Русский не любит ждать

Белинский, Российская империя, Цитаты и извлечения для рефератов, ЯАвторы Русский характер

В. Белинский

На востоке Европы, на рубеже двух частей мира, про­видение поселило народ, резко отличающийся от своих западных соседей. Его колыбелью был светлый юг; меч азиатца-русса дал ему имя; издыхающая Византия завеща­ла ему благодатное слово спасения; оковы татарина связа­ли крепкими узами его разъединенные части, рука ханов спаяла их его же кровью; Иоанн III научил его бояться, любить и слушаться своего царя, заставил его смотреть на царя как на провидение, как на верховную судьбу, кара­ющую и милующую по единой своей воле и признающую над собой единую божию волю. И этот народ стал хладен и спокоен, как снега его родины, когда мирно жил в своей хижине; быстр и грозен, как небесный гром его кроткого, но палящего лета, когда рука царя показывала ему врага; удал и разгулен, как вьюги и непогоды его зимы, когда пировал на своей воле; неповоротлив и ленив, как медведь его непроходимых дебрей, когда у него было много хлеба и браги; смышлен, сметлив и лукав, как кошка, его домаш­ний пенат, когда нужда учила его есть калачи. Крепко сто­ял он за церковь божию, за веру праотцев, непоколебимо был верен батюшке царю православному; его любимая по­говорка была: мы все божии да царевы. Бог и царь, воля божия и воля царева слились в его понятии воедино. Свя­то хранил он простые и грубые нравы прадедов и от чис­того сердца почитал иноземные обычаи дьявольским на­важдением. Но этим и ограничивалась вся поэзия его жиз­ни: ибо ум его был погружен в тихую дремоту и никогда не выступал из своих заветных рубежей; ибо он не пре­клонял колен перед женщиною, и его гордая и дикая сила требовала от нее рабской покорности, а не сладкой взаим­ности; ибо быт его был однообразен, ибо только буйные игры и удалая охота оцветляли этот быт; ибо только одна война возбуждала всю мощь его хладной, железной души, ибо только на кровавом раздолье битв она бушевала и ве­селилась на всей своей воле. Это была жизнь самобытная и характерная, но односторонняя и изолированная. В то время, когда деятельная, кипучая жизнь старейших пред­ставителей человеческого рода двигалась вперед с пестро­тою неимоверною, они ни одним колесом не зацеплялись за пружины её хода. Итак, этому народу надобно было приобщиться к общей жизни человечества, составить часть великого семейства человеческого рода. И вот у это­го народа явился царь, мудрый и великий, кроткий без слабости, грозный без тиранства; он первый заметил, что немецкие люди не басурманы, что у них есть много тако­го, что пригодилось бы и его подданным, есть много тако­го, что им совершенно ни к чему не годится. И вот он начал ласкать людей немецких и прикармливать их своим хлебом-солью, указал своим людям перенимать у них их хитрые художества. Он построил ботик и хотел пуститься в море, доселе для его народа страшное и неведомое; он приказал заморским комедиантам тешить свое царское величество, крепко-накрепко заказав между тем право­славному русскому человеку, под опасением лишения носа, нюхать табак, траву поганую и проклятую. Можно сказать, что в его время Русь впервые почуяла у себя за­морский дух, которого дотоле было видом не видать, слы­хом не слыхать. И вот умер этот добрый царь, а на престол взошел юный сын его, который, подобно богатырям Вла­димировых времен, еще в детстве бросал за облака стопу­довые палицы, гнул их руками, ломал их о коленки. Это была олицетворенная мощь, олицетворенный идеал рус­ского народа в деятельные мгновения его жизни; это был один из тех исполинов, которые поднимали на рамена свои шар земной. Для его железной воли, не знавшей пре­пон, была только одна цель — благо народа. Задумал он думу крепкую, а задумать для него значило — исполнить. Увидел чудеса и дива заморские и захотел пересадить их на родную почву, не думая о том, что эта почва была слиш­ком еще жестка для иноземных растений, что не по них была и зима русская; увидел он вековые плоды просвеще­ния и захотел в одну минуту присвоить их своему народу. Подумано — сказано, сказано — сделано: русский не лю­бит ждать. Ну — русский человек, снаряжайся, по царско­му наказу, боярскому приказу, по немецкому маниру… […]

И всё завертелось, всё закружилось, всё помчалось стремглав. Казалось, что Русь в тридцать лет хотела воз­наградить себя за целые столетия неподвижности.

Литературные мечтания. Полн. собр. соч. в 13 т. М., 1953. Т. 1. С. 36-39.