Смертность от неосторожности, исчисленная по всей России за 1842 год
Неизвестный автор (1843)
В народном характере русском самой резкой чертой выдается изумительное равнодушие или, лучше, крайняя беспечность насчет опасностей, угрожающих не только здоровью, но и самой жизни. Это не есть признак болезненного повреждения духовной природы, происходящего от малодушной уверенности в бессилии избежать того, что присуждено неотвратимым роком, или от печальной утраты всякой веры в достоинство и прелесть земного бытия от черного, отчаянного сплина (хандры. — С. И.). Это, напротив, есть следствие как будто избытка жизненной энергии, избытка душевных сил, безусловно самонадеянных и потому безрасчетно разгульных. «Смерть копейка, голова наживное дело!» — говорит себе человек русский и, махнув рукою, с беззаботным спокойствием лезет в огонь и воду, часто не только без нужды, но даже без всякого повода, единственно для того, чтобы не дать себе труда сделать несколько лишних шагов в обход вправо или влево. Толкуй ему, что он идет на явную беду, что его постигнет верная гибель: он почешет себе затылок и скажет в ответ на все предостережения другую, не менее любимую пословицу: «Э! Да двух смертей не будет, а одной не миновать!» Тут, конечно, есть много поэзии, которой нельзя отказать в сочувствии, даже в уважении, тем больше, что это удалое молодечество никогда почти не переходит в хвастовство, совершается почти всегда бескорыстно; коротко сказать, если не всегда заставляет пропадать людей, то само большей частию пропадает даром.
Но поэзия поэзией, а прозаическая действительность, отсюда происходящая, представляет весьма горькие результаты. Сколько жертв погибает таким образом, погибает безвременно и напрасно! То правда, что «на всякий час не напасешься», от всего уберечься нет возможности. Нередко и даже очень часто случается, что «топит не море, а лужа». Однако ж, если не лезть нарочно в лужу, то не утонешь и в луже. Есть же пословица, и пословица весьма мудрая, что «береженого сам Бог бережет!» Больше внимания и опасливости: тогда, наверное, меньше будет случаев оплакивать несчастные жертвы, гибнущие от собственной вины, от беспечной и безрассудной неосторожности.
<…> Утопленники составляют самый многочисленный разряд тех, которые погибли напрасной смертью больше или меньше по собственной вине. Число их, простирающееся до 3380, относится к общему числу жертв неосторожности почти как 1: 2, т. е. составляет половину итога.
<…> Смертные случаи от угара происходят не столько еще в избах, сколько в овинах, где хозяева или рабочие, накалив жару до 50°, преспокойно остаются на ночь спать и не встают потом со своего чересчур теплого ложа. Еще больше гибнет жертв от особенного рода смерти, известного только у нас: именно от «запаривания», при котором главным образом действует также угар. Это бывает в обыкновенных банях, а еще более в избяных печах, которыми простой народ в деревнях нередко заменяет бани <…>. Страшно даже вообразить, как это делается. В жарко истопленную, почти раскаленную избяную печь, которую еще для усиления пара поливают внутри водою, влезает добровольно несчастная жертва, затворяет устье печи заслоном, велит припереть заслон снаружи рогачем или ухватом, чтобы он не отваливался, и в этой кругом наглухо запертой трущобе <…> начинает хлестать себя спрыснутым горячею водою веником. <…> Вообще этот варварский обычай господствует преимущественно в средней полосе Империи <…>. Особенно отличаются числом их губернии Костромская, Пермская, Тверская и Ярославская. Итог всех вообще задушенных чрезмерным жаром, состоя из 304 жертв, превышает сумму показанных замерзшими.
<…> Последняя графа в таблице составлена из несчастных, которым, как говорится официальным языком, «смерть воспоследовала от чрезмерного употребления горячих напитков»! Здесь общий итог жертв — 939, почти тысяча! Впрочем, в этой тысяче заключены не все погибшие от пьянства. Это только собственно «опившиеся», т. е. умершие именно и единственно от того, что, следуя пагубной пословице «Душа мера!», хватили «через меру».
Если принимать во внимание вообще большее или меньшее участие пьянства, то наибольшую часть смертных случаев, размещенных по всем прочим графам таблицы, должно будет приписать «употреблению горячих напитков». <…> В отношении к числу опившихся Москва со своею губернией первенствует: там опилось 130 человек.
<…> Итак, на пространстве Российской империи, которой население можно положить по самой большой мере в 54 миллиона, в течение 1842 года один из 7700 жителей был намеренно сам более или менее причиной своей смерти.
Смертность от неосторожности, исчисленная по всей России за 1842 год // Журнал МВД. СПб., 1843. Ч. 3. С. 65-67, 71, 82-88.
Миниатюра: Николай Пимоненко. Брод.
