Михаила и Филарета главным были интересы государства, как они его понимали, т.е. интересы государя. Все другое имело второстепенное значение. Немедленное получение денег — за привилегии, особые льготы — было гораздо важнее долговременных целей, способствовавших развитию городов или облегчению положения населения. Немаловажную роль играли пристрастия царя. Михаил окружил себя врачами, аптекарями, окулистами, алхимиками, часовщиками (царь очень любил часы и во время обеда возле него стояло двое часов), фабрикантами органов.
Олеарий рассказывает, что в Москве во время его визитов жило много иноземцев, в том числе 1 тыс. протестанских семейств. Сначала они селились где хотели и повсюду ставили свои молитвенные дома (кирки). Против этого восстали священники, видевшие опасность в близком соседстве русских и «люторов». Все кирки были сломаны и разрешено иметь одну в Немецкой слободе, вдали от православных церквей. Иностранцы, жившие в Москве и обслуживавшие двор, находились в ведении аптекарского приказа. Им платилось жалованье деньгами и мехами, они получали кроме того довольствие: определенное количество пива, вина, меда, овса и сена.
Прежде всего иностранцы были нужны в армию. Иноземцы служили в московском войске издавна. Во второй половине XVI в. число наемных пехотных солдат, как сообщает Флетчер, достигало 4300 человек, около 4000 казаков (черкасов), около 150 голландцев и шотландцев, около 100 греков, турок, датчан и шведов. По мере роста значения пехоты в московском войске увеличивалось число стрельцов — пехотинцев, употреблявших огнестрельное оружие — мушкеты с фитилями, карабины и пистоли. Для обучения их требовались иностранные специалисты. Это было тем более необходимо, что в XVII в. московское войско сильно отставало по подготовке солдат и вооружению от западных армий. Посетивший Москву в конце века австрийский (имперский) дипломат И. Корб замечает, что только татары боялись московского оружия; западные соседи смеялись и над духом, и над искусством московских ратников22.
Приглашение иноземцев-наемников было обычной практикой в европейских армиях эпохи. В лучшей из них, шведской, 4/5 армии составляли наемники — шотландцы, англичане, немцы. Но в армии Густава-Адольфа офицерами были шведы, солдатами — наемники. В московское войско приглашали наемников на офицерские, инструкторские должности. В 1626-1632 гг. в московское войско набирают около пяти тысяч наемников-пехотинцев. В инструкции вербовщикам говорилось, что могут нанимать людей всех наций, но только не католиков. Нужда в военных специалистах была очевидной для правительства. Их нанимали за дорогую цену. К ним относились подозрительно и настороженно. Аугустин Мейерберг, опубликовавший в Париже в 1661 г. рассказ о поездке в Москву, приводит высказывания иностранных офицеров на русской службе. Несмотря на высокое жалованье, многие сожалели, что пошли искать счастья в Москву: по выслуге установленного срока не было возможности вырваться домой. Если для удержания иностранца на службе долее срока не помогали разные приманки и награды, упрямца ссылали так далеко, что выбраться оттуда не представлялось возможным23.
Моделью отношений к иностранцам может быть история неудавшегося бракосочетания дочери Михаила Ирины с иностранным принцем. Эту историю можно назвать романом Вольдемара. Ни один из историков царствования первого Романова не мог пройти мимо этой печальной повести. В 1643 г. в Москву прибыл со свитой в 300 человек сын датского короля Христиана IV Вольдемар. До этого, в результате долгих переговоров, было достигнуто соглашение: королевич берет в жены царевну Ирину, получая в приданое Суздальское и Ярославское княжества и сохраняя свою протестантскую веру. Портрета невесты ему не показали, опасаясь колдовства. Это было в порядке вещей: супруг, как требовали того московские нравы, мог увидеть впервые супругу только в брачной спальне. Григорий Котошихин, описывая свадебные обычаи и возможности подмены невест, которых жених до брака не видел, заключает: «во всем свете нигде такова на девки обманства нет, яко в Московском государстве; а такого у них (т.е. у русских.
— М.Г.) обычая не повелось, как в иных государствах, смотрити и уговариватися временем с невестою самому»24. Хлопоты Вольдемара были связаны с другим обманом. От него потребовали, чтобы он перешел в православие. Когда он отказался и попросил разрешения вернуться домой, ему отказали. Королевич попробовал бежать, но был схвачен. Согласие Вольдемара на то, чтобы будущие дети стали православными, дела не продвинуло. Царь Михаил не хотел ничего слушать. Только смерть Михаила позволила Вольдемару через два года после приезда в Москву вернуться домой.
Принципиальная закрытость Московского государства, продиктованная страхом и самоуверенностью, подозрительностью и гордостью, усиливалась сознанием нужды в презираемых иностранцах. Им много платили, но их всегда рассматривали как шпионов или заложников. Война становилась наиболее простым, самым недвусмысленным выходом из закрытости, оставаясь одновременно наиболее эффективным способом сохранения обособления.
Набор наемников, увеличение армии и улучшение ее подготовки имели совершенно определенную цель. Начиная с 1626 г. идет планомерная подготовка войны с Польшей. Близился к завершению срок перемирия, и Москва собирала силы, твердо намереваясь вернуть захваченные Речью Посполитой русские земли. В апреле 1632 г. умер Сигизмунд III. Покойник был положен в гроб с московской короной на голове, его наследник Владислав IV продолжал считать себя избранным московским царем. Пока шла процедура избрания короля Речи Посполитой, в Москве собрался собор и постановил начать войну с Польшей. Тем более что была готова новая армия — 158 пушек, 32 тыс. воинов, в том числе около 4 тыс. швейцарских и немецких наемников. Командование было вручено боярину Михаилу Шеину, прославившемуся двадцать лет назад обороной Смоленска, и окольничему Артемию Измайлову.
Кампания началась блестяще, были захвачены многие города, но, подойдя к Смоленску, армия остановилась и начала осаду, которая не давала результатов 8 месяцев. За это время, уладив проблемы, связанные с выбором, новый король Владислав IV подошел к Смоленску и в свою очередь осадил осаждающих, войско Шеина. В феврале 1634 г. русские капитулировали, приняв условия победителей. 1 октября 1633 г. умер Филарет, уже знавший о поражении. Царь Михаил жестоко наказал побежденных командиров: Михаил Шеин, Артемий Измайлов и его сын были казнены, их подчиненные наказаны кнутом и сосланы. Суровость наказания была связана со смертью патриарха, покровительствовавшего Шеину, и возвращением к престолу родственников царя Салтыковых, ненавидевших воеводу.
Русские историки говорят о «Смоленской катастрофе». Действительно, поражение Шеина было сокрушительным. Но поляки не воспользовались успехом, несмотря на то что Москва, ведшая военные действия на Западе, подверглась жестокому набегу с юга: отряды крымских татар появились по соседству со столицей. Владислав первым предложил начать мирные переговоры. Мечта о шведской короне, которая не давала спать Сигизмунду III (ее положили рядом с его гробом), мучила и его сына, предпочитавшего Стокгольм Москве. 16 ноября 1632 г. в битве под Лютценом был убит Густав-Адольф. Наследнице Кристине было 6 лет. Владиславу показалось, что его час настал. Он не хотел принимать во внимание того, что не хотят авантюр на севере его польско-литовские подданные, что его не хотят шведы. Урегулирование отношений с Москвой было условием реализации шведских планов польского короля.
В 1635 г., сначала в Кремле, затем в Варшаве, был закреплен «вечный мир» между Московским царством и Речью Посполитой, названный Поляновским по речке Поляновке, на берегу которой встретились парламентеры в марте 1634 г. Москва согласилась отдать «навечно» то, что поляки уже получили по Деулинскому перемирию: Черниговскую землю (с городом Черниговом и Новгород-Северским) собственно Польше, Смоленскую землю (со Смоленском, Рославлем, Трубчевским и др.) — Литве. Победители получили 20 тыс. рублей контрибуции (хотя просили 100 тыс.) Владислав отказался от притязаний на московский престол, было отвергнуто польское предложение разрешить строить в Московском государстве костелы, вступать свободно в брак подданным обоих государств, приобретать вотчины полякам в Московском государстве, русским в Речи Посполитой. Варшавские дипломаты добивались, чтобы Михаил не писался «царем всея Руси», а «царем своей Руси», ибо часть Руси находилась в польском владении. Московские дипломаты категорически отвергли это требование. Наконец, поляки предложили, чтобы мир был утвержден присягой всех чинов Московского государства, на что получили ответ: «Мы холопи государя нашего и во всей его царской воле».
В начале февраля 1635 г. польские послы были приняты в Грановитой палате и поцеловали Михаилу руку. По московскому обычаю царь, давши поцеловать руку иностранцам, немедленно мыл ее из стоявшего рядом с троном рукомойника. Некоторых чужеземцев этот обряд обижал.
Условия Поляновского мира, которые могли быть гораздо более тяжелыми для Москвы, продемонстрировали важную черту московской дипломатии, ее внешнеполитической стратегии. Территориальные потери были тяжелыми, но они были, во-первых, неизбежными, как результат тяжкого военного поражения, во-вторых, ограниченными: Владислав не потребовал практически ничего, кроме того, что уже было в польских руках. Московские послы защищали прежде всего то, что было для них, для царя и государства самым важным — характер московского царства, его закрытость и твердость по отношению ко всем иноземным соблазнам, религиозным и бытовым.
Дополнительным примером отношения к территории как важному, но не единственному фактору государственной силы, стало «Азовское сидение», захват крымской крепости Азов казаками и отношение к этой победе Москвы. Начиная с 1627 г. Москва и Стамбул вели тайные дипломатические переговоры: Турция, воевавшая с Польшей, поощряла Москву, готовившуюся к войне с Варшавой. Константинопольский патриарх (с 1621 г.) кипрский грек Кирилл был ярым врагом «латинян», которых он хорошо знал, преподавая много лет в православных школах в Остроге и Вильне. Во время подписания унии он находился в Бресте, принадлежа к числу активнейших противников объединения церквей. Это принесло ему большой авторитет среди запорожского казачества. Патриарх склонял Москву присоединиться к альянсу протестантских государств, воевавших с Габсбургами и связанной с ними Польшей. Верным союзником протестантов была католическая Франция, враждовавшая с империей. Московское правительство не соглашалось ввязываться в 30-летнюю войну, не видя в этом особых интересов, не желая к тому же растрачивать силы разоренной страны на авантюры. Таковой не считалась, конечно, война с Польшей за «исконные земли».
В июне 1637 г. царь Михаил получил «подарок»: казаки захватили город Азов, принадлежавший Турции. Первый самозванец был убит в момент, когда он готовил поход на Азов, лежащий в устье Дона и препятствовавший выходу русских в Черное море. Царь сделал казакам выговор за самозванство, но велел город не отдавать, послал оружие, припасы и хлеб. После того как Турция разбила персов, с которыми вела войну, после того как место умершего султана Мурада занял султан Ибрагим, огромное турецкое войско осадило Азов. «Повесть об Азовском осадном сидении донских казаков», поэтическое описание событий, сделанное современником, подробно рассказывает об осаде, длившейся 93 дня, о предложениях султана казакам уйти из города, захватив всю добычу, и о героическом сопротивлении 7590 казаков трехсоттысячной армии турок, крымских татар и наемников25. Осада Азова началась в июне 1641 г., не взяв город, турки ушли, но проблема осталась. Султан потребовал от царя вернуть Азов. Михаил поставил вопрос Земскому собору: стоит ли захваченный казаками город и возможности, открывающиеся перед тем, кто им владеет, войны с Турцией? Собор открылся в январе 1643 г., собравшимся было предложено письменно ответить на вопросы: воевать с турками или нет? Если воевать (война будет долгой), то где взять средства? Все единодушно объявили, что полагаются на государеву волю, но на вопросы отвечали по-разному. Служилые люди высказывались за войну, полагая, что сохранение Азова — в государственных интересах. Торговые и тягловые люди подчеркивали свое крайне тяжелое положение, невозможность платить больше, чем они платят, налогов.
Царь принял решение помириться с турками и отдать им Азов. Сыграло роль, несомненно, нежелание обложить налогами духовенство и монастыри, как предлагали дворяне и дети боярские северных уездов московского государства, и, возможно, понимание опасности усиления поборов с тяглового населения. Но, прежде всего, царь не хотел бросаться в рискованное предприятие, в которое хотели его втянуть «вольные казаки», мало считавшиеся с московскими интересами. Азов станет русским в 1696 г.: его возьмет армия, которой будет командовать внук Михаила — Петр I.
В апреле 1642 г. в Москву приехал посол султана и царь послал на Дон приказ казакам вернуться в свои курени. Далекое продвижение на юг казалось в Москве преждевременным. Пока велись (особенно активно в 1635-1638 гг.) работы по укреплению. Сооружаются города (1635 г.
— Тамбов), строятся земляные валы, укрепленные пункты, засеки.
Московское государство потеряло во время смуты, в результате ослабления, территории на западе. Продолжая политику предков, бились в морские ворота Иван Грозный, Борис Годунов, Михаил Романов. Балтийское побережье осталось в руках противников. Более сильных, обладавших более совершенной военной техникой.
С большим напряжением сил защищало московское государство свои южные границы и не решалось, как показал Азов, двигаться вперед. Иначе обстояли дела на востоке. Даже смутные времена не остановили продвижения русских в Сибири. В царствование Михаила движение к океану значительно ускоряется. Власть Москвы закрепляется традиционным административно-династическим способом, внук сибирского царя Кучума, противника Ермака, назначается царем в Касимов (1641). Но, прежде всего, власть московского государства реализуется быстрым продвижением на восток, захватом земель, строительством укреплений, сбором ясака (налога мехами) с местного населения. На востоке Москва была носителем высшей цивилизации, не встречавшей к тому же серьезного сопротивления. В 1621 г. патриарх Филарет посвятил в Сибирь первого архиерея, архиепископа Киприана. В 30-е годы русские колонизаторы дошли до реки Лены, в 1632 г. был поставлен город Якутск.
Главное богатство Сибири — меха — составляли важнейший источник пополнения московской казны. Было очевидно, что закрепление приобретаемых огромных территорий возможно только в случае заселения русскими. Прежде всего, была нужда в земледельцах, пашенных крестьянах, как их называли. Они набирались из добровольцев, крестьянам давалась земля, деньги на обзаведение хозяйством и налоговые льготы на несколько лет. Десятую часть земли они должны были пахать в казну, этот хлеб шел на прокорм служилых людей. Добровольцев не хватало, и правительство переселяло крестьян насильственно из ближних, уже освоенных мест, в отдаленные. Это вело к побегам. Повторялось то, что хорошо знали центральные районы Московского государства, в Сибири появились беглые, вольные люди Историки отмечают, что пороки тогдашних русских людей проявлялись в Сибири с особой силой. Слабая власть, туземное население, с которым нетрудно было справиться, особый климат создавали условия для проявления самых хороших и самых плохих черт характера. Пьянство дошло до таких размеров, что в Тобольске правительство закрыло кабаки, чего нигде в Московском государстве нельзя было делать, поскольку это наносило ущерб казне.
Потери на Западе не могли компенсироваться завоеваниями на Востоке, но государство, движимое внутренними импульсами, хотело распространяться во всех направлениях. Особенность русской истории в том, что задержка продвижения в одном направлении не мешала успехам в другом. Восток открывал замечательные перспективы. В 1636 г. томские казаки сообщили в Москву о существовании реки Амур, а через некоторое время известили, что достигли ее берегов. Посланники тобольского воеводы князя Куракина, отправившиеся в 1618 г. в Пекин, привезли два письма от императора Минг Ван-ли царю Михаилу. Из-за незнания китайского языка письмо оставалось непрочитанным до 1675 г. Император26 объяснял, что не может отправить своих послов к царю, ибо дорога очень длинная, но предлагал приезжать с товарами. Пройдет некоторое время, пока предложение китайского императора будет принято. Пока оно спокойно ждало в московских дипломатических архивах.
12 июня 1645 г. царь Михаил умер. Ему было 49 лет, 32 года он провел на троне. Биограф, заключая жизнеописание первого Романова, перечисляет его качества: «Михаил Федорович был задумчив, кроток, послушлив, тих и религиозен». На его долю выпало управлять государством, которое, пережив страшную катастрофу, казалось, развалилось, перестало существовать. Царь передал своему наследнику страну в очень тяжелом положении, но начавшую приходить в себя. Михаилу очень помогал авторитет отца, патриарха, взявшего на себя основную тяжесть правления. Но не государственные таланты на троне были причиной выхода из кризиса. В числе важнейших факторов выздоровления была нацеленность на восстановление в первую очередь системы управления. С 1625 г. царь официально принимает титул самодержца. В это же время принимается множество законов, организующих административную структуру, прежде всего центральную бюрократию. Григорий Котошихин перечисляет, описывая их организацию и функции, 35 приказов, ведавших всеми государственными делами, в числе которых были как внешние сношения (посольский приказ), так и пушкарский, хлебный, ямской и другие. Государство стремилось контролировать все, управлять всеми сторонами жизни. Естественно, что бюрократическая машина московского государства работала со скрипом, медленно, ее необходимо было подмазать взятками, но она гарантировала порядок. Каким бы он ни был. Это было тем более необходимо, что народ вышел из Смутного времени гораздо впечатлительнее и раздражительнее, чем был прежде. Начинается время мятежей, «Бунташное время», как говорили современники. В царствование Михаила «раздражительность», нежелание терпеть лишения и своеволие помещиков и властей, выражается в появлении множества разбойничьих банд. В следующее царство недовольство взорвется мятежами, которые будут трясти государство.
Важным фактором стабилизации государства было международное положение. Михаил вел три войны: одну со шведами, две с Польшей. И все три проиграл. Москва вынуждена была признать территориальные потери, но это не стало трагедией. Ключевский констатирует: «Государство царя Михаила было слабее государства царей Ивана и Федора, но было гораздо менее одиноким в Европе»27. Тридцатилетняя война (1618-1648), совпавшая с царствованием Михаила, превратила Московское государство, благодаря, прежде всего, географическому положению, в завидного партнера. Острая враждебность православной церкви по отношению к «латинянам», католикам привлекало к Москве внимание протестантских участников войны (и их союзника Франции). В Москве не любили «лютеров» тоже. Великолепный мастер слова Иван Грозный обнаружил, что Лютер происходит от русского слова — лютый. Но к «латинству» отношение было совершенно нетерпимым. В 1620 г. церковный собор по настоянию Филарета определил, что при переходе в православие католиков и униатов их следует перекрещивать. Более того, подлежали перекрещиванию и те православные, которых крестил униатский священник.
Внешнеполитическая ситуация принесла с одной стороны помощь московскому государству западных стран, противников католических Габсбургов, а с другой стороны определила первенствующую роль в Москве протестанских государств — Голландии, Дании, Англии, Швеции. Северные страны несли в Московию новую военную технику (в 1632 г. голландцы строят в Туле первый русский современный оружейный завод и арсенал), военную тактику и систему обучения солдат (в 1647 г. в Голландии было напечатано на русском языке первое пособие по подготовке пехотинцев). Административные порядки, организация бюрократической машины также были во многом заимствованы в протестанских странах.
