Сельское духовенство в России в XIX веке
И. Беллюстин
Одну способность только показывает большая часть учителей — обирать деньги. Зло это всюду пустило глубокие корни; но нигде оно не обнаруживается так небоязненно, так нагло, с такими страшными притязаниями, как в духовных училищах, в духовных правлениях и консисториях. Приводят мальчика в училище; отец должен явить его смотрителю и пятерым учителям. Явить — значит принести деньги. При этом случае от беднейшего причетника требуется не менее двух руб. сер. смотрителю и не менее рубля на каждого учителя. Священник должен представить вчетверо или, по крайней мере, втрое. <…> Та же история повторяется после Святок, после Пасхи, после ваканта, — непрерывно во все продолжение курса. Но зачем же дают? Затем, что горе тому мальчику, отец которого когда-либо не выплатил назначенного: месть жесткая, неумолимая, зверская преследует его с утра до ночи на каждом шагу. Истязаниям несчастного, — и каким страшным истязаниям! — нет ни конца, ни меры. Скажем одно: в один и тот же день от двоих учителей ученику случается вытерпеть до 200 розог, самых беспощадных, потому что учитель стоит тут же и кричит: больнее, больнее! Секущий из учеников знает, что за малейшее послабление ему грозит тоже казнь, и потому напрягает все силы удовлетворить учителя. И этого мало: ученика, едва вставшего с пола, учитель хлещет рукой, книгой, чем пришлось, по ушам, по голове, по щекам <…>. Прекраснейший мальчик, но сын бедного отца засекается — именно засекается. Не дальше как два года назад в училище двенадцатилетнего мальчика, таким образом наказанного, и не за вину, а за то, что отец его не привел учителю корову, которую тот требовал, принесли на руках домой, и он на другой же день помер. И это дело не редкое.
И вот ученик кончил училищный курс и так или иначе переходит в семинарию. Какой же запас вынес он из училища для действительной жизни? Никакого. <…> Ради чего же он вытерпел столько наказаний, перенес столько мук, пролил столько слез? И еще, если б эти годы были только убиты, сгибли без пользы; нет, в течение их глубоко заронилось в юную восприимчивую душу семя зла. Что он видел постоянно в квартире своей? Грязь и порок. Что он видел в училище? Ту же грязь. Что видел в начальниках и учителях? Злых и жестких наемников, единственная цель действий которых — грабеж, смелый, непреследуемый и ненаказываемый; видел, что для учителя, часто нетрезвого, не существуют ни закон, ни правда, ни совесть; что он безнаказанно казнит и милует, и что единственное средство избавиться от козней — давать деньги, как можно более денег или иного чего; вот что неотступно перед глазами его было целых шесть лет!
Мудрено и взрослому продышать в такой губительной атмосфере и не заразиться; чего же хотеть и ждать от мальчика? И весь страшно заражается он. Грубеет и искажается его нравственное чувство. Без отвращения смотрит он на самый грубый разврат. С ним безумно жестоки — ожесточается и он; с его отца выжимают деньги — выжимает и он, если только имеет возможность, если, например, он авдитор или старший.
<…> Исключения встречаются, и после такого гибельного начала вырастают добрые ученики, которых, видно, сам Господь хранит; но, к несчастию, такие исключения редки. О вы, слепые судьи чужих дел! Так беспощадно преследуете вы и насмешкой и презрением несчастных иереев; но если б провести вас сквозь этот омут, что зовется нашим образованием, — Бог знает, вышли ль бы вы чище, были ли бы вы лучше в жизни!
Описание сельского духовенства в России. Лейпциг, 1858. С. 24-26.